ТУ-184 - Александр Владимирович Ненашев

но это не то. Побреюсь я, кстати, сегодня у друзей своих. Я ведь оставил у них станок и лезвий пачку, полный комплект для бритья оставил – как частый гость.

Дело в том, что мне чего-то не хватает. Вообще все у меня есть: еда, кровать, книги, но я не нахожу себе места, не верю, что дождь тому причина, дождик только отмыл это ощущение, очистил от посторонних мыслей, а нехватка чувствовалась и до дождя. Он как – будто вынул чувство из глубины души и повесил перед глазами, чтобы я до конца поверил в его существование.

Мне не хватает воздуха в моем доме. У вас, друзья мои, дышится легче, потому что у вас в квартире немного другой уклад, другая мебель. Только жить у вас я не смогу тоже, долгое время – не смогу.

Черт побери, какая музыка. Юритмикс, Белинда Карлайл, Джон Фарнем. Какая музыка на пластинке, какие голоса! Я не смогу вынести их в одиночку.

У меня есть все, что нужно, но я тыкаюсь в стену где-то у себя в голове. Чем дельным занят я? Выживаю? Пожалуй, что уже нет, все давно наладилось, вокруг мир и покой.

Живу? Да, я жив – здоров. Но мне кажется, что я просто существую, ползу по песку, по лабиринту блуждаю.

Леша, скажи мне, дорогой, чего хочешь ты? Чего жаждет душа твоя?

Я хочу домой. Не в тот дом, где живу, где все, как было раньше, с мамой и с соседями. Домой, где Новый Год через неделю, все его ждут и готовятся к празднику; где через полчаса кино интересное по программе, и где пекутся пироги с картошкой.

Мне много раз снились мама и бабушка. Я знаю, это потому, что часто о них думаю. Во сне они становятся все живее и живее, разговаривают со мной. Я боюсь, плохо поступаю, что тревожу их своими воспоминаниями. Они должны отдыхать – там – наверху, заниматься своими делами, а я их отвлекаю.

И вот, что я решил. Я завтра утром найду хороший велосипед и отправлюсь в поход. Мне просто необходимо взглянуть, каким все стало за пределами того пространства, что я обошел пешком, гуляя по городу.

Новый день начался так, что мне показалось, будто не было войны никогда и сегодня будет все как раньше. Дело в том, что небо с утра было черным, все сплошь в угрюмых тучах. А потом, ближе к обеду солнце стало их пробивать, освещая все вокруг до боли знакомым образом, как когда-то раньше, в середине лета, когда заряжали сильные ливни после долгой изнуряющей жары. В такие дни далеко от дома уходить не стоило, потому что дождь мог накрыть в любое время и накрыть надолго.

В такие дни замечательно сиделось дома с включенным телевизором и мамиными пресными лепешками. Я съедал их в больших количествах, запивая молоком или чаем, забеленным молоком.

На этот раз лепешки были тоже, не мог ведь я отправиться в поход без запасов хлеба. Мои лепешки получились не хуже маминых. Она, наверно, и похвалила бы меня. Лепешки такие же точно, да только нет мамы. Во сне только встречаемся мы и по большей части я ее и разглядеть-то толком не могу. Она стоит невдалеке, наблюдает, но не подходит. Мама, ты отдохни, не нужно больше ко мне возвращаться. Не беспокойся, у меня все хорошо. Я к тебе сам приду как-нибудь, вот добуду новостей интересных побольше и поважнее и приеду. А пока ступай и отдохни, как сама считаешь нужно.

2

И я поехал. Покатил себе по дороге, удаляясь от дома. Не за реку, куда ездил обычно, если хотел отдохнуть от города. За город, за реку я уезжал раньше для того, наверное, чтобы потом вечером вернуться. А куда возвращаться мне теперь? Нет, мой путь по скоростному шоссе в сторону Горска. Это большой город в двухстах километрах по трассе. Долгий путь, но мне нужно его преодолеть, я должен увидеть, что с Горском стало.

Я стараюсь не думать о том, что в пути велосипед может выйти из строя. Хотя с чего бы ему ломаться, я долго искал самый крепкий, проверял их со всех сторон и нашел один надежный. Да, долго и не искал, у меня давно он был на примете, синий «Урал» из соседнего дома, из тридцать восьмой квартиры. Хозяина велосипеда я помню плохо, он вселился в квартиру незадолго до войны, не успели мы с ним познакомиться.

Велосипед отличный, синий только, не мой цвет, но мне пришло в голову, что начинать отчаянный поступок следует сполна, пусть даже вообще все будет новым и незнакомым.

Но велосипед попался ничего, скрипит немного, да он еще разработается, я ведь только утром его смазал. Он утихнет скоро, вот уже только и скрипит. Ну, это кожа.

Багаж у меня солидный, только «Уралу» под силу столько нести: одежда, инструмент дорожный и, конечно, провиант, консервы всех мастей, вода в канистре и лепешки. При этом я вполне компактно выгляжу, вернее велосипед. Основной груз сзади на багажнике, ну, и на руле кое-что висит.

Ничем не отличается этот поход от моих прежних, но я нет-нет да оглянусь, то на дом свой, то, чтобы взглянуть, сколько уже проехал, чтобы, если с велосипедом что не так – остановиться сразу. Но ничего. Стекла, железки острые я легко объезжаю, хо-хо, да разве я не умею ездить? Да ничего подобного.

Через несколько минут уже и позабыл бояться за велосипед. Я ездил всю жизнь, уж это-то я умею. И я обрел себя, вспомнил, каким все было тогда – не дома, не люди, а что чувствовалось в такие моменты. Вспомнилось легко, потому что день был похожим. Тучи черные – ночные унесло. Грело солнце, а от земли поднимался теплый запах свежести. Не было особо заметного ветра. Дождь мог пойти снова, мог не пойти, в любом случае, путь я проделаю уже длинный. Спрячусь, если что, под целлофаном, я ведь старый бродяга, знаю, что брать в дорогу. Пусть и звали меня ТУ – ТУ, но про целлофан-то я знаю.

Ко всему этому день успел начаться еще одной новостью. На дерево у моего дома уселась парочка сорок. Сороки были другие – новые. Хвосты у них всегда были длинные, но у этих хвосты были длиннее вдвое. Птицы стрекотали и махали хвостами, и казалось, что это не птицы, а флаги трепещутся на ветру, то, поднимаясь, то падая. Перья торчали на сороках совершенно диким образом, уродуя привычный их облик, совершенно точно превратив сорок в совсем других птиц. Сороки помахали хвостами мне