Движение без остановок - Ирина Богатырёва

— Гран, скажи, куда мы идём?

— Я уже говорил тебе, Мелкая: мы идём туда, где есть сила.

Если бы они хоть что-то друг другу сказали! Но они молчат. Точнее, они всё время о чём-то говорят, но всё это ерунда: они ни разу не сказали ничего важного, такого, чтобы стало ясно, почему мы с Сашкой делим их по палатках — я живу с Граном, Сашка — с Настей.

Они смотрят так, будто раньше знали кого-то другого, ждали кого-то другого, но вдруг их друг другу подменили. Смотрят так, будто не могут понять. Получается, что понимаем только мы с Сорокиным, но молчим, потому что они молчат тоже.

Какие они были раньше — он и Настя, — что были они друг для друга, я могу только догадываться, читать в их взглядах, в их настроении и молчании. Иногда думаю, могла бы я что-то сделать, если бы знала наверняка. Но я не знаю, а потому всё, что мы с Сорокиным можем теперь — просто быть и идти на волшебное наше Озеро. Эту роль мы выполняем безупречно.

Что значит — заблудиться в лесу, — я раньше представить себе не могла. Да и сейчас не понимаю, как это так: мы заблудились. Идём-то всё время по тропе. Ну и пускай, что она порой исчезает и Сорокин с Граном затевают спор, ходили ли тут когда-нибудь люди или тропа это звериная. Ну и пусть, что ни одного человека за всё это время не встретили. Ничего страшного с нами не происходит, и если есть что-то, отличающее наше движение от обычной прогулки, так только само чувство, нериятное и давящее: мы заблудились, мы не знаем дороги.

И лес оттого становится более мрачным, близким и равнодушным к нам. Он обступает, нарастает со всех сторон, и кажется, что он специально расступается перед нами, чтоб манить вперёд, всё дальше и дальше, а обернёшься назад — и не увидишь своих следов: тропа за спиной заросла уже лесом.

Всё мерещится вокруг, кажется; и я могу уже поклясться, что вижу в живую лицо бородатого старика. Оно проступает в каменном профиле гор, в изгибе реки, в рисунке коры, в причудливо запёкшейся на тропе грязи. Его шапка оторочена мехом, большие губы утопли в усах, брови лезут на глаза, мясистый нос, а в ушах — большие берёзовые кольца.

Я увидела его впервые, в задумчивости приглядевшись к сплетению жил в камне, большом, белом, узорчатом камне, который оставался прохладным и немного влажным на самом солнцепёке. Лицо проступило, стало чётким и, даже отвлёкшись, я тут же обнаружила его вновь, так естественно складывались линии в образ. Теперь встречаю везде, стоит только вглядеться.

Сидим молча у костра. Сушим вещи над огнём, а сверху то и дело принимается дождь. Но для нас даже слегка тёплая одежда — благо. Ледники дышат холодом, но они по-прежнему далеки. Как и Озеро. Гран сегодня сосредоточен и по дороге часто оглядывался, куда-то всматривался. Я понимала: он ищет знаки, почему мы не можем найти верный путь, что мешает нам.

— Эти горы полны духов, — говорит вдруг, глядя в костёр.

— Добрых или злых? — спрашивает Настя.

— Не бывает добрых или злых духов, — отвечает. — Они хозяева этого места, а мы гости. Нам надо это сознавать и вести себя соответственно.

— Я знаю, — вставляет Сашка. — Тут лешаки есть. Они мне ягоды и грибы показывают.

— Ты к ним с уважением относишься? — спрашивает Гран.

— Да, я их благодарю всегда.

Это была сущая правда: я сама видела, как Сорокин раскланивался за каждый гриб.

— Угу, — кивает Гран и замолкает. Мы все понимаем: он нас сюда привёл, только он может вывести.

Ночью снится сон: над палаткой склонилось дерево. Склонилось и бормочет. Огромная, разлапистая ель. В облике начинают прорисовываться уже знакомые черты — стариковские, голова в шапке, с заросшим лицом и оттянутыми серьгами мочками.

— Горы водят, — слышу. — Водят горы. Ветви плохо связаны, рассыпаются. Цели нет единой, разумения. Дать ничего не можете, а получить хотите. Горы водят.

— Водят вас горы… горы водят… — бормочу и просыпаюсь, потому что Гран трясёт за плечи, светит в лицо фонариком. Я ещё расслаблена, плохо соображаю, а он трясёт:

— Говори: кто ты?

— Да ты чё — это я! — отмахиваюсь.

— Кто был? С кем ты говорила?

— Да сон был, сон!

Его лицо твёрдое, почти жестокое, будто он только что упустил кого-то, кого долго выслеживал. Мне становится не по себе. Рассказываю сон — не так-то много.

— Да, я понял. — Задумывается. — Да… Да. Я понял. — Поднимает лицо вверх и говорит кому-то, кого нет в палатке: — Спасибо. — Выключает фонарик и снова зарывается в спальник.

Стоим под огромной лиственницей. Она растёт над обрывом, одна, под её ветвями — поляна. Замечательная поляна, чтобы поставить пару палаток. Пока нет дождя, разводим костёр.

Несколько дней как не слышим шума реки. Той, что вела нас к волшебному Озеру.

— Ну что, Гран, когда мы придём? — спрашивает Настя с вызовом.

— Когда изменимся.

— Как изменимся?

— Перестанем себя вести по-старому и станем другими.

— А как мы себя ведём?

— Неправильно. Мы загадываем вперёд, чего-то ждём и надеемся.

— А как же быть?

— Надо быть здесь и сейчас. Радоваться тому, что вокруг нас, что с нами происходит.

— Ах, Гран, у меня не просыхают ноги, мы ночи напролёт мёрзнем, засыпаем на рассвете, потом тащимся неизвестно куда, едим эти гадкие болотные грибы, как можно этому радоваться?

— А ты радуйся! Воспринимай всё как испытание, как урок, и радуйся, что у тебя есть возможность меняться.

— Гран, ты только болтаешь, а я мёрзну на самом деле и мне действительно всё это надоело! Ты всё учишь, а от этого ничего не меняется, и мы вообще непонятно уже куда идём!

Что произошло потом, не успели заметить ни я, ни Сорокин. Во время разговора мы пытались не смотреть в их сторону, пытались быть как можно тише и варить нашу кашу. Мы заметили только, что Гран как-то наскочил на Настю, и та отпрянула, будто отлетела, к лиственнице. Лицо у неё было испуганное, а Гран уже спокойно вернулся к костру.

— Ты права, — сказал он ровным голосом. — Слова мало меняют человека. Дзенские учителя недаром носили палки.

Я думала, что Настя крепко обидится. Но она вернулась и вела себя так же, как мы, а мы делали вид, что ничего не случилось.

Потом он ударит Сорокина за то, что тот в упоении от найдённых рыжиков заболтался, как с ним обычно бывает, историями, что случались с ним, когда он ходил за этими самыми рыжиками. Насте достанется ещё раз потому, что она отказывается снимать очки, хотя понимает, что они ей ни к чему, а глазам нужен отдых. После этого без очков останется и Сашка. Я получу несильный пинок потому, что буду самозабвенно рассуждать о гаданиях на картах таро и кофейной гуще. Я соображу, что это пустой трёп, и с Граном соглашусь.

Мы притихнем, станем строже и будем следить за своими словами и действиями. Вдруг хотя бы это приблизит к нам Озеро.

— Гран, хочешь, я тебе всё-всё о ней расскажу?

— Ну расскажи, Мелкая.

— Вы познакомились на дороге. Точнее, вас познакомила дорога. Где-то здесь, в этих краях. И оба пошли на Запад. Правильно я вижу?

— Ну, пока получается.

— Ваша трасса была лёгкой и быстрой, ты учил её понимать уроки, которые даёт дорога, и видеть знаки вокруг. В городах ты показывал ей, как правильно ходить задом наперёд и разглядывать на асфальте тени. Так?

Он улыбается.

— Потом вы пришли в город, где живёшь ты. И ты пустил её в свой дом. Она жила достаточно долго, чтобы к тебе привыкнуть и привязаться, узнать твои слабости, запомнить твои предпочтения. Была уже осень, идти на трассу не хотелось, так?

— Осень была тёплой, Мелкая. Можно было бы пойти куда угодно, но так не сложилось. Мы только немного гуляли по пригородным лесам.

— Хорошо. Потом пошли дожди, ей пора было возвращаться, но в такую погоду идти далеко и одной — стрём, ты посадил её на поезд, как цивильного человека, и вы расстались. Потом писали друг другу письма. По этим письмам ты увидел, как она к тебе привязалась. Ты сам этого не ожидал. Она писала, что хочет встретиться снова. Ты сомневался, нужно ли это, но потом решил, что можно, только если ты будешь не один. Тогда её внимание не будет приковано только к тебе. Тут подвернулись мы с Сорокиным. Всё верно?

— Да, в целом да… По письмам я понял, что года хватило ей, чтобы забыть всё, чему я её учил. Она потеряла цель. Но ещё я понял: я был единственным человеком в её жизни, которого она полюбила.

— Прекрасно. Видишь, как я научилась! Уж я-то ничего не забуду. Только, знаешь что… Раз уж я так хорошо научилась, обещай мне, пожалуйста, Гран, что на обратном пути я так и не узнаю, где ты живёшь.

Дождь кончился ночью, и утром солнце. Мы вылезаем из палаток и греемся. Становится весело, шутим и смеёмся — а этого не было слышно от нас ой как давно! В двадцати шагах от палаток находим в камнях уютный, низенький грот, в нём удобно развести костёр, чтобы потом на нагретых стенах просушить вещи. Рядом с ним большой плоский камень, который я тут же назначаю столом и выставляю на него нашу посуду. С Сашкой принимаемся за завтрак.