ТУ-184 - Александр Владимирович Ненашев

– Им же думать нечем.

– Как сказать. Планировать, что-то серьезное организовывать они не могут, но они сообразят, как оборвать чью-нибудь жизнь. Знаешь, они ведь друг друга едят.

– Эти трое – еще не все?

– Что ты! Таких еще человек тридцать или сорок. Они не говорят, они как обезьяны. Собираются по двое, по трое и сидят на земле, общаются жестами.

– Город ведь большой, разве тридцать этих оболтусов весь город контролируют?

– Я не рискую выходить далеко от своего убежища, потому что, если им попадешься на глаза, в покое не оставят. Они быстро бегают, не чувствуют боли.

Как-то раз я спрятался от них в одной квартире. Как хорошо, что я не в подвале спрятался, откуда бы не было выхода, а в подъезд забежал. Они могут сидеть в засаде бесконечно. Лично меня хватило на два дня. Железная дверь на задвижке; им не под силу было ее открыть, но они расположились на площадке перед дверью, а двое дежурили во дворе.

– Забавный малый, прячется зачем-то – размышлял я, слушая Костю, – но как замечательно, что есть, кого послушать. Куда мне торопиться? Куда НАМ торопиться, беседовать можно до бесконечности, пока не одолеет сон или пока не заурчит в желудке.

– Вот такой расклад, – заключил Костя, – под дверью двое и во дворе столько же, то есть четыре лысые обезьяны.

От такого сравнения я покатился со смеху.

– А как их еще назовешь? – улыбнулся Костя, – создания безмозглые.

– Но охрану-то держали исправно, – вставил я словцо.

– Этого не отнять. Знаешь, как я от них отделался? Когда я понял, что они не уйдут вообще, надеясь, наверное, что все равно я выйду, я устроил им новогодний фейерверк. Тем двум, что ждали под окнами. У меня с собой всегда спички и петарды.

– Петарды? – удивился я.

– Вот, смотри, – Костя достал из кармана брюк горсть черных палочек. Я взял с его ладони пару штук, а он продолжил.

– Я носить их стал с собой, потому что знал уже, что они боятся разных громких звуков. Я немного подготовился перед выходом на балкон. В кружку налил одеколон из флакона, что нашел в шкафу в той квартире, поджег его. И вышел. Да, я взял из шкафа несколько книжек в мягкой обложке.

Поджег книгу, держа ее над пламенем страницами вниз. Когда она запылала, я чиркнул о коробок петарду и бросил ее к ногам моих охранников. Потом швырнул пылающую книгу. В общем, постарался произвести неразбериху в лагере врага.

Ребята заметили меня сразу, как только я открыл дверь на балкон, слух у них завидный и обоняние. Ты знаешь, они ведь на манер собак носом след берут, не так умело, но все же умеют. Думаешь, как они квартиру-то, в которой я спрятался, определили. Унюхали, паразиты.

Ну, да ладно, заметили. И тут рванула первая петарда, потом прилетела в дыму и огне книга, уже под взрыв второй петарды, а там и третья хлопнула. К этому времени разгорелась новая книга, и я запустил ее вниз. Мои друзья взвыли и помчались прочь.

Не дожидаясь, когда охрана моя под дверью отправится взглянуть, что происходит на улице, я, рискуя подвернуть, или сломать ногу прыгнул с балкона с третьего этажа. Хотя, если подумать, подвернутая нога лучше, чем пробитая голова.

Я сбежал и не знаю, долго ли меня караулили под дверью, это как будто и не важно, главное, что не кинулись по следу. С тех пор я не отхожу далеко от своего убежища.

– Где оно? – оживился я, – покажи.

– Пойдем, – коротко сказал Костя. Мы снова отправились в путешествие по подземным коридорам, то совершенно темным и глухим, то чуть освещенными, там, где луна бросала свет через щели. Костя хорошо знал дорогу, а я хорошо видел в темноте, так что двигались быстро. Шли мы недолго и вскоре очутились в Костиной квартире.

– Не понял, – признался я, – как так, шли по подземелью, а очутились в квартире.

– Это первый этаж рухнувшего дома, моего родного дома. Я жил тут раньше, только двумя этажами выше на третьем. Теперь весь дом, все этажи, что были сверху, кроме первого, превращены в жуткое месиво из железа и бетонных плит.

– Как бы в один прекрасный день тебя не придавило.

– Будь оно не крепко, давно бы уже обвалилось.

– Это точно, – согласился я и вдруг вспомнил, – А где твой огород?

– Рядом, на улице, но туда идти опять через подвалы. Когда дом и весь район наш разнесло взрывами, где-то рухнули бетонные перекрытия, где-то перегородки между канализационными тоннелями. Получилась система переходов. Но куда проще, конечно, ходить по земле, никого не опасаясь.

– Войну бы им объявить, – вздохнул я, – Я ведь, Костя, тоже дом свой не смог оставить, там – в Подгорске. Только моему дому повезло больше. В моем распоряжении вообще целый дом, не квартира в две комнаты, а двадцать четыре двухкомнатные квартиры, считай по четыре на площадке, три этажа, два подъезда.

Я обошел неспешно Костину квартиру. Заглянул на кухню, в ванную, в спальню. Было все в порядке: мебель, коробки какие-то, гора теплых вещей и вообще много разной одежды. Диван.

– Костя! – я не удержался от восторга и даже хлопнул его по плечу, не сильно, а по-дружески, сильно нельзя было, парень исхудал очень. – Друг ты мой, я тебе такое сейчас скажу! Поехали, давай, со мной! Зачем тебе, чего ради пропадать тут. Четыре дня, и мы дома, места нам с тобой хватит. Ох, как хватит, даже останется. Собирайся, давай-ка, без разговоров. Велосипед тебе, надеюсь, найдем.

– Велосипед то велосипед, – Костя пристально смотрел на меня, потом отошел к окну, наполовину заваленному с улицы кусками шифера.

– Леша, – Костя повернулся ко мне, – я не могу.

– Ну, а что тебя держит, лысые? Мы от них в два счета отделаемся.

– Леша, у меня здесь сестра. Я не понял, что он имеет в виду.

– В подвале. Ее завалило во время бомбежки.

– Ничего не понимаю, – признался я.

– А мы по-другому сделаем. Идем.

Я видел прекрасно, каких усилий стоило Косте открыться. Мне не обидно, мне совестно стало, что парень, не зная моей миролюбивой натуры, ввел себя в заблуждение, решив хотя бы на миг, что я могу оказаться врагом его чувств и переживаний.

Мы снова шли через разломы в бетонных плитах. На этот раз путь был совсем коротким, он почти сразу и закончился, это был только спуск по двум лестницам, но все равно через разломы. Но за это время, я успел кое-что выяснить. Вернее, высказаться о том, что бросилось в глаза в Костиной квартире. Вернее, наоборот – не бросилось.

– А как ты себе еду готовишь, я имею в виду, не сырьем ведь ты ешь.

– На огне. Ты в спальне перегородку видел? Я сам сделал ее; там, за ней –