Дело тамплиеров - Ги Фо

Пьер де Болонья: «Я поцеловал приора в пупок и нижнюю часть тела. Я видел, как также принимали брата Арто, который вступал одновременно со мной, а в дальнейшем, и многих других».

Этот жест казался многим свидетелям столь же отвратительным, сколь и непонятным, но никто не придавал ему большого значения. Только один свидетель добавляет к этому что-то существенное – это Пьер де Сиврей: «Приор поцеловал меня в копчик и, вот, вдруг, он упал на землю! Его унесли полуживого…»

Обычно, это происходило менее драматично, в армейском стиле. Так Николя де Амьен, рассказывает: «Брат который меня принимал, сказал мне без обиняков: поцелуй меня в зад. – Скорее я позволю себя убить, ответил ему я».

Наконец, Гишар де Марсийяк: «Я слышал, как об этом говорили пятьсот раз или более, это было публичным правилом, что неофит целовал принимавшего его в анус, если не наоборот. Вот почему, – говорит он, – прием проводился секретно и за закрытыми дверями».

Я прекращу это монотонное цитирование. Факт более чем установлен, но в чем его смысл? Ничто не позволяет усмотреть в нем что-либо иное, кроме традиционной «прописки», унижения новичка, то, что в наших высших школах называют «bizutage». Не стоит забывать, что мы имеем дело с людьми военными и перейдем к делам более серьезным.

Вопрос 20: «Священники ордена опускали в канонах мессы слова молитвы».

Здесь речь шла о факте куда более важном, который позволял установить связь между ересью тамплиеров и катарской ересью. Некоторые историки, не колеблясь, устанавливают эту связь и утверждают, что орден был заполонен и извращен катарами. Тема диссертации Миньяра: «Доказательства манихейства в ордене тамплиеров» (1833 г.), о котором вновь вспомнила Режин Перну.

1. Является ли факт установленным?

Большинство свидетелей, которые делали признания по остальным пунктам, заявляли, что ничего не знают об этом: с их точки зрения священник нормально читал мессу. Но, поскольку эти свидетели не были священниками, их свидетельства не говорят ни о чем, кроме их невежества.

Признания священников гораздо интереснее; но в ордене было не так уж и много священников. Об этом рассказали четверо.

Готье де Бюр и Этьен де Дижон, выслушанные комиссией 21 декабря 1310 г., уточнили, что их просили, читая мессу, убрать четыре слова из канона (слова «hoc est corpus meum» – «сие есть тело мое»). Но оба утверждали, что никогда этого не делали.

То же самое заявлял Бертран де Вилье из епархии Лиможа, который получил аналогичное указание от приора Оверни, Жерара де Созе (которого нельзя было допросить, так как он уже скончался). И, наконец, то же свидетельство от Жана де Бранля, из храма Соль-сюр-Ионн. И эти двое также уверяют, что никогда не учитывали таких просьб.

Итак, всего четыре заявления. Но, ввиду малого числа выслушанных священников это все-таки много. И, однако, это нельзя считать общим правилом.

2. Но, если допустить, что такая практика существовала, чему она служила, если никто ее не соблюдал и не проверял, выполняется ли она? Все-таки признания говорят о простом указании, без какого либо дальнейшего контроля. В таком случае можно допустить некое проникновение катарской ереси, имеющей временный и локальный характер, но ни в коем случае не являвшейся общей еретической практикой.

Двадцать вопросов с 47 по 67 вопросника посвящены ритуалу идолопоклонства, «а именно головам, одни из которых имели три лица, другие – одно, некоторые – человеческий череп».

Но, очевидно, что факты были неправильно поняты и неправильно изложены Папе. Посмотрим, что дали допросы.

А. Прежде всего многие свидетели говорят о голове, которой они поклонялись больше или меньше во время некоторых церемоний.

Гуго де Пейро: «Эта была человеческая голова, я видел ее, держал в руках и трогал в Монпелье, во время капитула, и я поклонялся ей также, как и все другие присутствующие братья, но только устами и из слабости, но не сердцем».

Ренье де Ларшан: «Я видел эту голову двенадцать раз во время капитулов, в частности в Париже, во вторник после дня св. Петра и Павла… Это была голова с бородой. Они ей поклоняются, целуют ее и называют своим Спасителем».

Гильом де Эрбле, милостынщик при королевском дворе: «Что касается головы, я видел ее во время двух капитулов, которые проводил брат Гуго де Пейро, досмотрщик Франции. Я видел, как братья ей поклонялись, но никогда не делали это искренне. Я думаю, что она деревянная, посеребренная и позолоченная снаружи… Мне кажется, что она с бородой или с чем-то вроде белой бороды».

Гуго де Бюр: «Это было не дерево, может быть серебро, либо золото, либо медь. Это походило на человеческую голову с лицом и длинной бородой».

Бартоломео Бошье: «Это походило на голову тамплиера в шапке с длинной белой бородой».

Б. До настоящего момента описания достаточно совпадают. Но другие рассказывали, что видели голову с двумя лицами. И Гуго де Пейро, который должно быть иронизировал или старался усугубить ошибку, единственный скажет, что «эта голова имела четыре ноги, две спереди и две сзади».

Однако можно смириться с этими противоречиями, допустив, что существовало несколько различных голов.

Остановимся сейчас на объяснении.

В. Заметим, однако, что не все свидетели видели голову, и некоторые утверждают, что речь идет о бессмысленной сказке. Напротив, те, кто видел голову, очень ее испугались (!).

Рауль де Жизи, сборщик налогов в Шампани: «Эта голова, я видел ее на семи капитулах, которые проводили брат Гуго де Пейро и другие… Когда ее выносили, все падали ниц на землю, снимали капюшоны и поклонялись ей… Лицо ее ужасно, мне кажется, что это было лицо демона. Каждый раз, когда я на нее смотрел, меня охватывал такой ужас, что я с трудом мог глядеть на нее, трепеща всеми членами». Вот тебе и бравый солдат! И когда ему замечают, что поклоняться незнакомой голове – преступно, он отвечает: «Мы поступали гораздо хуже, отрекаясь от Христа, после этого можно было поклоняться голове!».

Из всего этого следует, что доля правды в этом была, но свидетели абсолютно не поняли, что это было. Досмотрщик Гуго де Пейро, возможно был единственным, кто мог дать объяснения, но он от них воздержался. Почему?

Г. Продолжим исследование, поскольку у нас есть возможность пойти по правильному пути. Многие свидетели рассказывают об этой странной церемонии. Мы приводим описание Гуго де Бюна, который, кажется, совершенно в здравом рассудке:

«Брат вынул из шкафа голову и положил ее на алтарь. Затем веревочкой он перевязал ее, затем передал мне веревочку, посоветовав носить ее под поясом».

Эта веревочка достаточно известна, это был символ целомудрия. Если голова могла служить для благословения веревочки, значит, не могла она быть такой уж вредоносной. Не идет ли речь, всего-навсего, о реликвии?

Брат Ги Дофен рассказывает, что в Назарете он обвязал своей веревочкой колонну благовещения. Может быть, это просто была традиция прикладывать веревочку к священному предмету, чтоб придать ей больше силы. Суеверие, конечно, но христианского характера. К тому же свидетели говорят, что орден обладал реликвиями, в частности св. Поликарпа и св. Эуфимии. Не была ли голова простым ковчежцем?

Гильом д'Арбле (или де Эрбле), королевский милостынщик, хотя и видел голову с серебряной бородой, подумал, что это была голова одной из одиннадцати тысяч девственниц!

Д. Вероятность, что речь идет о ковчежце (возможно с мощами мученика ордена) могла бы быть подтверждена следующим фактом. 11 мая 1311 г. комиссия, заинтригованная этими разноречивыми свидетельствами, запросила у хранителя имущества ордена, находится ли среди захваченных предметов деревянная или металлическая голова. Хранитель принес комиссии голову из позолоченного серебра: это было лицо женщины, внутри которого нашли две завернутые кости со следующей единственной надписью «Caput LVIII m». Хотя вовсе не существовало привычки нумеровать мощи, трудно предположить, чем другим могла быть эта коробка с костями.

Свидетели не признали в женской голове ту бородатую голову, но можно предположить, что речь идет об аналогичном предмете.

Е. Бафомет. Это правда, что все слышали, что тамплиеры поклонялись идолу по имени Бафомет. Различные авторы спорят о смысле этого имени. Но имя Бафомета встречается редко и только в материалах допросов. Поэтому возникает вопрос, не возникло ли оно, просто-напросто, из показаний сержанта из Монпеза (возле Монтобана), который признал, что «поклонялся бафометовскому образу». Жители северной Франции находясь в неведении, что просторечный язык Прованса легко изменяет имена собственные, не знали, что на провансальском языке Бафомет означал «Магомет». Бафометическое изображение означает, таким образом, «мусульманское изображение», и бравый сержант безусловно не знал, что мусульманская религия запрещает как изображение человека, так и Господа. Он поверил, что ему показывали мусульманского идола и на этой ошибке перевода были построены целые научные теории.