Другой - Станислав Жейнов

— Ой! "Аллах-Акбарин" приехал! — закричал Игорь на все здание. — "Глубокоублажаемый" наш!.. Вернулся!..

Обнялись.

— Похудел, похудел, — жалобно причитал я, — но и повзрослел. Пади — вся спина в куполах?

— А как же. Делаем карьеру, где только можно.

— Как самочувствие, — спросил Игорь, потрогал вспученный синяк.

Сергей поморщился: — Нормально. Чуть-чуть болит. Пройдет. А от кого так перегаром несет?

Игорь сыграл удивление: — На меня не смотри. "Трезвус-фактор" положительный. Стекло.

— Это от меня, — сказал я.

— Он тоже пил, я вижу.

Сергей сразу изменился в лице, осунулся.

— Все — да?! Сам уже не остановишься?!. Знаешь, что это? Это запой.

— Я сейчас все объясню, — говорю ему.

"Здоровый" покачал головой:

— Онега отменяется… Все ребята, возвращаемся в Питер.

— Хорошая шутка, — широко улыбаясь, сказал Игорь.

Сергей обнял меня за плечи: — Прости друг, так получается. Ему надо домой… Запускать нельзя… Видишь — "ерунда" какая получается?..

— Какая "ерунда" получается? — возмутился белорус. — Хочешь в Питер? Езжай в Питер. У меня отпуск, я еду отдыхать на Онегу!

— Ты едешь домой!

— Хрен.

— Ладно, пошли. — Сергей направился к выходу. Я пошел следом.

— Я не хочу домой! Я еду на Онегу, — слышалось позади. — А "долина идолов"?.. А Снигирев?.. А "шунгит" "бл…"?

Стены коридора подпирают деревянные стулья с откидными сидениями — такие раньше были в кинотеатрах. Над ними возвышаются фотографии пожилых мужчин в милицейской форме. Каждая, в индивидуальной золотистой оправе. Суровые лица и веселые блестящие медали, приплюснуты рифленым стеклом. Подмечаю — как строго соблюдена субординация: Сначала, идут самые "звездатые" и "медалистые", потом попроще, и, наконец, нижние чины. Снимки последних — черно-белые, отчего лица расстроились, поугрюмели.

Не смотря на ранний час — душно. Единственное окно, как раз напротив дежурного — распахнуто. Оконные рамы упираются в большие, расположенные симметрично по бокам, зеркала. Дежурный любит в них себя разглядывать, правда для этого ему приходится ставить стул на дыбы, вот как сейчас, и сильно вытягивать шею.

Есть еще тумбы, с цветами в желтых глиняных горшках, но их почти не видно из за… В коридоре люди в форме, человек пятнадцать-двадцать. Все чего-то ждут. Одни — погрузились в жесткие, неудобные стулья, и тихо себе кимарят, другие — собрались в группки по три-четыре человека, лениво позевывая, что-то без интереса рассказывают друг-другу.

Когда мы проходили одну из таких групп, Сергея кто-то уверенно схватил за локоть.

— Не торопись громила, поговорить надо, — прозвучало не громко, так, что слышали только мы.

Меня, опять посетило плохое предчувствие. Впрочем, оно уже стало хроническим.

Их было четверо. Одно лицо среди них — нам уже знакомо. Пока были внизу, краем глаза, все за ним наблюдал, потом потерял из виду, и надеялся, что навсегда, но…

Сергея остановил не он, а другой — незнакомый.

— Аккуратней! — донесся сзади голос белоруса.

— В чем дело?! — Вышел на встречу ему, тот самый — хромой сержант, демонстративно, снял с пояса резиновую дубинку.

Сергей громко: — Игорь, не зарывайся! Я сам.

Еще один, встал перед Игорем, загородил проход. Белорус хотел обойти, но тот не дал, подошел вплотную. Друг, попытался отодвинуть назойливого милиционера рукой, и тут:

— Ааааа!.. — послышалось душераздирающее. Я рефлекторно шарахнулся в сторону. Милиционер упал на пол, схватился за лицо:

— Ааааа!.. Ты что сделал?!.. Сссс…

Что с ним? — не понятно. Никто его не трогал.

Игорь, сперва настороженно прищурился одним глазом, а потом улыбнулся, или оскалился — черт его разберет. Он-то как раз, кажется, понимал, что происходит. Поднял руки — показал, что в них ничего нет, наклонился к агонизирующему телу:

— Товарищ, Вам плохо?

— Стоять на месте! На месте!! — крикнул хромой сержант, что стоял ближе ко мне, и в эффектном прыжке, уронил дубинку на плечо белоруса.

Игорь вскрикнул от боли, схватился за ушибленное место. Сержант хотел добавить, но не успел. Кулак Сергея пришелся прямо по центру, в переносицу. Я услышал, как хрустнул хрящ. Еле успел схватить, вмиг, потерявшего сознание сержанта. Из приплюснутого носа — бедняги, фонтаном хлестнула кровь. Чтобы не захлебнулся, перевернул на живот. Вроде дышит…

Вокруг все загомонило, забегало, застонало. Игоря еще несколько раз достали дубинкой. Удары хлесткие, болезненные, тем более, что попали несколько раз в одно и то же место. Белорус смог достать одного из обидчиков, как раз, когда тот замахивался. Ногой, точно в челюсть. Однако, думаю — растяжка! Так уметь — тренироваться надо. А я вот, как-то не стал бы тратить время. И вообще я против насилия.

Противник упал, видимо, надолго.

Руки Сергея мелькали, как лопасти вертолета. Если кто-то не успевал увернуться — отлетает на несколько метров и уже не вставал. Ребята, затеявшие драку, уже на полу, но к эпицентру подтягивались свежие силы.

От меня толку мало, но не принимать участия в битве, не мог. Попробовал пробиться к друзьям, но — никак, их окружили плотным кольцом. Какой-то бойкий кинулся Сергею в ноги, еще трое вцепились в руки и шею, повалили на пол, принялись бить ногами.

Метрах в пяти, с дребезгом разлетелась зеркальная плита: Это белорус схватил не самого верткого бойца, поднял над собой и швырнул в стену. Кроме зеркала, со стены слетело несколько портретов. Осколок стекла больно полоснул меня по щеке. Схватился за рассечение — очень вовремя. В лицо въехал острый носок чьего-то ботинка. Рука амортизировала удар.

Сергей смог подняться, свернул еще несколько скул, чьей-то головой сорвал с петель оконные створки, но не успел увернуться от цветочного горшка. Удар пришелся прямо в весок. Гигант, рухнул, сильно ударился затылком. Лицо мгновенно залило кровью, глаза закатились. Огромные белки глаз, на красном от крови лице — в этом было что-то завораживающее.

Наконец, я смог пробиться в центр, упал на Сергея, стараясь закрыть голову друга от ударов. Сверху, будто посыпался град. Били по всему. На теле, казалось, не осталось живого места.

Игорь не сдавался. Дрался отчаянно, до конца.

Когда получалось поднять голову — видел его перекошенное от злости лицо, видел как падают люди, еще одна тумба пролетела мимо, дубинка взмыла к потолку… И опять удар, опять закрылся.

На время все стихло. Открыл глаза, посмотрел через дыру согнутой в локте руки. Игорь — в полуметре. Полусогнутый, остервенелый — я бы не рискнул, к такому вот, сейчас…