Вкус жизни (сборник) - Владимир Гой

За этот отрезок жизни его друзья уже по нескольку раз поменяли дома, машины, жен, лошадей, он же оставался верен старинным традициям и обязательствам, данным перед богом в церкви, спокойно жил с одной и той же женой и исправно плодил детей.

Но вот однажды в его город приехала на практику новоиспеченная медсестра. Вся мужская половина города стреляла в нее из глазниц пулями желания самого крупного калибра. Только Дин не обращал на нее особого внимания, так, глянет мельком, и все.

Городок побурлил немного желанием и затих.

Однажды Дина лягнула его серая кобыла, оставив отпечаток подковы на правом плече. Он ни за что не пошел бы к докторше, сделал бы себе сам спиртовой компресс, и все бы обошлось. Но жена, увидев распухшее плечо, запричитала и настояла, чтобы он показался врачу.

Дин принял душ (ему казалось, что от него несет потом за версту), сменил трусы, носки и отправился в медпункт.

Не любил он раздеваться перед посторонними людьми, чувствовал какую-то незащищенность, когда стягивал с себя свитер и его рассматривали, как лошадь на продажу.

Она долго ощупывала его руку и расширенными от удивления глазами разглядывала четыре округлых шрама на его теле:

– Откуда это у вас, вы воевали?

Чуть помедлив, он сказал:

– Можно сказать, да.

Ее глаза округлились: перед ней был герой, тело которого пробили пули врага.

– Вы знаете, нам с вами надо поехать в больницу и сделать рентген, иначе это может плохо кончиться.

Дин кивнул, соглашаясь:

– Надо – значит, надо.

До центра надо было ехать километров шестьдесят пять, и вызывать «неотложку» не стали.

У нее был неплохой старый «фордик», она села за руль, Дин рядом, и они попылили по проселочной дороге к автомагистрали.

Путь был неблизкий, и чтобы как-то скоротать время, она попросила его рассказать что-нибудь о себе. Он не особо любил распространяться о себе, но в ней было что-то такое, что захотелось произвести на нее впечатление.

Чем больше он рассказывал, тем больше ей нравился: «Какой мужчина! Воевал, путешествовал, – таких сейчас просто нет!» Она отрывала взгляд от дороги и смотрела на него восторженным взглядом.

Рентген и консультация врача заняли всего час. К счастью, перелома не было, руку просто крепко перевязали, и они покатили назад. Когда проезжли мимо кемпинга, Дин, сам не зная зачем, предложил выпить чашечку кофе.

…Она целовала его в губы, в шею и, осторожно прикасаясь к круглым шрамам на правой груди, называла его «мой воин». Он же как мог ласкал ее неперебинтованной рукой, называя «моя спасительница».

Они вернулись, когда уже стемнело. Дома не спали, волновались, что его положили в больницу. И как же они обрадовались, что он вернулся. Наскоро накрыли на стол, угостили чем могли и докторшу, извиняясь за причиненное беспокойство.

Старший сын пошел ее провожать, а отец погрозил ему вдогонку пальцем:

– Смотри у меня, без шуток, герой.

Потом Дин развязал руку и долго мылся в душе, с усмешкой рассматривал свои круглые шрамы, вспоминая, как по пьянке напоролся в стогу на вилы, но это была уже совсем другая история.

Жена

Где ее носило по свету, было известно только Богу. И когда он шел на встречу с ней, вернее, со старыми школьными друзьями, ему было невыносимо любопытно, как она сейчас выглядит, сильно ли ее изменили годы.

Марина тщательно собирала его на эту встречу, чтобы он выглядел как можно лучше и не ударил в грязь лицом перед своей первой женой. Она проводила его до самого лифта, а потом смотрела в окно, как отъезжает его машина. А когда он уехал, ей стало почему-то очень грустно и чуть-чуть захотелось плакать, она даже немножко поплакала, но об этом знала только она.

Сорокалетние однокашники почти не изменились за прошедшие двадцать пять лет, ну только совсем немного посеребрились волосы, и некоторые девчонки стали покрупнее, а глаза у всех остались те же: задорные, со смешинкой у бывших разгильдяев и серьезные, какими были уже с первого класса, у записных умников.

Игорь волновался, она немного запаздывала, и когда в дверь позвонили, внутри что-то екнуло.

Они не виделись уже много лет, с тех пор как с их ребенком случилось несчастье. После этого они больше не могли быть вместе, казалось, судьба развела их навсегда и они останутся в памяти друг друга такими, какими были много лет назад. Но эта встреча всколыхнула давно забытое, оставившее в сердцах двух людей непроходящую боль.

Ирена совсем не изменилась, она была такая же красивая, как будто они расстались вчера. Они обнялись как старые добрые друзья, и у обоих на глазах выступили слезы. Она отступила на шаг, окинула его взглядом и радостно сказала:

– Я так и думала, что ты выглядишь хоть куда. – Ну уж получше, чем твои американские «биг-маки», – вставил неисправимый юморист Колька, намекая но то, что она живет в Бостоне, и сразу полез целоваться.

Игорь отошел в сторону и ждал, пока она со всеми переобнимается и расцелуется, оставляя на щеках свою ярко-красную помаду. Он налил себе текилы в маленький стаканчик и одним махом опрокинул его, без лимона и соли.

По старой памяти за столом их посадили рядом, но поговорить о чем-то своем не удавалось – все время призносились какие-то тосты, школьные воспоминания лились рекой, звучал смех. Постепенно гомон притих, все разбились на небольшие компании, совсем как в школе, но говорили уже о насущном. Мужики – о проблемах на работе, о рыбалке и о женщинах, и, конечно же, чужих. Девчонки критиковали современную моду, чересчур короткие юбки и клешеные брюки, в которые они, к сожалению, уже не могли влезть.

На улице стало совсем темно. Игорь предложил ей выйти с ним на балкон покурить. Они закрыли за собой дверь. За стеклом было видно, как два красных уголька поочередно освещают то одно, то другое лицо. Им было что вспомнить и было о чем поговорить.

– Давно ты замужем?

– Была лет десять.

– Не понял.

– С ним произошло несчастье.

– Извини, я не знал.

– Как ты?

– У меня все хорошо.

– Я знаю, мне писали.

– Слышал, ты родила сына?

– Да.

В воздухе повисло молчание. Они еще немного постояли на балконе и зашли в комнату. Игорь почувствовал, что можно было бы уже ехать домой.

Вдруг кто-то снова позвонил в двери. На пороге стоял парень лет семнадцати, неловко переминаясь с ноги на ногу:

– Меня папа прислал маму проводить домой.

У Игоря сжалось сердце – мать этого парня, Лилька, рожала в один день с Иреной. И, чтобы не ошибиться, он спросил:

– Лиля, это твой?

Она молча кивнула. Игорь подошел к нему, обнял за плечи, посмотрел ему прямо в глаза и сказал:

– Какой ты уже большой вырос! – и чуть не добавил: «Сынок».

Он присел с ним за стол и долго расспрашивал, где он учится, как живет, где гуляет и о многом другом. Потом он со всеми попрощался, вышел на улицу и отправился домой. На глубоком черном небе ярко блестели августовские звезды, он поднял голову вверх и произнес вслух: «Я знаю, что ты Где-то там, у Него, и у тебя все хорошо».

Марина не могла сомкнуть глаз, лежала на боку, с головой накрывшись одеялом. И когда в дверях стал поворачиваться ключ, она не вскочила, как делала это обычно, а продолжала лежать с закрытыми глазами. Игорь, не разуваясь, прошел в спальню и сел на край кровати. Но она все равно не открывала глаза и показывала всем видом, что спит. Тогда он нежно погладил ее по голове и сказал:

– Не притворяйся, ты не спишь, я знаю.

Тогда она сразу открыла глаза и спросила:

– Ну как там было?

Они разговаривали всю ночь, переживая вместе то, что было, и еще раз почувствовали, что нет людей ближе на всем белом свете, а под утро, когда на небе появились первые всполохи, заснули, крепко обнявшись.

Проза

Он лапал своими пухлыми пальцами ее грудь, сжимая изо всех сил, потом его рука опустилась ниже, он стал тискать ее бедро, пытаясь себя этим хоть как-то распалить. Но его мужское достоинство болталось между ног подобно переваренной сосиске и не подавало никаких признаков любопытства. Убедившись полностью, что второго раза не получится, он позволил Клавдии надеть халат, а сам голым задом уселся на деревянный табурет и закурил.

Ему не хотелось уходить вот так сразу, в его далекой стране такая женщина, как Клавдия, стоила не каких-нибудь тридцать долларов, а несоизмеримо дороже. Поэтому он сидел голышом на табуретке и чего-то ждал, распространяя вокруг себя запах дорогих американских сигарет. Говорить ему с ней было не о чем, да если бы он и хотел с ней побеседовать, разговора бы не получилось. Она знала по-английски всего несколько фраз, которые, скорей всего, выучила совсем недавно, и повторяла их, как попугай, наверное, не понимая даже полностью их смысла. Но его это не волновало, для него главным в ней было красивое тело и хорошенькая мордашка, не тронутая косметикой.