Не по чину - Евгений Красницкий

Нет, какую-то награду он, конечно же, заслужил, но…

«М-да, сэр, и опереться-то, кроме художественной литературы, вам не на что. Обидно, конечно, но не досадовать же, подобно дону Румате Эсторскому, на отсутствие в учебной программе курса придворной интриги? «За неимением гербовой…», как говорится… Что там у нас первым делом приходит в голову? Анна Австрийская? Не натуральная, разумеется, а из романа «Три мушкетера». Д’Артаньян, помнится, когда притащил ей из Англии подвески, что получил? Именно! Перстень с бриллиантом, причем не лично, а через камеристку. А граф де Ла Фер, когда намекнул, что сопровождал своего друга в Англию? Да! Совсем другое дело! Никакого «материального поощрения», но удостоился приватного разговора и получил испрашиваемую помощь!

В чем разница? А в том, что д’Артаньян был всего лишь нищим безбашенным гасконцем, для которого пределом мечтаний являлось место рядового мушкетера, а граф де Ла Фер — аристократом, для которого и офицерского патента в том же мушкетерском полку было недостаточно. Так кем же вы, сэр, хотите нарисоваться перед княгиней Городненской — д’Артаньяном или Атосом? Ах да! Пардонэ муа, по возрасту вы тянете не более чем на виконта де Бражелона, но ведь все равно, разница-то существенная!

Итак, если вы собираетесь изобразить из себя, как выражался незабвенный профессор Выбегалло, «шевалье де сан пёр, э сан репрош», придется и перед княгиней светить свое родство с Рюриковичами, никуда не денешься — средневековье-с! Однако делать это надо не так, как с князем Всеволодом — «я роду не худого, и не надо со мной, как со смердом обращаться», а изобразить из себя «юного Атоса» — «поступаю так, как предписывает мне мой статус, и никто, даже сюзерен, не может требовать от меня иного».

Что положено Атосу, то не светит д’Артаньяну. В переводе на язык родных осин: «Забудьте о выкупе, но позаботьтесь о таких вроде бы эфемерных, но весьма существенных категориях, как связи и положение».

Вот и цель переговоров обрисовалась: добиться появления в информационном поле Мономашичей (ну, хотя бы одного только Вячеслава Туровского) такой фигуры, как боярич Михаил, которому как-то неудобно подать «рупь на водку», а затем забыть о его существовании. Риск? Несомненно: возле князей — возле смерти. Но стартовая позиция, позвольте вам заметить, очень нехреновая, а это — ресурс, да еще какой! Правда, возраст… но, как говорят мастера единоборств: «если ты выше противника ростом, это преимущество, а если ты ниже противника ростом, то это тоже преимущество».

Соответственно, и стратегия разговора…

«Да, с князем было проще — пугнуть, выдвигая на передний план его беспомощность раненого пленника и попутно напустив мистического тумана, а потом, пока у него «кипит разум возмущенный», вложить нужные мысли, которые тот посчитает своими. С княгиней будет сложнее… с женщинами вообще сложнее, но тут еще и требуется не только добиться своего, но и заслужить хорошее отношение. Ни красота (хотя, какая красота с вашей-то рожей, сэр, да еще на фоне Елисея и Елизара), ни ум, ни обаяние, ни элегантность с куртуазностью тут не прокатят. Женщине во власти нужны: первое — полезность, второе — предсказуемость и управляемость, чтобы этой полезностью можно было воспользоваться».

Значит, никакой мистики, никаких непоняток. Открыто и прозрачно: восторженный пацан, воображающий себя «рыцарем в сверкающих доспехах», распираемый гордостью от того, что он боярич, родственник правящей династии и сотник в четырнадцать лет, но (НО!), ничуть не сомневающийся в своих аристократических правах, так же, как и сама княгиня Агафья — правах поскромнее, чем у князей, но столь же непреложных!

Вот такого «бойцового петушка» княгиня поймет, примет и будет уверена, что сможет крутить им, как ей заблагорассудится. Вот о таком Агафья, в разговоре с братьями, отзовется снисходительно-доброжелательно, а в разговоре со снохой — Ольгой Туровской — даже могут дуэтом и похихикать, мол, забавный зверек, да и приручить его будет полезно.

«Ну, что ж, сэр, глаза горят, усы, не смотря на их отсутствие, топорщатся, шпоры, которых тоже нет, звенят. Вперед!»

Княгиня Агафья сидела на чем-то, покрытом шкурой (кажется, лосиной) прямо под раскрытым волоковым окошком так, что ее лицо оставалось в тени, а находящийся перед ней собеседник оказался бы весь на свету.

«Угу, приготовилась. Знаем мы эти штучки».

Артемий, заскочивший вперед, сначала сверхпочтительно произнес:

— Изволь сюда пройти, господин сотник, — потом прямо-таки возгласил на манер мажордома, — Сотник Младшей дружины Погорынского войска боярич Михаил сын Фролов из рода бояр Лисовинов!

Мишка с близнецами, четко печатая шаг, дошел почти до самого торца очага, остановился, акцентированно приставив каблук к каблуку, затем (прямо, как на плацу) изобразил полуоборот направо. Близнецы следовали за ним, точно копируя движения. Какой-нибудь старшина-строевик, возможно, даже умилился бы от такой слаженности — прямо-таки не строевой экзерсис, а музыкальная фраза трио исполнителей-виртуозов.

Выждав пару секунд, Мишка опустился на левое колено — на сгибе правой руки шлем, ладонь левой руки на рукояти меча не позволяет кончику ножен коснуться пола — склонил голову, прижав подбородок к груди (почти прижав — помешала повязка на горле), потом, глядя в упор на княгиню, произнес:

— К услугам Вашей Светлости!

— Что?

Не то чтобы Агафья не расслышала мишкиных слов — в доме было тихо — но слишком уж необычным было обращение. Елисей же понял ситуацию по-своему и в полном соответствии с полученными инструкциями громко повторил:

— К услугам Вашей Светлости.

Не дожидаясь ответа, Мишка (а с ним и близнецы) поднялся на ноги. Княгиня некоторое время озадачено помолчала, а потом, видимо выполняя заранее продуманный план, грозно вопросила:

— Почто вежество не блюдешь, земно не кланяешься?

— Воинское коленопреклонение вежеством земному поклону не уступает, однако, если Вашей Светлости угодно…

Мишка склонился в поклоне так, что если бы не были заняты руки, сумел бы коснуться пальцами земляного пола. Вместе с ним склонились и близнецы, а Елисей, еще не успев выпрямиться, начал:

— Воинское коленопреклонение…

— Да слышу я, слышу, не глухая!

Агафья отмахнулась, как от надоедливой мухи, и Елисей умолк на полуслове.

— Ты как меня назвал?

— Издавна у славян князья именуются Светлыми, отсюда и Светлость, обращение же на «Вы» есть сугубое вежество, надлежащее при разговоре с тем, кто владеет правом говорить не только от себя, но и от множества своих подданных. Посему: Ваша Светлость.

— Хм… — княгиня явно не нашлась, как реагировать на мишкин пассаж, шевельнулась, усаживаясь поудобнее, набрала в грудь воздуха… — Да ты… вежеству меня учить вздумал, сопляк?!

«Ага, решила все-таки придерживаться скандального тона. Видимо, думает, что придется торговаться насчет размеров выкупа, и пытается заранее давить на психику».

— Как можно, Ваша Светлость? Веду себя так, как наставники учили.

— М? Какие такие наставники?

«Ну что, мадам, не получается скандальный тон выдерживать? А как вы себе думали? «Удивить, значит, победить»! Сейчас я вам еще одну загадочку подкину».

— Воевода Погорынский боярин Кирилл Лисовин, посадник княжий боярин Федор, иеромонах Туровской епископии Илларион, богемская графиня Палий… люди все уважаемые и в искусстве вежества, а также рыцарской галантности весьма искушенные!

«А вы, мадам, хоть и пребываете ныне в статусе навроде жены председателя райисполкома в медвежьем углу, в столице-то обитали, да и по-польски трындите, как я заметил, без проблем. Следовательно, о европейской куртуазности хотя бы слыхали хоть что-то. Зря, что ли, я богемскую графиню приплел? Ну что, и дальше будете городничиху изображать?»

Агафья оказалась бабой упертой (недаром соправительница при муже) и после небольшой паузы, снова слегка поерзав, опять попыталась наехать на Мишку:

— Ты о чем думал, молокосос?! А если бы твои стрелки в кого-то из детей попали?

— Не попали бы. Стрелки у меня хорошие, некоторые даже на звук…

— Да плевала я, какие у тебя стрелки! Ты детьми рисковал!! Княжьими!!!

— Не было риска, Ваша Свет…

— А если бы попали?

— Но не попали же, даже близко…

— А если бы все же попали?

А вот это надо было уже прекращать, причем, самым решительным образом. Еще ТАМ Мишка убедился, что вот таким «если бы» собеседника долбят либо в случае отсутствия других разумных аргументов, либо провоцируя на опрометчивый, чреватый серьезными неприятностями ответ. Тут есть только два выхода: либо юлить и выкручиваться, либо ответить так, чтобы вопрошающему тошно стало. Юлить и выкручиваться Мишка не собирался — не та ситуация.