Коптский крест - Борис Батыршин

— Много наснимал? — Олег Иванович краем глаза разглядел картинки на планшете сына. — Потом сбрось мне, пригодятся.

— Да прилично, — зевнув, ответил Ваня. — Кадров сто, не меньше, а еще — пять видеороликов. Я бы и больше мог, но старался батарею экономить. Там классные моменты есть — например, когда ломовик столкнулся с пролеткой на углу Маросейки. Я снял, как городовой их растаскивал, а потом ломовику по зубам заехал! Ну, никакого уважения к правам человека… — и мальчик сладко потянулся. Глаза у Вани уже слипались, но он все еще пытался бороться со сном.

_ Да уж, — усмехнулся отец. Как представлю, чтобы гибдедешники вот так конфликт решали… А что? Просто и эффективно. Никаких тебе ОСАГо, хрясь в зубы — и все разбирательство.

— Ага, — хихикнул Ваня, — и штрафов не надо. Дешево и сердито.

— А вот тут ты, брат, не прав, — ответил Олег Иванович. — Штрафы имеются. Особенно, что касается извозчиков. У них даже номера есть казённые — точнее, бляхи. Причем, одну из них надо носить с собой, а другую прикреплять к пролетке. По ним и определяют, кого штрафовать. А за особо злостные провинности бляху и отобрать могли. Есть даже аналог техосмотра — власти проверяли, чтобы извозчики содержали экипажи в порядке, имели положенные фонари, чистили лошадей, чтобы упряжь была исправна. Только, думается, все эти техосмотры, как и а наши дни, за денежку покупались. Есть, понимаешь, вещи вечные, ни времени, ни революциям неподвластные.

— Это уж точно, — сказал Иван. — А трамвай тут какой… в смысле — конка. Я как увидел на Садовом рельсы, так глазам не поверил — откуда? Я-то думал они трамвайные, а какой в 1886 году трамвай? Это потом, когда из-за угла выполз этот пепелац мощностью в две лошадиные силы, я сообразил в чем дело. Но все равно странно — по Садовому трамваи никогда не ходили, да?

— И тут ты ошибаешься, — покачал головой Олег Иванович. — Обратил внимание, что Садовое раза в 4 уже, чем в наше время?

Ваня кивнул.

— Ну вот. Садовое кольцо ведь почему так назвали? После пожара, 1812-го года, когда Москву перестраивали, то на месте старого земляного вала — это была древняя линия оборонительных сооружений города, — решили проложить улицу, мощеную камнем. А домовладельцам разрешили разбивать вдоль нее палисадники — по своему вкусу. Отсюда и названия — Земляной вал, Крымский, Коровий…

— Еще и Зацепский есть, — поддакнул Ваня. И улица… Валовая, кажется? Так вот откуда эти названия!

Оттуда, — подтвердил отец. — Ну вот, а потом, в 70-х годах 19-го века по кольцу проложили пути для трамваев на конной тяге; а в 1912-м пустили уже электрические. Помнишь, троллейбус маршрута «Б», на Кольце?

— Кто ж его не помнит? — хмыкнул Иван. — «Букашка», московская знаменитость.

— Верно. «Букашкой» и называли первую конку, которая ходила по Садовой. Линия «Б» — вторая по счету в Москве, кажется. А первая, линия «А», шла от нынешнего Белорусского (тогда Смоленского) вокзала до Красной площади. Еще, кстати, один знаменитый троллейбусный московский маршрут — номер 12, Гостиница «Националь» — больница МПС.

— А мне нравятся трамваи, — задумчиво произнес Ваня. — Есть в них что-то трогательное. Может, они и медленнее, но зато куда душевнее любого автобуса. Сел — и катишь, вроде как на экскурсии. А они еще звякают так забавно, когда трогаются… Мы с ребятами из класса недавно сели на трамвай возле «Университета» — так и ехали до самых Чистых Прудов». Погода была — загляденье…

— Ну так вот, — продолжал лекцию Олег Иванович, обгоняя очередной троллейбус, — А когда Каганович в 37-м перестраивал Москву, трамвайные пути и линию садов убрали — и осталось от них только название, «Садовое кольцо». Ну и — номер маршрута «Б» тоже сохранили, потому что люди привыкли. Так что мы с тобой, можно сказать, видели предшественника троллейбуса «Б». Да вон он, кстати, легок на помине — И Олег Иванович кивнул на троллейбус, неторопливо ползущий в крайнем правом ряду по внутренней стороне кольца.

— Интересно, — Ваня проводил взглядом далекого потомка московской конки, — вот уж никогда бы не подумал…

Надо признать, Олег Иванович и сам удивился, увидев местный гужевой аналог трамвая. Нет, ему, конечно, было известно ее о существовании — в 80-х годах 19-го века конка была основным видом городского транспорта в Москве, а общая протяженность линий «конно-железной дороги» приближалась к 90-та километрам. Но одно дело, знать в теории, а совсем другое — увидеть своими глазами. Когда путешественники в первый раз встретили этот неуклюжий, влекомый двумя битюгами вагончик, Олег Иванович остро пожалел, что, отсутствие в кармане местной мелочи не позволяет сейчас же прокатиться на этом архаичном сооружении.

— Слушай, сын, что дальше делать-то будем? Конка — это здорово, конечно, но не хотелось бы ограничиваться пешими экскурсиями с осмотром достопримечательностей. Я вот проголодался изрядно, пока мы шли с Маросейки на Гороховую. Всякий раз, как мимо лоточника с пирогами проходили, у меня кишки сводило — а что делать? Валюты местных нет, вот и терпел. Кстати, о пирогах — может, все-таки, заедем куда-нибудь, перекусим?

— Давай лучше до дому потерпим? — предложил Ваня. Он, конечно, был не против заглянуть с отцом в Макдональдс и заесть впечатления от хроно-путешествия народной американской едой — но сил на это уже не осталось. Хотелось поскорее добраться до постели и заснуть.

— А с деньгами, и правда, надо что-нибудь придумать. Не у Николки же пятаки стрелять — несолидно. Да и вообще — надо понять, чего мы хотим, и уж тогда…

— Это, вопрос, как говорится, «на сто мильёнов». Честно говоря, я пока об этом не думал. Хотя ты прав, конечно — надо ставить сверхзадачу. Тогда и с текущими делами станет пояснее. А пока… я тут прикинул — в первую очередь, надо как-то легализоваться и на первое время денег добыть. Одежду местную купить, а то ходим там, как попугаи — все, кому не лень, на нас глазеют. Ну — и на извозчика, там, квасу попить… нельзя же в чужом городе ходить без копья в кармане! А уж в чужом времени — так и тем более…

Ваня не ответил — он уже сладко спал. Олег Иванович усмехнулся. Интересно, сын осознал, что сегодня их жизнь стала другой? И больше никогда уже не будет прежней — потому что, оба они, и отец и сын, конечно, не смогут сделать вид, что ничего не случилось, и вернуться к привычным заботам. Как не смогут и ограничиться познавательными экскурсиями в прошлое, изображая любопытных туристов. Не получится — разве что портал сам собой закроется, отрезав путь в 19 век. А как иначе — корить себя всю жизнь за бездарно упущенную возможность? Олег Иванович остро почувствовал, что судьба подкинула им с сыном невиданный шанс — и теперь только от них самих зависит, как этим шансом распорядиться.

Когда Олег Иванович закрыл за собой дверь квартиры, на часах было уже восемь вечера. Ваня тихо сопел в своей комнате — он повалился на кровать, как только перешагнул порог, отказавшись даже от ужина. А вот отец его с удивлением обнаружил, что по дороге домой сон куда-то пропал; он, наоборот, чувствовал прилив сил и жаждал деятельности. Больше всего, конечно, хотелось обсудить невероятные события этого дня с кем-то понимающим. Олег Иванович даже потянулся к записной книжке — но отложил, даже не раскрыв первой страницы. Да и книжка была ни к чему — он и так знал, что на свете есть лишь два человека, с которыми он решился бы поделиться ТАКОЙ новостью. Точнее — было два. Один умер год назад — глупо, нелепо, обидно. Хотя, какой, если вдуматься, еще может быть смерть в 49 лет — если, конечно, пришла она не на поле боя или не от какого-то несчастного случая, вроде авиакатастрофы. Впрочем, Петр не летал самолетами — он их боялся; страх этот носил экзистенциальный, хотя, и вполне осознанный характер. «Не могу чувствовать себя спокойно, когда думаю о том, что моя жизнь зависит от чего-то, над чем я не имею власти».

Вот и не летал — и даже в Венецию, давным-давно, еще в самом начале 90-х, добирался поездом. А смерть подстерегла его на платформе московского метро, в виде банального сердечного приступа, в последний день свинцово-серого, безрадостного ноября…

Второй же, — то есть, теперь единственный, — которому можно было бы доверить тайну, был далеко. В Америке, в городке под названием Чикаго. Игорь Солунский уехал из России еще в 94-м и, помотавшись по Великим Равнинам, осел на берегах озера Мичиган — в качестве сотрудника университетской телестудии и тренера по историческому фехтованию. Поначалу они перезванивались, ведя долгие, ироничные разговоры — о новых книгах и фильмах, о политике, а то вовсе ни о чем. Еще лет 10 назад Олег Иванович, не раздумывая, позвонил бы Солунскому, не сомневаясь, что тот поверит — и приедет в Россию, бросив все. Но… с тех пор прошло 10 лет. Звонки стали реже, а уютные ночные разговоры заменила переписка в ЖЖ — по своему, очень важная для них обоих, но не затрагивающая каких-то тонких струн души. Тех самых, не прислушавшись к которым, нельзя сказать — а стоит ли срывать с места немолодого, устроенного в жизни человека, предлагая ему, как когда-то, в молодости, поставить последний рубль ребром?