Ретт Батлер. Вычеркнутые годы - Татьяна Осипцова

– Ни черта не понимаю! Он рассказывает что-то смешное? – выпытывала она.

– Всякие пошлости и скабрезности, – ухмыльнулся Ретт. – Вечная история о том, как муж, вернувшийся со свидания с женой своего друга, застал его дома со своей собственной женой. И как она выкручивалась, объясняя, почему босой гость вывалился из шкафа.

Скарлетт фыркнула:

– Действительно, пошлость. Это заведение вовсе не похоже на театр.

– Варьете выросли из кафешантанов, маленьких ресторанчиков, в которых публику, как умели, развлекали певцы и танцоры. Вероятно, кафе перестали вмещать всех любителей подобного рода зрелищ, и кому-то пришло в голову построить большой красивый зал. Зрители сюда валом валят, и, думаю, хозяева не в накладе.

Заметив, что Скарлетт допила свой абсент, он налил ей вина.

– Попробуй, моя прелесть, отличное бордо.

На сцене появился фокусник, и Скарлетт, будто ребенок, завороженно смотрела на него.

Затем выступали еще певцы и танцоры…

Они опустошили бутылку вина, а представление шло своим чередом.

Скарлетт немного захмелела, совершенно расслабилась и даже тихонько подхватила припев незатейливой песенки, которую исполняла тощая певица. Песня была настолько проста, что она поняла слова и повторяла рефрен: «Мы будем вместе с тобою всегда…»

– Настала пора выпить абсента, – решил Ретт, – но уже без сахара и воды.

Он плеснул в рюмку совсем немного, и Скарлетт заглотила зеленую жидкость одним махом.

Глядя, как она разевает рот, пытаясь продышаться, Батлер откровенно расхохотался. Схватив из вазы яблоко, откусив и быстро проглотив, Скарлетт свирепо блеснула глазами.

– Мог бы предупредить! Мне кажется, у меня в горле застряла головешка.

– Не волнуйся, горечь и жжение пройдут.

Ретт небольшими глотками опустошил свою рюмку и, слегка поморщившись, прикрыл глаза. Когда он открыл их, Скарлетт почудилось, что взгляд его стал другим. Глаза еще больше почернели и будто замаслились, холеные усики встопорщились от легкой улыбки. Он походил на кота, добравшегося до миски со сметаной.

– Зато теперь ты испытаешь совершенно незнакомые ощущения, – пообещал он ей.

– Ничего я не испытываю, кроме горечи. Да какое-то эхо появилось, будто я в лесу.

– Вот-вот, начинается… – удовлетворенно кивнул он.

Спустя минуту Скарлетт хихикнула:

– Гляди, Ретт, как пляшут огоньки! Они зажгли еще лампы возле сцены… О, какие милые двойняшки танцуют… Просто ужас, они же почти голые – только юбочки из листьев и бусы! По лицу не негры, а черные… Они чем-то намазались?

Ретт кивнул, лукаво блеснув глазами.

– Вероятно, они изображают дикарок. Хотя на самом деле девушка на сцене одна.

– Брось, – убеждала Скарлетт, – ты меня разыгрываешь! Их две, но они совершенно одинаковые. И как слаженно танцуют – шаг в шаг.

– У тебя в глазах двоится, моя прелесть. Танцовщица одна. Если не веришь, посмотри на меня.

Скарлетт несколько секунд пыталась сфокусировать взгляд на Ретте, а потом расхохоталась:

– Тебя, тебя… тебя тоже два… Или это приехал Росс? Он немного похож на тебя, в первый раз я со сна даже перепутала…

– Дорогая, ты пьяна, – со смехом констатировал Ретт. – Эффект от абсента может быть непредсказуемым, а вдруг ты устроишь истерику или надумаешь раздеться при публике?

Скарлетт беззаботно мотнула головой, в ней будто зазвенели колокольчики, и она мотнула еще раз, чтобы послушать.

– Ерунда, и ни капельки я не пьяная. У меня в жизни не было такой светлой головы и никогда мне не было так весело. Посмотри, Ретт, девица сошла со сцены. Да она уселась на колени к мужчине! Они целуются… Вот бесстыдники! Ретт, а ты меня поцелуешь?

Она потянулась к нему через стол, он еле успел подхватить падающую бутылку.

– Стоп, Скарлетт.

Она непонимающе уставилась на него и пролепетала обиженно:

– Ты не любишь меня?

Он покосился на соседние столики и коротко вздохнул:

– Такого я даже от тебя не ожидал: признаваться в любви во всеуслышание…

– А мне плевать! – перебила она, хватая его за руку. – К тому же они ни черта не поймут. Ты мне скажи, ты меня любишь?

– Люблю, люблю… – быстро проговорил он. – Давай-ка поедем отсюда, пока ты еще не надумала танцевать на столе.

– Я бы потанцевала… А где мой абсент? Я хочу еще выпить!

Ретт и глазом не успел моргнуть, как она наполнила рюмку, опрокинула ее в рот, сморщилась от горечи и обернулась.

– Ретт, любимый… Почему ты не хочешь меня поцеловать, я хочу тебя…

– О-о, только не здесь, кошечка… Поедем домой.

Он повлек Скарлетт к выходу из зала, но она упиралась и все оглядывалась на стол, твердя, что хочет досмотреть представление до конца. Тогда Ретт просто подхватил ее на руки. Ему стоило большого труда не споткнуться – он почти не видел, куда идет. Скарлетт все пыталась поцеловать его, а он, смеясь, уворачивался. Ее локоны лезли ему в рот и в глаза. Наконец швейцар распахнул перед ними дверь, и они оказались на улице.

Цепочка наемных экипажей на бульваре ждала театрального разъезда, и первый из них подкатил к самому входу. Ретт усадил Скарлетт, плюхнулся на сиденье рядом с ней и приказал кучеру: «В Ритц!»

В ярком свете электрических фонарей, новшества, лишь недавно появившегося на Монмартре, пешеходы провожали глазами самозабвенно целующуюся в наемной карете парочку.

Когда экипаж остановился у отеля на площади Вандом, Ретт оторвался от Скарлетт. Она, обвив его шею руками, шептала, не открывая глаз: «Ретт, любимый…»

– Скарлетт, приди в себя, мы уже у дверей отеля, – теребил он ее за щеки. – Нам осталось миновать вестибюль. Надеюсь, ты в состоянии идти? И постарайся держать рот на замке.

Крепко прижав ее локоть к своему боку, Ретт дотащил нетвердо ступающую Скарлетт до номера. Перед тем как открыть дверь, он приложил палец к губам:

– Т-с-с-с, не разбуди Кэт.

Но ему пришлось зажать ей рот своей ладонью, потому что Скарлетт принялась напевать услышанную в варьете песенку. Водворив ее в спальню, он вернулся, чтобы плотно прикрыть дверь в комнату, где спала их дочь и прикорнувшая на тюфяке Бетси. В это время Скарлетт, забравшись на кровать, пыталась изобразить канкан.

– Милый, давай танцевать вместе, одна я падаю…

– Силы небесные! Ты просто сумасшедшая!

Скарлетт протянула ему руки, а когда он взял их, нарочно упала, увлекая за собой.

– Я хочу тебя, Ретт, я люблю тебя… – шептала она.

– Постой, дорогая, дай хотя бы раздеться, – отбивался со смехом Ретт.

– Раздеться?

Она отпустила его и принялась лихорадочно стягивать с себя платье, обрывая крючки и пуговицы.

Когда она, насытившись, откинулась на свою подушку, Ретт достал сигару, закурил и изрек с усмешкой:

– Мне думалось, я познал всю полноту твоей страсти, Скарлетт, однако абсент превращает тебя в феерическую женщину! Только повторять эксперимент я не решусь – вдруг в следующий раз ты исполосуешь мне ногтями не только спину, но и лицо?

Он пыхнул сигарой и обернулся. Скарлетт крепко спала.

Наутро она не помнила почти ничего из того, что случилось прошедшей ночью. За рюмкой чистого абсента следовал провал в памяти.

Не скрывая, насколько это забавляет его, Ретт для начала сообщил, что накануне она взяла его силой вот на этой самой кровати. Сперва Скарлетт разинула рот от изумления, но быстро нашлась и запальчиво поинтересовалась:

– А почему мужчине можно проявлять инициативу, а женщине нельзя?

– Это несколько разные вещи – инициатива и то, как ты себя вела. Ты набросилась на меня будто моряк, полгода пробывший в плавании и не видавший ни одной женской юбки.

Затем Ретт вволю повеселился, в красках описывая, как она кидалась к нему на шею в Фоли-Бержер, как кричала, что любит и требовала признания от него.

– Этого не может быть, ты лжешь! – горячо запротестовала Скарлетт.

– Свидетелями твоего буйного поведения были не меньше трех сотен человек. Мне пришлось на руках вынести тебя из театра, при этом ты брыкалась и вырывалась.

Скарлетт насупилась, будто обдумывая что-то серьезное, затем заявила:

– А мне плевать! Они не знают меня, и я больше никогда их не увижу!

– Кошечка, ты изрекла очень мудрую мысль. Никогда не стоит обращать внимание на людей, которые тебе безразличны. Важно лишь мнение тех, кто дорог и близок нам.

– Мне дороги только ты и Кэт.

Скарлетт попыталась приподняться в постели, но тут же рухнула на подушки, закрыв глаза ладонью.

– Что, голова кружится?

– И к тому же болит, – пожаловалась она.

– Что желает госпожа в постель? Кофе или содовой?

При мысли о кофе Скарлетт прислушалась к ощущениям в желудке.

– Лучше содовой. И, пожалуйста, не спаивай меня больше.

В этот день они обедали в номере. У Скарлетт не было сил одеться и выйти в ресторан. После обеда они устроились в креслах перед распахнутым окном. Ретт курил, просматривая парижские газеты, а Скарлетт просто любовалась белыми барашками облаков на голубом небосклоне, изредка прикрывая глаза. Казалось, она вот-вот задремлет.