Турецкий ятаган - Сергей Шхиян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Комната — два рубля. Пожалуйте паспорт.
— У меня его с собой нет,
— Тогда два с полтиною. Деньги вперед-с.
Я без слова выложил требуемую сумму и получил ключ от номера. Служащий сам проводил меня, подождал, пока я отопру дверь и, кивнув, ушел, Я вошел в небольшую комнату с одной кроватью и столиком у окна, быстро разделся и рухнул в постель.
Ночью никто меня не тревожил, и я спокойно проспал до позднего утра.
Глава 5
Анна Ивановна наконец оказалась дома. Она сначала меня не узнала, а, разглядев, зарыдала и бросилась на грудь.
— Нет больше с нами нашего голубчика, сиротами оставил! — причитала она, орошая мою грудь горькими слезами.
Я как мог успокоил добрую женщину, и мы сели за стол помянуть Илью Ильича. Бывший хозяин, вернее будет сказать, наниматель Анны Ивановны Илья Ильич Поспелов был одноклассником моего предка. Человеком он был, бесспорно, замечательным, жил на широкую ногу, занимался частным сыском и, когда к тому принудили обстоятельства, приютил меня в своём доме. Позже между нами случилось некоторое охлаждение: пока я после ранения был без сознания, а потом долго лечился в его доме, он увел у меня девушку. Меня это, кстати, напрягало значительно меньше, чем его, и отношения наши несколько испортились.
Когда я только поселился в его доме, на меня было совершено покушение. Убийца стрелял из чердачного окна соседнего особняка, но попал не в меня, а в специально выставленную нами куклу. Мне удалось его задержать. Не разобравшись, что это не просто неудалая шестерка крести, а один из пиковых тузов преступного мира, мы с Поспеловым его раскрутили и на признание, и на выкуп. Илья Ильич на время оставил его у себя в подвале без присмотра. Киллер от него сбежал и отомстил меткой пулей. Вторая пуля предназначалась мне, но ему опять не повезло, я оказался проворней.
— Нет больше таких людей! — причитала его бывшая домоправительница, разливая по рюмкам любимую водку покойного. — Помянем его, Алеша, пусть земля будет ему, голубчику, пухом.
— И что теперь с Таней? — спросил я о своей бывшей девушке, собиравшейся выйти замуж за Поспелова.
— А что с ней могло статься? Поплакала, да и пошла служить в театр, актрисою. Илья Ильич оставил ей столько денег, что на весь век хватит. Вот она и решила покрасоваться перед белым светом. А мне наш голубчик этот дом отписал и пансион. Никого не забыл, никого не обидел…
Она опять заплакала.
— А что Аарон Моисеевич и Ольга? — отвлекая ее от грустных мыслей, спросил я о своих приятелях. Они, как и я, были из нашего времени, и составили мне компанию в этом последнем путешествии.
— Живы, здоровы, в Париж уехали к какой-то дуре.
— В Париж, к дуре? — не понял я. — В каком смысле?
— Ну, не совсем к дуре, — начала вспоминать Анна Ивановна, — Олюшка хотела пойти в этот, как его, салон, к какой-то маркизе Дуре.
Я уже так насобачился понимать тонкости народного языка, что довольно легко перевел:
— К маркизе Помпадур?
— Точно, так она и говорила. Так ты ее тоже знаешь?
— Ну, я лично, конечно, с ней не знаком, но так, вообще… А что по этому поводу говорил Аарон Моисеевич?
— А ничего он не говорил, он только хохотал.
— Понятно.
Влюбленный старикан с удовольствием исполнял любые капризы своей взбалмошной пассии, но где он ей добудет маркизу, жившую в восемнадцатом веке, я не представлял.
— Анна Ивановна, а мои бумаги, которые у вас остались, сохранились?
— Конечно, Алеша, я все сложила вместе, там и паспорт твой фальшивый и какие-то письма.
Хозяйка сходила в кабинет покойного и принесла шкатулку с документами. Все, включая паспорт, сделанный еще дома на цветном принтере, и распоряжение в банк на предъявителя, оказалось на месте.
Мы еще часок просидели за столом, после чего я откланялся и поехал обналичивать деньги. В банке мой затрапезный вид, кажется, никого не удивил. Принял меня сам управляющий, и дело решилось в течение нескольких минут. Я впервые понял, как приятно быть очень богатым человеком.
Получив наличные, я распрощался с любезным до приторности управляющим, вышел на улицу и тут же нанял «лихача», извозчика с отменой лошадью и коляской на каучуковых колесах. Такой экипаж стоил в десять раз дороже обычного «Ваньки», но качество того стоило. Теперь мне нужно было поехать выяснить судьбу «проваленной» квартиры. За квартал до своего недавнего жилья я попросил опереточно одетого в расписной кафтан и медвежью шапку извозчика остановиться.
— Развернись и жди меня здесь, — сказал я, — если через час не вернусь, можешь уезжать. На тебе задаток.
Я протянул ему десятку и не спеша пошел к дому. Наша тихая улица была как обычно пустынна. Мимо дома первый раз я прошел не останавливаясь. Ничего подозрительного заметно не было. Больше всего меня интересовали следы у входа. Однако снег был убран, и понять, есть ли там засада, я не смог. Пришлось вернуться и постучать во входную дверь. Она почти тотчас отворилась, но наружу никто не вышел.
— Хозяева, — спросил я, оставаясь снаружи, — дрова не нужны?
— Какие еще дрова? — спросил незнакомый голос.
— Обычные, осиновые, можно и березовые.
— Ты кто такой?
— Купец, дровами торгую.
— Купец, говоришь, ну заходи, потолкуем.
— Так нужны дрова или нет? — повторил я, не спеша воспользоваться приглашением.
— Нужны, нужны, — ответил тот же человек вполне протокольным голосом.
Почему-то люди при власти и оружии всегда и во все времена говорят одинаково.
— Входи, разберемся!
— Не нужно со мной разбираться, — сказал я и быстро пошел прочь.
— Стой! — крикнули сзади — Стой, сволочь!
Я бросился бежать и успел к экипажу до того, как показались преследователи. Вскочил в коляску и крикнул:
— Гони!
«Лихач» щелкнул кнутом, и рысак пошел крупной рысью. Когда мы уже были далеко, сзади засвистели в полицейский свисток.
— Эх, ваше степенство, — сказал, повернувшись ко мне с облучка, кучер, — негоже от полиции бегать. Не ровен час, мой номер запомнят.
Мы уже отъехали почти на полверсты от опасного места, и погони я больше не боялся.
— Хорошо, останови, я с тобой разочтусь.
Однако извозчик терять выгодного клиента не захотел и пояснил свою позицию:
— Да это я так, к слову. Мало ли кто на улице свистит.
— Тогда отвези меня в Сандуновские бани, — попросил я, резонно предположив, что как только мы расстанемся, он поспешит меня сдать.
— Попариться хочешь, ваше степенство? Дело хорошее.
Больше мы не разговаривали. Возле бань я расплатился с извозчиком, и он уехал в одну, а я пошел в другую сторону. Париться мне было некогда. Теперь, когда стало ясно, что в доме засада, вариантов найти своих «нанимателей» у меня практически не осталось. Нужно было или ждать, когда они объявятся сами, что мне было неудобно по многим причинам, или вступить в контакт с самой засадой и выяснить, чего ей, собственно, от нас было нужно.
Немудрящий план созрел сам собой: я проникаю в дом со двора, так сказать, с тыла и, пользуясь внезапностью нападения, разбираюсь с полицией. А там уж как покатит. Остальное решу на месте. После полученной боевой подготовки я чувствовал себя почти Рембо и обычных полицейских не боялся. Приготовление к преступлению много времени не заняло, я зашел в первую попавшуюся хозяйственную лавку и приобрел там фомку и топор.
Однако чтобы напасть на засаду, нужно было дождаться темного времени суток. Остаток дня я скоротал в ресторации и вышел «на дело» в десятом часу вечера.
Ночь была облачной, что оказалось вполне на руку. До дома я дошел пешком, чтобы обойтись без свидетелей. Захолустная улица, пустынная даже днем, поздним вечером совсем замерла. Я перелез через наш забор и, не скрываясь, пошел к темному дому. В соседнем дворе залаяла, было, собака, но тут же и успокоилась.
Задняя дверь оказалась не заперта. Я вошел в коридор и прислушался. Где-то в глубине дома, похоже, в теплой столовой, были слышны голоса. Неслышно пробраться по знакомым переходам было несложно. Я дошел до столовой и различил светлую полоску, щель в двери, через которую проникал в коридор свет.
Теперь говорившего стал слышно вполне отчетливо, и мне осталось только подслушать, о чем разговаривают в столовой, и сориентироваться. Однако ни о чем интересном в тот момент не говорили. Какой-то мужчина с затрудненным голосом, спотыкаясь на словах, жаловался на свою жену. Минут пятнадцать я слушал только его монолог. Все это время он рассказывал, как ему крупно не повезло в жизни. Какими только отрицательными качествами не обладала его супруга! Однако жалко мне почему-то стало не его, а ее. Я представил, каково бедной женщине жить с таким глупым занудой, и все ее недостатки показались не такими уж преступными.