ТУ-184 - Александр Владимирович Ненашев

Я мог тогда сидеть и дольше, но сознание мое и силы полностью вернулись. Я поднялся и пошел домой, ни разу не оглянувшись. Я не мог не стать другим, потому что пережил что-то похожее на смерть, оказавшись в тонкой части, в шейке колбы песочных часов, через которую запросто можно уйти в вечность, упасть туда и не вернуться. Да только я смог все же удержаться и отползти. Спустя несколько минут я не только не ссыпался в никуда, не только не полз на четвереньках, я шел на твердых ногах. И, скорее всего никогда не буду уже на этом месте предаваться тому состоянию беспомощности детской, тыкающимся своим слабым телом в любую подушку из травы, прикладываясь щекой для опоры к любому более-менее ровному островку тополиной коры. Всем миром существующим -было для меня только то, что касалось моего тела. Теплый ветерок – когда замерзал; прохладный, когда бросало в жар, листик, чудом уцелевший на ветке и сброшенный мне на руку, чтобы хрустнуть и увлечь меня за собой подальше от мира бессознательного.

И вот он я – остался жить. Постоянно вернулись и тоска по людям, и чувство бесконечного одиночества, но я выбрал сам эту сторону колбы песочных часов, потому что решил: так будет достойнее, пусть и труднее. Потому что есть еще силы побыть на этой стороне, а боль можно перетерпеть, переждать, задурить ей голову, наконец, оставить ее наедине с нею самой.

И вот он дом мой родной, встретил меня как старый добрый друг. Моя крепость. Он говорит мне: «Привет, как дела? Давай, быстро мой руки, переодевайся и к столу. А потом поговорим, если не устал».

Иногда возвращаюсь к нему машинально, не разглядывая его стены, а порой, намотавшись где-нибудь на окраине города, иду к нему вечером и радуюсь безмерно, увидев его лицо с глазами – окнами, с родимым пятном – отстроенной мною стеной, небрежной прической – крышей. Да, вот именно крышей мне и следует заняться и даже, наверное, прямо сегодня после ужина. По крайней мере, ее осмотрю.

В шифере чернели три дыры, величиной с тарелку. Я – то думал, что ураган натворил дел посерьезнее. И все-таки отложил ремонт да завтра, то есть до сегодня. Хорошо, что вчера я уже решил, как все делать, что с собой взять. Не работа, а песня в сравнении с той стройкой, с тем великим ремонтом дома. Это даже и не песня, а песенка, маленькая незатейливая мелодия.

Так и вышло. Я знал, что работы предстоит на час, ну на два, поэтому не торопился, растягивая ее еще часа на полтора. Делал и ликовал, потому что работа была очень нужная: не для кого-то, а для себя старался. В последнее время мало такой работы осталось, не глупой какой-нибудь, а нужной.

Зачем, к примеру, переворачивать мне машины, хотя это не порядок, машине лежать колесами вверх, да еще на тротуаре. До машин и тому прочего – дела мне нет. Вот квартиры у соседей я проветривать не забываю. Нужно людям приятное делать, они к тебе и потянутся.

Работалось легко, весело и просто, а потому я так же просто решил пойти вечером в ту квартиру, с патефоном. Нужно, я почувствовал, их навестить, давно уже не был у них. И только сформировалась мысль эта, а я уже понял, какую пластинку сегодня поставлю. Давно хотел я ее послушать снова, такую необычную, в двойном конверте, с множеством фотографий людей на обложке внутри. Даже бумажные круги, что наклеены на пластинках в центре все разных цветов, четыре стороны – четыре цвета.

Добрый знак, когда собирал уже инструменты, чтобы покинуть крышу, темные тучки, неулетающие с неба уже второй день, сотворили дождик. Он принимался ночью, под утро и теперь под вечер. Похоже, ему понравилось поливать мой город. А как мне-то это нравится!

Вода текла теперь поверх заплаток. Я промазал края пробоин гудроном, проложил двойным плотным полиэтиленом. О, я так заделал дыры, что вода скорее под шиферными листами пройдет, чем через мои заплатки.

На чердаке за день воздух накалился, и пахнет как в курятнике. Это потому, что тут снова живут голуби. Скоро их станет много и я, пожалуй, начну их подкармливать. Голуби – они те же куры, помельче только, а по вкусу мало отличаются. Но это в будущем, а пока что мне представилась возможность прогуляться под дождиком до моих знакомых.

Я решил взять с собой побольше тушенки и зеленого горошка, на ужин и на завтрак, четыре и две. Я не узнавал себя. Дождь повлиял и на меня, и на мой аппетит. Он поднял настроение, а главное, он наделил надеждой, что может еще происходить и происходит в жизни моей новое, свежее и яркое.

На дорожку хлебнул теплый кофе. Горячий пить, я теперь не могу: ни чай, ни кофе. Раньше пил всегда, с пылу, с жару, а после дня Рождения, того самого – второго – не могу. Пью или теплый, или вообще холодный. Что делать: вскипячу воду, заварю чай; потом, когда покрепче заварится, наливаю в бокал и ставлю на стол. Пока остывает, я журнал полистаю или одежду в порядок приведу.

Чай или кофе на дорожку – это как слово напутственное перед походом. Не так все серьезно, конечно, но иначе не могу. Да и зачем ломать добрую привычку. Мне идеи, мысли великие приходят в голову в такой момент. Пришла идея и в этот раз, такая простая, что слов нет; а не додумался ведь раньше.

Чего ради я катал тележку вручную, с газовыми баллонами ли, с кирпичами. Правильно, что ТУ – ТУ меня прозвали, ребята зря не скажут. Да, машины нет, мотоциклов тоже, но велосипеды-то остались? И не отговаривайся, Алеша, что было бы неудобно и неповоротливо, а ты пробовал? Считаешь, что велосипед не потянул бы, не осилил бы, погнулся – а ты не мог разве поискать велосипед покрепче? И помалкивай.

А дело пошло бы намного быстрее.

Ладно, не дуйся, ты придумал хотя бы тележку в ход пустить. Не дуйся, ты – молодец.

А все же целая невредимая крыша – много значит, спокойствие на душе – полнейшее, дом теперь можно оставить без присмотра даже в любую погоду. Окна я закрыл, чтобы ветер по квартире не хозяйничал, достаточно она уже проветрилась.

До свидания, дом, я пошел. Приду завтра.

Я понимать начал только сейчас свои чувства. Вчера в магазине мне казалось, что я забыл там что-то взять. Да, я забыл купить лезвия,