Каникулы в Чернолесье - Егоров Александр Альбертович

Ворон Карл беспокойно заерзал на столе, взмахнул было крыльями, но Герман погрозил ему пальцем. Ослушаться тот не мог и остался на месте. Только когда Герман спустился по лестнице на первый этаж, Карл тяжело взлетел и пересел на подоконник у раскрытого окна, чтобы быть начеку. Что и говорить, он тоже был верным другом.

Внизу хлопнула дверь. При свете фонарей на мачтах Герман пересек двор и отпер задние ворота (те самые, от которых у Сергея не было ключа).

За забором было темнее. Тьма наползала со стороны леса. Черный туман стелился по темной траве, и вступать в него ни в коем случае не следовало.

Поэтому Герман остановился.

Ждать долго не пришлось. Прямо из жидкой тьмы, похожей на разлитую нефть, соткалась черная фигура. Фальшивый доктор Штарк в своем кожаном пальто подошел ближе и остановился, поигрывая тонким хлыстиком-стеком, словно взятым напрокат из какого-то заштатного военного музея.

– Я уже засомневался, что ты придешь, Гройль, – сказал Герман. – И все же я ждал тебя. Ведь я прошлой ночью уже был у вас. Жаль, не застал…

– Ты прав, – кивнул барон. – Это мой ответный визит. Визит вежливости, ха-ха… а вот ты невежлив. Ты снова называешь меня – Гройль? Я напомню: мое имя – Флориан Штарк. И опять же из чистой вежливости я поинтересуюсь: понравился ли тебе наш чудный детский лагерь? Ты заметил, что в нем стало многолюднее? Прибавился, как минимум, один юный пионер?

– Как прибавился, так и убавился, – сказал Герман. – Этот кусок тебе не по зубам, Гройль.

– Флориан. Или Штарк.

– Ты слишком рано празднуешь победу, Федор Старкевич. Ты обманом заманил его в свою волчью стаю.

– Ничуть не бывало. Он приехал сам. На той электрической штуке, которую ты сам ему опрометчиво подарил. Более того: он был в восторге. Не говори мне, что это не так. Его теперь от наших девчонок за уши не оттащишь. А те пишут ему послания. Мой помощник Феликс любезно читает их мне вслух.

– Феликс? Феликс Ковальчук? Я прекрасно помню, каким он был раньше, пока не попал к тебе. Он был лучшим учеником в гимназии. В кого ты его превратил?

– Просто я тоже неплохой учитель. И наша школа будет поинтереснее любой другой. Ты не находишь? Я просто показал ему… некоторые новые возможности.

– Ты не можешь учить тому, чего не знаешь сам.

– Не усложняй, – Флориан-Федор легонько хлестнул стеком по голенищу своего сапога. – Вспомни, с чего все начиналось: с мистики. С научной фантастики. А теперь мы имеем реальную силу. Мы делаем, что хотим. Мы рвем этот мир, как… кстати, как что? Забыл. Есть какая-то ваша русская поговорка, напомни мне…

– Оставь свою болтовню, – прервал его Герман. – Ты предлагал мне сделку? Я согласен. Ты не трогаешь моего парня. Я оставляю в покое вас.

– Не-ет, – Гройль растянул сухие губы в улыбке. – Сделка больше не актуальна. Еще вчера… утром… я бы над этим подумал. Но сегодня у тебя нет козырей. Нет, собственно, и предмета договора. Твой любимый внук узнал свою истинную природу. Теперь он один из нас. Один из нас, Герман. – Слово «нас» он произнес со значением. – И ты знаешь, твой Сергей очень хорош. Он очень, очень быстрый. Он едва не убил Феликса. Тот рассказывал мне об их поединке, а сам скрипел зубами от обиды… они еще померятся силами, дай срок. Не удивлюсь, Герман, если в один прекрасный день ты найдешь в овраге чье-то растерзанное тело… и заметь, мне почти безразлично, чьим оно будет.

– Ты негодяй, Гройль.

– Я знаю. Но у меня такие методы воспитания. У меня нет любимчиков.

– У тебя нет совести, – сказал Герман.

– В точку. Если совесть ограничивает силу, я отменяю совесть. И прошу заранее: не грузи меня своим Достоевским. Я все про это знаю. Мне доводилось читать студентам лекции по русской литературе. Хотя не скажу, что это был лучший мой курс.

Герман засопел сердито.

– Тогда и я кое-что отменяю, – сказал он. – Я отменяю свое предложение. Перемирия не будет. Сегодня ночью я выжгу ваш лагерь к чертовой матери. Уведи детей, пока не поздно. Многих из них мне будет жалко.

Гройль удивленно поднял брови. От этого его высокий лоб под козырьком фуражки покрылся морщинами.

– Ты ничего не перепутал, лесник? – спросил он. – Ты собираешься сжечь Черный Лес? Правительство тебя за это не похвалит. Не пришлось бы тебе пойти под арест за такое самоуправство.

– Заткни свой фонтан. И убирайся, пока я не задействовал плазменную пушку. Причем я сделаю это очень скоро. Еще до рассвета, пока Сережка спит у себя наверху. Парень может испугаться с непривычки.

Гройль рассмеялся.

– Ты гонишь порожняк. Нет у тебя никакой плазменной пушки. Что же касается остального… я не знаю, где спит сейчас твой парень. Но могу поспорить, что в доме его нет. Где же он? Не хотел бы строить догадки, но последнее сообщение ему пришло от нашей милой Майи… ну, или от кого-то, кто воспользовался ее аккаунтом… Впрочем, какая разница? Сделанного не воротишь.

– С-сволочь, – прошипел Герман и развернулся. Ускоряя шаг, он пошел к дому. На крыльце споткнулся и снова выругался. Ворон на подоконнике беспокойно захлопал крыльями.

Все это время тот, кого называли Гройлем, оставался там, где стоял. Тонко улыбаясь и поигрывая стеком, он наблюдал за происходящим. Затем отступил на несколько шагов и растворился во тьме.

Сергей Волков

Ночная прогулка

Я прислушался: Герман о чем-то беседовал со своим дружком Карлом. Наверняка говорили про меня. Я слышал, как он запер мою дверь на ночь. Тихонько повернул ключ в замке. Эх, эх.

Ну а чего еще от них ждать? Старые зануды.

Я протянул руку к телефону. Новых сообщений не было. Только принятые, на которые я даже не отвечал.

Как вдруг телефон еле слышно прозвенел прямо в моей руке.

«Как дела?» – спросила Майя. Я сразу узнал ее на аватарке. Мои руки почему-то задрожали. Возможно, от слабости. Чертово зелье. Надо же было так опозориться.

«Все в порядке», – написал я.

«Мой мальчик научился врать, – тут Майя поставила пару смайликов. – Я же говорю, ты быстро учишься. Прости за эти… спецэффекты;-) Так всегда бывает с новичками».

Я скрипнул зубами. Мой мальчик, ну надо же. Новичок. ОК, но это означает только то, что я уже не новичок. Тем более после вчерашнего.

Тем временем я видел, как она набирает еще что-то. Через секунду письмо прилетело.

«Мы еще встретимся», – прочитал я. И даже разозлился слегка:

«Это сейчас был вопрос? Или предупреждение?»

«Ты глупый. Это предложение».

Мое сердце забилось чаще.

«Ты же с Феликсом», – написал я, бледнея от собственной смелости. Или от ревности.

Должно быть, с минуту она думала, как мне ответить. Всю эту минуту я волновался. Так волновалась моя тетя Элла, когда ждала результата телевизионной лотереи.

«Феликс отдохнет», – написала Майя коротко. И даже еще конкретнее. Я не верил своим глазам.

«Приходи скорей», – прочитал я дальше.

Я сел на кровати. Бросил телефон на подушку. Сразу много мыслей теснилось в моей голове. Могу сказать, что после всего, что случилось со мной в последние дни, я до сих пор удивлялся, как эта моя голова не разлетелась на части.

Я был ей нужен. В это не верилось.

Но я стал другим. Еще неделю назад я бы и не поверил. И не сделал бы того, что я сделал сейчас.

«Я приеду», – написал я кратко.

Встал. Подошел к двери, прислушался. Внизу определенно не спали. Кажется, Герман все еще беседовал со своей не в меру умной птицей. Я толкнул дверь: заперто.

Я вернулся к другой двери, стеклянной, которая вела на балкон. Стараясь не шуметь, потянул за ручку. Сырой воздух ночи ворвался в комнату, и я чуть не чихнул, но вовремя зажал нос пальцами. Выдавать себя не следовало.

Не без осторожности я выбрался наружу. Старые мокрые палубные доски неприятно скрипели под ногами. Я оперся о перила и посмотрел вниз: до земли было далековато. Зато внизу, на земле, я отметил сразу несколько полезных вещей. Например, красный пикап под навесом, а в его кузове – свой самокат.