Турецкий ятаган - Сергей Шхиян

— Ладно, коли так. Только, Сашка, это ты за все перед Богом в ответе. Мое дело сторона. Так и на страшном суде скажу: «Знать ничего не знал, ведать не ведал»!

— Скажешь, милый, скажешь. Ты только меня слушай, и все будет хорошо.

— А сирота-то какова из себя, хороша? Не жалко давить-то будет?

— Чего тебе до нее, барышня, как барышня. Одна видимость, а не девка.

— Ну, тогда что, тогда ладно, тогда я согласный.

— Вот и хорошо, а теперь давай спи, нам рано вставать.

Заговорщики замолчали, а я проснулся окончательно. Долго лежал, ни шевелясь, терпя несносный зуд. Только было собрался почесаться, как Фома опять поднял голову:

— А ты меня, Сашка, не обманешь?

— Вот те крест, не обману, — сонным голосом ответил коварный искуситель, — ты ж мне, Фома, как родный брательник!

Фома наконец унялся и тут же захрапел. Сашка лежал вытянувшись, и чувствовалось, что он еще не спит. Не спал и я, не представляя, что мне делать с этими уродами. В том, что неведомый Сашка непременно наломает дров, можно было не сомневаться. И неведомую сироту задушит, а затем убьет и своих подельщиков.

Я повернулся к своему больному и потрогал его лоб. Он был холодным, а сам Пантелей дышал ровно, без всхлипов.

«Хоть одному сумел помочь», — подумал я и ненадолго задремал. Окончательно я проснулся, когда начали вставать извозчики. Сашку и Фому среди обитателей ночлежки узнал сразу. Первый был невысокий крепыш с растрепанными бакенбардами и до рыжины прокуренными усами, второй — крупный детина с детским глупым лицом.

Мужики готовились к выходу на работу, толклись, мешая друг другу. В комнате сразу сделалось тесно, и повис густой махорочный дым. Мое неожиданное появление привлекло внимание постояльцев. Евсей объяснил товарищам, кто я такой, и те, бросив на новоявленного лекаря несколько любопытных взглядов перестали обращать на меня внимание. Мой больной за ночь настолько оклемался, что тоже попытался было встать. Однако был еще так слаб, что смог только сесть и слабо улыбнуться.

Я наклонился к Евсею и тихо спросил, не сможет ли он раздобыть мне на время верхнее платье и какую-нибудь шапку. Просьба была не самого лучшего тона: лишней одежды у этих бедных людей явно не водилось. Однако мой знакомец только спросил:

— Вечером вернешь?

— Постараюсь, если со мной ничего плохого не случится, то обязательно верну.

Евсей пошептался с земляками, и извозчики в складчину снабдили меня вполне приличным армяком на вате и облезлой бараньей шапкой Моя валенная домашняя обувь вполне подходила к такому наряду, так что теперь я оказался вполне экипирован. Еще мне был очень нужен хотя бы рубль на извозчика, но просить Евсея о такой ссуде я даже не пытался. Такие деньги были дневным заработком у большинства мужиков, и у меня не хватило совести так напрягать своего нового знакомого.

Наконец извозчики начали расходиться. Я подождал, когда подозрительная парочка выйдет из ночлежки, и пошел следом за ней. На выходе меня неожиданно задержал давешний привратник Иван Иванович. Он преградил дорогу и потребовал двугривенный за ночлег.

— Вечером заплачу, — пообещал я.

Маленький начальник ехидно усмехнулся, дохнул в лицо чесночно-водочным перегаром и вцепился в косяк рукой, перекрывая выход:

— Сейчас плати, знаю я таких умников!

Привратник, как мне не без основания показалось, принадлежал к довольно распространенному типу людей: наглому, глупому и донельзя самоуверенному в своем уме, силе и всегдашней правоте. Горе таких людей обычно заключается в том, что кроме них самих в их необычные качества больше никто не верит, что делает этих типов еще и агрессивными и пакостливыми. Навредить окружающим, доказывая свою правоту и превосходство, для них едва ли не единственная в жизни радость.

— Сейчас платить не стану, — жестко сказал я, опасаясь, что пока мы тут будем пререкаться, Сашка с товарищем успеют затеряться в городской сутолоке.

— Не будешь, так и не выйдешь! — радостно сообщил мне Иван Иванович. — Ишь ты хват какой!

— Выйду, — уверено сказал я и, превозмогая отвращение, наклонился к его лицу и в упор посмотрел в глаза. К сожалению, привратник оказался так туп, что ничего не понял. Он вытаращил свои неопределенного цвета буркалы в красных кровяных прожилках и осклабился.

— Дай мне три рубля в долг до вечера, — попросил я.

— Чааво! — оторопел он. — Ты это чааво!

— Таво! — в тон ему ответил я и ударил в солнечное сплетение.

Иван Иванович икнул и медленно согнулся пополам.

— Ты, ты, — хрипел он, задыхаясь, — да я тебя…

Я оттолкнул его с дороги и вышел на улицу. Конечно, моих подопечных там уже не оказалось.

— Где вы держите лошадей и подводы? — спросил я рыжего извозчика из нашей комнаты, который вслед за мной вышел на улицу.

— Ну ты лекарь, того! — с радостным восторгом воскликнул он. — Как звезданул Иваныча-то! Вот это дело, знаешь, сколько он, июда, нашей-то кровушки попил! Тебе денег одолжить?

— Если можешь, дай рубль, я отдам!

— За Иваныча не пожалею! Вот жила-то! А как ты его-то!

Мужик вынул из кармана тряпицу, развязал ее и отсчитал мне пять серебряных двугривенных.

— Я отдам, не сомневайся, — пообещал я, принимая его трудовые копейки.

— Это само собой, а конюшня здеся рядышком, пойдем, покажу.

Мы пошли вместе, и всю дорогу извозчик шумно радовался унижению мелкого тирана.

Конюшня действительно оказалась недалеко. Там в большом открытом дворе, сновало множество народа. Из крытого помещения мужики выводили лошадей, запрягали в подводы и разъезжали по работам. Я встал в стороне и ждал, когда появятся мои подопечные. Первым вывел лошадь Сашка. Он подвел ее к объемной бричке, выкрашенной в синий цвет, и, не торопясь, запрягал, придирчиво рассматривая упряжь. Вскоре появился и Фома. Тот вел под уздцы небольшую мохнатую лошадку. Чувствовалось, что отношения у них самые дружеские. Лошадь послушно шла за ним и, догоняя, тыкалась мордой в плечо, чтобы получить свою порцию ласки.

Я вышел на улицу и ждал, когда там появятся заговорщики. На одолженный рубль я теперь мог нанять извозчика, чтобы не гоняться за подводами пешком. Как не противно мне ввязываться в такую тухлую историю, другого выхода, к сожалению, не было — иначе потом всю жизнь будет мучить совесть, что не предотвратил убийство и не спас «сиротку».

Один за другим из конюшни выезжали ломовые извозчики, а мои убийцы что-то запаздывали. Я уже собрался было вернуться на конюшенный двор, посмотреть, куда они пропали, когда подельники наконец показались в воротах. Первым ехал Сашка и поминутно оглядывался на своего нерешительного товарища. Скорее всего, у Фомы вновь появились сомнения, и заводила не давал им разрастись до неповиновения.

Они ехали не спеша, и я без труда мог следовать за ними пешком. Однако на Пятницкой улице подводы поехали быстрее, и мне пришлось брать-таки извозчика. Я махнул рукой проезжающему «Ваньке», но тот, диковато взглянув на мой армяк, проехал мимо. Я догнал его сани, вскочил в них на ходу и начальственно ткнул «Ваньку» кулаком в спину.

— Поезжай вон за теми подводами, — начальственным голосом приказал я мужику, и тот по вековой привычке русского человека повиноваться каждому уверенному в себе наглецу, послушно поехал за моими ломовиками.

Возчики переехали мост и в районе Солянки свернули в тихий переулок. Мой «Ванька» следовал за подводами метрах в двухстах. Он видимо решил, что я шпик, переодетый крестьянином, и боялся даже обернуться в мою сторону. Когда возчики остановились возле небольшого дома с мезонином, он повернул ко мне голову.

— Стой! — велел я и сунул ему двугривенный.

От такой нежданной щедрости мнимого полицейского извозчик даже икнул, снял шапку и поклонился:

— Благодарствуйте, вашблагородь.

— Езжай с Богом, — небрежно распорядился я, не выходя из роли.

От греха подальше тот торопливо развернулся тут же не улице и подстегнул кнутом своего мерина. Дальше я пошел пешком.

Возле дома с мезонином мои возчики о чем-то оживленно совещались с дворником. Тот был бородатый мрачный мужик в белом фартуке. Возле них стояла худенькая девочка в накинутом на плечи пальтеце. У нее было прозрачное, тонкое личико с растерянным выражением.

Я остановился возле них и сделал вид, что поправляю свои валенные опорки. Меня без интереса осмотрели и не узнали.

— Так говоришь, хозяйка пять целковых посулила? — спросил Сашка дворника, намеренно не глядя на девушку. — А магарыч-то будет? — продолжил он, косясь на сироту.

— Будет, все тебе будет, — ответил за девушку дворник, плутовски подмигивая. — Хозяйка добрая барышня, поди не обидит!

— Я не знаю, как ты, Трофим, скажешь, — попыталась она вмешаться в разговор. — Только вы хорошо везите, не поломайте чего.