Другой - Станислав Жейнов

Забряцал ключами. Открыл кабинет. Мы вошли.

— Дело Ваше не простое. Дело фантастическое, дело современное хе-хе-хе… Хотя, вам-то, может и ничего, а вот другу… Он ведь ваш друг? — так вот, ему, за избиение сотрудника… при исполнении служебных обязанностей… Можете кривляться и дальше конечно, дело ваше…

— Ну, допустим никакого избиения не было, — говорю.

— Я читал Ваше заявление… вот только… как же не было… Вот, смотрите. — Он, вытащил из внутреннего кармана, и бросил на стол, большой конверт, набитый обшарпанными рентгеновскими снимками.

— Выбирайте любой. С середины интересней, там сломанные носы, ребра…

— И что это такое?

— Это статья, — сказал, присаживаясь на стул. Жестом пригласил сесть напротив. — Вы знакомы с уголовным кодексом? Это восемь лет, минимум.

Ерунда это все, думаю. Просто денег хочет — как обычно. Зачем только представление это? Если б касалось только меня, уже, послал бы, а так…

— Твой друг, — продолжал он, — он ведь… не бедный человек?! Не бедный.

Я закурил. Ну вот, уже теплее, думаю. Значит, будем торговаться.

— Понимаете, — говорю, — такие снимки, надо своевременно засвидетельствовать, причем…

Он мня оборвал, так неожиданно громко, что я отдернулся:

— Ах ты у нас грамотный! Так вот учтите подследственный! — Я здесь царь и бог! Царь и бог! — С силой уронил кулак на стол:

— И экспертиза, и свидетели, и суд и все, все будет, как захочу — я! Неужели не понятно?

Как-то сразу стало грустно. Наши отношения заходили в тупик. Если бы он был моей девушкой, порвал бы с ним прямо здесь и сейчас.

Как-то ведь раньше, я с ними договаривался? — приходилось. Но этот — странный какой-то. Хотя, может — очень-очень деньги нужны? А может, они теперь все такие?.. Или… — Или — дело во мне?

Обидно, неужели я произвожу, такое убогое впечатление. А как же — умный пронзительный взгляд, волевой подбородок, гордая осанка! — Человек кремень, человек скала, человек — паук, на худой конец, а тут…

Лет семь я конечно продержусь, но потом… мне принесут фотографию Пинк, я загрущу об упущенных возможностях, зарыдаю, впаду в ничтожество, на коленях попрошу Антон Палыча принять мега-отступные.

И какой смысл тянуть?

— Давайте все-таки так, — говорю. — Превышение скорости — это конечно штраф, и не подчинение приказу остановиться, — тоже не очень хорошо. Могут даже лишить прав — наверное. Вот об этом, я бы с удовольствием поговорил… Будем взрослыми людьми…

Почему-то, я его не убедил.

— Ты у меня сгниешь тут! — И снова кулаком по-столу — бах.

Зря он это, поберегся бы, итак по очкам выигрывал. Теперь, уже я, разозлился:

— Только не "сгниешь" — а "сгниете"! И еще! Ты будешь так разговаривать с моляром, который дверь в камеру сторожит, а со мной…

Капитан привстал со стула, хлопнул ладонью по конверту: — Знаешь, чьи снимки сейчас здесь появятся?!

Я приготовился дать отпор, но, думаю, — этот сам бить не будет, или позовет кого-то или уже потом, в камере…

За дверью зашумели, послышался смех, звон бутылок. Отворилась, в кабинет уверенно вошел пожилой грузный милиционер. За ним, как-то боком ввалился Игорь, в руках — ящик коньяка. За белорусом — еще двое, последний прикрыл дверь.

— Здравия желаю! — Резко встал и отдал честь "мой капитан".

— Что ты делаешь в моем кабинете?

— Виктор Георгиевич!.. Мне надо было ознакомиться с некоторыми деталями дела…

— Свободен… Подожди… какого, нах — дела?

— Виктор Георгиевич!.. Весь отдел, третью ночь на ногах, а эти — подозрительные…

— Кто?! Наши урки на Жигулях катаются, а эти — нах — на джипе.

— Я хотел как… хотел как лучше… — оправдывался капитан.

— Мои ребята их взяли! Это мое дело! Какого нах, ты этого мажора. — Показал на меня. — Из камеры вытащил?!

Я возмущенно посмотрел на капитана: "Молодец мужик, — хвалю в мыслях Виктора Георгиевича. — Давай еще, врежь ему! С "мажором" — ты, конечно погорячился, но!.."

— По наводке… от информаторов… — Смущенно закашлял. — Один из контактов… Виктор Георгиевич, я правда хотел как лучше!

Кажется — еще секунда и капитан заплачет.

— Вынюхиваешь! Высматриваешь!.. Под кого копаешь?!. Под меня копаешь?!.

— Нет-нет. — Уверенно замотал головой Антон Палыч. — Не под Вас, не под Вас…

— Пошел отсюда!

Капитан хотел еще что-то сказать, но не решился, опустил низко голову, как-то убого на полусогнутых, вышел из кабинета. Игорь, уступил ему дорогу — прижался к стене, поймал мой взгляд. Подмигнул.

Через секунду, капитан снова появился в дверях: — Виктор Георгиевич — третью ночь, как зомби… Оттуда, конечно видней… Но я, не один такой, хожу — не знаю куда себя деть…

— На "х.."! — "ароматерно" полетело в ответ.

— Не подумайте!.. Ничего против Вас… Никогда!.. Просто — эти. — Указал на меня пальцем: — Они преступники!

— На "х.."! — крикнул, в этот раз так громко, что страхом проняло даже меня.

Антон Павлович утвердительно потряс головой, снова растворился во мраке коридора.

Виктор Георгиевич подошел ко мне, обдал мощным перегаром, буравя тяжелым взглядом, закричал: — Через неделю его здесь не будет! Или я, или он!

Я понимающе кивнул.

— А теперь — ты — белорус. — Перевел внимание на Игоря. — Садись! Коньячком значит откупиться хочешь?!

— Очень хочу, Виктор Георгиевич!

— У меня сестра в Минске: Буракова — слышал?

— Буракова, Буракова… — да, кажется, слышал. Да, точно слышал! Хорошая такая женщина, душевная…

— Да, она. Нинка Моя.

— Нина Буракова — знаю, не очень близко — но знаком.

Брат Нинки Бураковой уселся на стул, который, еще минуту назад, занимал капитан. Предложил садиться остальным.

Игорь опустил ящик, уселся на него. Два молодых человека, в форме, заняли тесное засаленное кресло. Игорь, поставил на стол две бутылки коньяка. Скрипнула дверца выдвижной тумбочки. Рядом с коньяком, появился граненый стакан.

— Сейчас поглядим, какой ты белорус, — сказал Виктор Георгиевич. Распечатал бутылку. Щедро наполнил, видавшие виды емкость ароматным, завораживающим. Я обратил внимание, как у всех присутствующих задергались кадыки. Тоже сглотнул слюну.

— Давай!

— Виктор Георгиевич, мне нельзя, — виновато пробубнил Игорь. — За меня друг выпьет — можно? — Похлопал меня по плечу.

— А мне с ним, или с тобой разговаривать? — Недовольно ухмыльнулся милиционер. Демонстративно отвернулся, стал разглядывать обшарпанные, пожелтевшие от времени обои, по столу, нервно, забарабанили пальцы.