На городских холмах - Эмманюэль Роблес

Я не сел и, стоя напротив нее, ждал, пока она соизволит объяснить, чего хочет от меня. Я не отличался большим терпением, но старался быть спокойным. Я взглянул на ее руки. Они были очень тонкие и очень белые, с ярко-розовым лаком на ногтях.

— Я узнала ваш адрес, позвонив по телефону в гараж Моретти, — сказала она, заложив ногу за ногу и глядя на меня без улыбки.

Мне нравился ее немного певучий голос.

Я упорно рылся в памяти, стараясь припомнить, где я мог видеть эту женщину. И вдруг спохватился, что волосы у меня растрепанны, а рубашка на груди расстегнута. Смутившись, я торопливо застегнулся и подобрал пряди волос, падавших мне на щеки.

Чего она хочет? Может быть, это приходящая сестра или дама из какой-нибудь благотворительной организации? Они довольно частые гости в домах бедняков. Но мне нечего у них просить. Мне не нужно милостыни. К черту благодеяния! Ничего не нужно. Никогда! Она также говорила о гараже Моретти. Может быть, ей нужен шофер?

— Я — мадам Альмаро, — многозначительно произнесла она, впиваясь в меня взглядом.

Она, бесспорно, ожидала, что я буду изумлен. Должно быть, у меня было растерянное лицо, потому что она покачала головой, словно говоря: «Да, да, ты не ошибся. Ты правильно расслышал». Мне захотелось избежать ее взгляда, я отошел к окну и, сунув руки в карманы, щурясь от нестерпимо яркого света, льющегося со знойного неба, попытался успокоиться. Я твердил: «Это он послал ее! Какая хитрость кроется за всем этим?» Понемногу удивление сменилось у меня раздражением. Нужно выставить ее отсюда! Вышвырнуть вон! Но мне вовсе не хотелось, чтобы она ушла, так и не сказав, для чего приходила.

Она заговорила у меня за спиной. Не оборачиваясь, я жадно ловил каждое ее слово.

— После того, что произошло вчера вечером, я почла за благо предупредить тебя на будущее… Я пришла, чтобы дать тебе совет…

Вот как! Она бесцеремонно называет меня на «ты». Я чуть было не рассмеялся.

Что таит в себе эта угроза?

Мадам Альмаро продолжала:

— Я с большим уважением относилась к твоей матери. Ты был еще малышом и не помнишь этого… Я часто встречала тебя с ней в лавке твоего отца…

Я ничего не ответил. Меня ничуть не взволновало это упоминание о моей матери, которая умерла, когда мне было едва четыре года. Ведь я совсем ее не знал.

Я и в самом деле ждал совета, ради которого мадам Альмаро пришла ко мне домой.

Наконец она сказала:

— Мой муж очень снисходительно обошелся с тобой, когда ты попался с этими плакатами. Он учел, что ты еще очень молод. А знаешь, чем ты рисковал, если бы тебя передали полиции? Несколько месяцев тюрьмы или концлагеря на юге, а там свирепствует дизентерия, воды нет…

Она говорила теперь более возбужденно, более настойчиво. Но меня так и подмывало обернуться и нагрубить ей. Снисходительность Альмаро? Ах ты, гадина! А этот намек на лагеря…

Я сдержался. Ведь не остановится же она на этом! Интересно, что она еще скажет? Я стиснул зубы. Это помогало мне держать себя в руках. Чтобы не вспылить, я заставил себя внимательно следить за тем, что происходит на улице. Я увидел старого господина, который прогуливал свою собаку. Собака тянула поводок, обнюхивала стены и газовые фонари… Старичок останавливался, ждал, потом зигзагами опять устремлялся за собакой.

Я очень хотел посмотреть, как выглядит сейчас моя гостья, но не хотел оборачиваться. Снисходительный Альмаро? Этот работорговец? И эта женщина еще пользуется его нечисто нажитым богатством! Сообщница! Она — его сообщница!

На тротуаре ребятишки играли в «классики». Вслед за маленькой брюнеткой прошел какой-то молодой человек. Брюнетка, должно быть, студентка. У нее под мышкой — пачка книг и тетрадей. Она знает, что он идет за ней…

Снова послышался голос мадам Альмаро. На сей раз в нем прозвучала некоторая враждебность:

— Что ты делаешь каждый вечер у моей виллы? И почему тебе вздумалось войти в сад? Это сумасбродство. Тебя могли убить. Ну что? Отвечай, зачем это тебе нужно?

Молодой человек догнал брюнетку. Она улыбнулась ему. Теперь они шли рядом. И вместе уходили все дальше и дальше…

— Ты ничего не хочешь отвечать? Уверяю тебя, меня никто сюда не посылал. Муж ничего не знает об этом. Он пришел бы в бешенство, если б узнал… Но я… я видела тебя в тот вечер. И вчера… — Она немного помолчала. — В сущности, мой муж не плохой человек. Но он вспыльчив. И несдержан. Вчера вечером ты сам убедился в этом… — Короткая пауза, словно она надеялась, что я отвечу. — Боюсь, как бы ты не вывел его из себя и не случилось бы беды…

Она боялась!.. Она боялась!.. Шалишь! Я пожал плечами, но не повернулся. Я все так же стоял у окна, весь подобравшись, сунув руки в карманы, стараясь оставаться спокойным.

— Конечно, ты молод, ты не сознаешь всей опасности. И поступаешь необдуманно.

В небе стремительно носились ласточки. Я притворился, будто их полет меня очень заинтересовал. Потом, слегка повернув голову, я спросил:

— Вы узнали меня вчера вечером?

— Да.

— Вас насторожил скрип калитки?

— Да.

— Вы боялись, что я приду?

— Муж говорил мне о тебе. Я знаю, он встретил тебя однажды, когда ты бродил вокруг нашего дома.

Она отвечала твердо, без колебаний, без замешательства.

— Вы ему сказали, что я в саду?

— Да, сказала.

— Он был уже в кабинете?

— Да, он как раз входил туда.

Я замолчал, и она стала оживленно объяснять:

— Я не ожидала, что он так поступит. Он выхватил револьвер, выбежал на балкон… Ты был уже у ограды…

Я помолчал еще несколько секунд. Я колебался — задать ли ей этот вопрос? — но в конце концов спросил, снова повернув к ней голову, чтоб она лучше расслышала:

— Вы чем-нибудь помешали ему стрелять?

Она запротестовала:

— Но я же не знала, что он выстрелит. Мне это и в голову не пришло.

И вот тут-то я повернулся и посмотрел ей прямо в глаза:

— Вот как! Вы знаете, что ваш муж вспыльчив, несдержан. Вы видите, как он бросается вперед с револьвером в руке и после этого заявляете, будто вам и в голову не пришло, что он выстрелит?

Это немного озадачило мадам Альмаро. Она выпрямилась, ресницы у нее дрожали. Потом возбужденно заговорила:

— Но это же вполне естественно! Я увидела тень в саду. Потом узнала тебя. После того, что мне рассказал муж, я была убеждена, что ты придешь, чтобы напасть на него. Я и сейчас в этом убеждена.

Я принялся расхаживать по комнате. Всякий раз, приближаясь к ней, я чувствовал, как от нее пахнет гвоздиками. Я люблю запах гвоздик. Не останавливаясь и не глядя на нее, я спросил:

— Почему он выстрелил только один раз?

— Не знаю.

— Осечка, да?

— Не думаю.

Я был разочарован.

— Что он сказал потом?

Она колебалась. Я остановился перед этой женщиной и с любопытством посмотрел на нее. Руки я все время держал в карманах. Она подыскивала ответ. Не слишком компрометирующий ответ. Наконец она решилась:

— Он сказал, что он тебя… что надо положить конец этим ребяческим штучкам… Я хочу сказать… Ну, ты же хорошо понимаешь…

Она пожала плечами и откинулась назад. Удачное выражение: «ребяческие штучки». Я почувствовал, что весь дрожу от сдерживаемого язвительного смеха.

Я стоял как раз перед зеркалом. Пригладил волосы. Мне видна была и мадам Альмаро — она покусывала губы. Улыбнувшись, я спросил:

— А он не сказал, что спустит с меня шкуру?

— Ну что ты!

Можно было подумать, что я сказал что-то неприличное. Тогда я спросил преувеличенно вежливым тоном:

— Однако он, кажется, намерен прекратить эти «ребяческие штучки», как вы изволите выражаться, пустив в ход револьвер?

Она с негодованием резко дернула головой, словно сочла мой вопрос слишком дурацким.

Хотелось курить. Я догадывался, что моя гостья скоро уйдет, а главное еще не сказано. В голову пришла мысль, доставившая мне жгучее и глубокое удовлетворение: я был уверен — Альмаро боится меня, я внушаю ему страх, он опасается мести. Не подослал ли он ко мне свою жену, чтобы выведать мои намерения? А может быть, она искренна и предприняла этот шаг без ведома мужа? Впрочем, все это неважно. Я понял: Альмаро, зная о грозившей ему опасности, во что бы то ни стало постарается избавиться от меня. И для него это не составит труда. Ему ничего не стоит упрятать кого-нибудь в тюрьму или в концлагерь. Достаточно обвинить человека в том, что тот слушает радиопередачи из Лондона.

Однако я слегка наклонился к мадам Альмаро и сказал (на этот раз без улыбки):

— И вас послал ко мне не муж? Нет? И это правда?

Она не возмутилась и утомленно ответила:

— Ну, конечно, правда. Ты что, с ума сошел? О, ты его не знаешь! И откуда ты взял, что он послал меня? Ты же сам прекрасно понимаешь: если ему понадобится, он отправит тебя в лагерь. И поверь мне, он это мигом устроит.