Тигры в красном - Лайза Клаусманн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Получив свой заказ, она направилась к Эду и пристроилась рядом с ним на ограде. Выудила толстую ракушку, упругий моллюск скользнул в рот, и она ощутила, как лопается нежная мякоть. Дейзи чувствовала запах рыбачьих лодок, стоявших позади «Палубы», бриз трепал волосы, поглаживал пушок на затылке. Казалось, лето началось именно в этот момент, с этой непостижимой смеси соли, прохладной мякоти и запаха керосина.
Она заметила высокого худого мальчика с волосами песочного цвета, который разговаривал с Пичес Монтгомери.
Дейзи пихнула Эда локтем:
— Что это за парень?
Торчащие ежиком волосы парня напомнили ей морскую траву, ей представилось, что он пахнет как изнанка ее шлема для верховой езды: сладко-соленый запах с примесью кожи.
— Тайлер Пирс, — сказал Эд. — Ему четырнадцать, если тебя это интересует. А похоже, что интересует.
— Откуда ты его знаешь? — Дейзи решила проигнорировать колкость.
— Я встретил Пичес, когда сегодня днем гулял по городу, до того, как ты приехала.
— Ну и?
— Она говорила о нем.
Дейзи смотрела на Эда, но тот больше ничего не сказал. Аккуратно вытащил из коробки ракушку и принялся ее изучать.
— Адовы колокольчики, Эд. Ты медленнее, чем январская улитка. Что она сказала?
— Я особо не слушал. — Эд сосредоточенно соскребал масло с моллюска на ладонь. — Она познакомилась с ним у себя в городе, кажется. Его семья только что купила дом на Южной Солнечной.
Глядя, как Эд вонзает ноготь в моллюскову плоть, Дейзи прокрутила новость в голове. Потом еще немного поглазела на мальчика, мечтая, чтобы у нее был конский хвост. У Пичес был конский хвост, цвета сливочной помадки. Он прыгал по ее плечам, когда она бегала по теннисному корту.
Пичес Монтгомери была совершенно бесполезным существом, по мнению Дейзи. Жеманная воображала. Ее настоящее имя было Пенелопа, но Персик-Пичес утверждала, что ее так прозвали за ее кожу. Будто персики со сливками, все время повторяет мой отец. Дейзи не поверила в это ни на секунду. Но мальчикам постарше Пичес нравилась. Даже тренер по теннису был к ней неравнодушен. Наверное, у Пичес есть нечто.
Пичес, поймав взгляд Дейзи, сузила свои и без того узкие косые глазки. Мой отец называет их миндалевидные. Она медленно направилась в их сторону.
— Привет, Дейзи. — Пичес перекинула конский хвост с левого плеча на правое. — Привет, Эд.
Она бросила приветствие в сторону Эда, даже не посмотрев на него.
— Привет, Пичес, — ответила Дейзи.
— Ты только что приехала?
— Угу, — пробурчала Дейзи.
— Слышала, этим летом вам всем придется жить в вашем доме, — сообщила Пичес, по-прежнему не глядя на Эда. — Наверное, будет тесновато.
— Наверное, — согласилась Дейзи и яростно сунула в рот моллюска. — Будешь играть в теннис в этом году?
— Разумеется. Отец тренировал меня всю зиму. Ты же знаешь, какой он.
— Ну да. — Дейзи спрыгнула с ограды и старательно взмахнула над плечом своим «бобом».
Эд буквально пялился на Пичес. Та мазнула по нему взглядом и чуть ли не содрогнулась, а затем направилась к компании, что уже давно звала ее.
— Пичес растолстела, — заметила Дейзи — Держу пари, я ее обыграю на турнире в этом году.
— Некоторым мужчинам это нравится, — заметил Эд.
— Да кого это волнует.
Некоторым мужчинам это нравится. Она в первый раз слышит такую глупость.
— Ей придется таскать по теннисному корту все свои жиры, а я буду носиться как птица.
— Уверен, что ты победишь ее, — ровным голосом сказал Эд.
— Спасибо, — поблагодарила Дейзи.
Тихий вечер окутал их, пока они поднимались по Симпсон-лейн. Там не было никаких тротуаров, только цветущие кусты, обвивающие белые изгороди и свешивающие ветви на пыльную дорогу. В этот час здесь было тихо, богатые дачники уже укатили в Яхт-клуб на вечерний коктейль или уплыли с пикником на мыс Поуг. Прочие улицы тоже никто бы не назвал особо оживленными, но все-таки они выглядели частью реального мира. А проселок Симпсон-лейн будто вел в никуда. Летняя дорога.
Дейзи бездумно сорвала розу и принялась ощипывать лепестки. Мысли ее вертелись вокруг Пичес и тенниса, вокруг мальчика с песочными волосами.
— А знаешь, ты ей не нравишься, — сказала Дейзи, покосившись на Эда, который шагал рядом, вглядываясь в освещенные окна домов. — Я про Пичес. Ее от тебя прямо трясет.
Эд, словно пребывавший в трансе, казалось, ничего не слышал.
— И о чем же вы говорили сегодня днем? — Дейзи посмотрела на него с интересом. — Она ведь практически не разговаривает с мальчиками, которым меньше четырнадцати.
— О том о сем, — тихо сказал Эд.
Стрекотание цикад стало громче, из порта донесся туманный горн.
— И вовсе ты с ней не говорил, — заявила Дейзи через минуту.
Эд не отрывал взгляда от домов.
— Так откуда же ты все это знаешь?
Он вдруг остановился и развернулся к Дейзи.
— Ты следил за ней, — догадалась Дейзи.
— Я бы не назвал это слежкой, — ответил Эд, его серебристые глаза пристально смотрели на нее. — Я занимаюсь самообразованием.
Дейзи проснулась посреди ночи. Она подумала, что это, должно быть, из-за луны, слишком ярко отражающейся в гавани. Но затем услышала голос Билли Холидей, доносящийся снизу. Босиком, как была, в ночнушке, она спустилась по лестнице и увидела, что на террасе сидят мать и тетя Хелена, освещенные пламенем свечей. Они были лишь в комбинациях, шелковые лямки натянулись на склоненных спинах.
Мать, подавшись вперед, слушала тихий голос тети Хелены, у ног ее стояла бутылка джина. Дейзи придвинулась поближе к окну.
— Не знаю, — говорила тетя Хелена. — Может, я плохая мать. Или позволяла ему проводить слишком много времени с Эйвери, не знаю. Я совершенно вымоталась, Ник. Правда.
— Наши дети, — тихо произнесла мать. — Кто бы знал, что они будут так непохожи на нас? А может, мы этого и хотели. Я смотрю на Дейзи, такую же золотистую, как ее отец. Иногда, странно такое говорить, но иногда я сурова с ней, потому что чувствую себя чужой в доме, где все такое хорошее, золотое и небесное. Что обращает меня в дьявола, я полагаю.
— Старина Ник,[13] — рассмеялась тетя Хелена. — О боже. Хотела бы я, чтобы во мне было побольше дьявольского. И поменьше небесного и золотого. Хотя, кажется, эта часть меня мало-помалу исчезает.
— И что же взамен? — Мать ткнула Хелену в плечо.
— Другие мужчины?
— Ты не посмеешь.
— О, ты думаешь, ты одна такая, да?
Мать посмотрела на Хелену, затем глотнула из своего стаканчика из-под желе, хрустнула льдом.
— Ты помнишь ту ужасную толстуху, что жила напротив нас на Вязовой улице? У которой каждую ночь бывал новый матрос?
Хелена помолчала какое-то время, потом сказала:
— Лоретта. Как же была ее фамилия?
— Поучительная история, если такие вообще бывают, — хихикнула мать.
— И маленький тощий солдатик с рябым лицом, который волком выл под ее окном?
Мать фыркнула.
— Прекрати, — сказала она. — Меня разорвет, и мы перебудим наших прекрасных деток.
— Мы ведем себя неподобающе, — тихо рассмеялась тетя Хелена.
Дейзи сдерживала дыхание так долго, что испугалась, как бы грудная клетка не лопнула. Но она была зачарована. Точно ее мать и тетю похитили гоблины и заменили какими-то эльфами. Они казались ей такими красивыми и такими нездешними, их головы и руки в тусклом свете отбрасывали на деревянную террасу изящные, изогнутые тени. Они могли бы говорить что угодно, она бы все равно их любила. Мелодия их голосов, аромат их духов, ласкающий воздух были точно любовная песня. Ей хотелось быть с ними там, на террасе, под слепящей луной, грызть лед и позволять бретельке сползать с плеча. Ей хотелось быть частью этого зачарованного мира, который они, казалось, создали из свечей, музыки и смеха. А затем они каким-то образом смешались с образом мальчика Тайлера и запахом лодочного горючего у «Палубы».
Дейзи медленно развернулась на пятках, чтобы не скрипнуть лакированными деревянными половицами, и бесшумно поднялась в свою комнату.
1959: июль
I
Прошло всего две недели теннисных уроков, июль едва начал ложиться всем весом лета на Остров, когда Эд перестал появляться на занятиях. Он выходил из дома вместе с Дейзи каждое утро в восемь, и они вдвоем шли к теннисному клубу. Но после она не видела кузена до полудня, когда он появлялся, чтобы забрать ее, и они возвращались в Тайгер-хаус на ланч.
Он не говорил, где пропадает и что делает, пока Дейзи носится по раскаленному земляному корту, отрабатывая бэкхэнд. Спрашивать его было бессмысленно, он или ответил бы «то да се», или же просто промолчал.