Меч королевы - Робин Маккинли

– Я умею ездить верхом… немного, – робко произнесла она, хотя дома считалась великолепной всадницей. – Вы позволите мне сесть лицом вперед?

Корлат кивнул и отпустил конскую гриву. Он поправил покрытый кожей шерстяной валик в передней части седла и обернулся к девушке.

– Можешь сесть?

Она прикинула на глаз высоту конской спины: без малого восемнадцать ладоней, а то и больше.

– Не уверена, – признала она.

И тут, к ужасу своих спутников, недоумению Огненного Сердца и удивлению самой Харри, Корлат опустился на одно колено на песок и протянул ей сложенные чашкой ладони. Она поставила покрытую песком ногу ему на руки и взмыла легко, как бабочка или лепесток. Он уселся позади нее, взлетев в седло с тем же простым изяществом, которое она наблюдала во дворе Резиденции. Остальные два коня и их всадники подошли к ним, они вместе развернулись лицом к горам и пустились вперед легким галопом. Харри не различила ни слова, ни жеста повеления.

Они ехали всю ночь, шагом и легким галопом, лишь на недолгое время переходя в полный галоп. Харри страшно устала еще до того, как полоса гор перед ними начала проступать на фоне сереющего неба. Остановились только раз. Девушка перекинула ногу через конскую холку и соскользнула на землю, прежде чем ей успели предложить помощь. И хотя она не рухнула прямо на месте, на одно ужасное мгновение песок у нее под ногами заколыхался в такт движению конской спины в галопе. Хлеб, незнакомый зеленый фрукт и некое питье придали ей сил. И снова Корлат закинул ее в седло, а его люди закусили губы и отвели глаза. Она вплела пальцы в длинную гриву Огненного Сердца, выпрямила спину, заморгала и усилием воли велела себе бодрствовать. Она заявила, что умеет ездить верхом, и не хотела, чтобы ее несли… куда бы они ни направлялись… но не стоит гадать об этом. «Просто думай о том, чтобы сидеть прямо».

Один раз, когда они перешли на шаг, Корлат передал ей кожаный бурдюк со словами:

– Уже недалеко. – И в голосе его звучала доброта, а не насмешка.

Ей очень хотелось увидеть его лицо, но он сидел у нее за спиной, а изворачиваться не хотелось.

Содержимое бурдюка обожгло ей рот и заставило ахнуть, но благодаря питью она смогла сидеть еще прямее.

Она таращилась на линию гор, зажмуривала и открывала глаза, неуверенная, бледнеет небо или ей это кажется. И тут кони перешли на шаг, а затем остановились, насторожив уши.

Бесплотная рука возникла возле правой щеки Харри – Корлат указал вперед:

– Вон.

Она проследила взглядом направление, но увидела только волны песка. Кони сорвались в галоп, потрясший ее стремительностью в конце такого путешествия. От каждого удара копыт Огненного Сердца ей перетряхивало все кости. Устав от взлетов и опаданий черной гривы поверх ее рук, она подняла глаза и разглядела отблеск белого и серые контуры, слишком ровные для обычных дюн. Солнце окрасило верхушки гор золотом, когда три всадника ворвались в лагерь.

5

Корлат мгновенно очутился на земле, выкрикивая приказы, отчего фигуры в длиннополых одеждах рассыпались во все стороны. Харри в одиночестве сидела на большом рыжем коне, тот стоял неподвижно. Усталым слипающимся глазам казалось, будто шатров десятки, а людей сотни. Они выходили из шатров и просто из теней, чтобы поклониться королю. «Поздравляют его с успехом предприятия? А оно было успешным?» Одних тут же отсылали с поручениями, другие снова растворялись в темноте, из которой возникли. Двое спутников короля тоже спешились и стояли чуть позади него, пока их господин оглядывал лагерь. Харри не шевелилась. Ей не до конца верилось, что они прибыли-таки на место, – или не хотелось верить. Она с тоской подумала о ненавистной постели далеко в Резиденции и о толстой, скучной, суетливой Энни. Как же хорошо было бы оказаться дома… Харри очень устала и не знала толком, где дом. Когда Корлат обернулся к ней, девушке хватило самообладания сползти с высокой конской спины прежде, чем он успел ее снять. На сей раз изящно соскользнуть не получилось. Она просто повернулась лицом к конскому плечу и держалась обеими руками за седло, пока ноги не коснулись земли. Путь вниз оказался долгим. Огненное Сердце стоял терпеливо, как пони, пока она опиралась на него, и Харри рассеянно погладила королевского скакуна, как погладила бы собственную лошадь, а он ткнулся ей носом в сгиб локтя. Она вздохнула и подумала о Джеке Дэдхеме, который отдал бы руку за возможность разочек прокатиться на горской лошади. Хотя, наверное, не считается, если едешь вдвоем с горцем.

Харри стояла спиной к Фарану и Иннату, когда те уводили коней.

– Слишком долгая вышла прогулка для моих почтенных лет, – сказал Фаран.

– Да уж, дедуля, придется тебя привязывать к седлу за твою длинную белую бороду, – со смехом отозвался Иннат.

Фаран уже неоднократно становился дедушкой, но собирался еще много лет пробыть королевским Всадником и коротко стриг темно-серую бороду.

– Да, я мечтаю о пуховой перине и молоденькой пышечке, готовой восхищаться пожилым воином за его шрамы и байки, – улыбнулся он.

Взгляд его скользнул кругом, и он впервые прямо посмотрел на Харри с тех пор, как Корлат принес ее в тень, где два человека и три коня ждали его. Тогда завернутый в черное куль лежал в руках короля безвольно и тихо, и с трудом верилось, что внутри человеческое существо. Но теперь Харри хмурилась на свои грязные ноги и не заметила его взгляда.

– Девушка из Чужаков, – медленно проговорил Фаран тоном честного человека, который любой ценой остается справедливым. – Не знал, что Чужаки учат своих детей такой гордости. Она сделала себе честь этой поездкой.

Иннат обдумал это заявление. Выражение «сделать себе честь» было высокой похвалой в устах горца. Но, припомнив последние два дня, неохотно согласился. Хотя, будучи почти на поколение младше своего товарища-Всадника, он смотрел на их приключение иначе.

– Знаешь, больше всего я боялся, что она станет плакать. Не выношу женских слез.

Фаран хохотнул.

– Знай я об этом, посоветовал бы нашему королю, и настоятельно, выбрать другого Всадника. Хотя вряд ли это сыграло бы большую роль: усыпили бы по новой да и дело с концом.

Он откинул полог шатра, и они с лошадьми исчезли из поля зрения Харри.

Девушка узнала горское слово «Чужак» и уныло гадала, о чем говорили спутники Корлата, столь подчеркнуто игнорировавшие ее в дороге. От нечего делать она принялась шевелить грязными пальцами в песке.

Подняв глаза, Харри заметила, что стоит всего в нескольких футах от передней части самого роскошного шатра. Как же называется эта штука? «Дверь» предполагала петли и раму… Шатер был белый, с двумя широкими черными полосами, пересекающимися на верхушке и продолжающимися до земли черными лентами. Черно-белое знамя билось над центром, где пересекались полосы, высшей точкой лагеря, поскольку и шатер был самым большим.

– Входи. – Корлат снова оказался рядом. – О тебе позаботятся. Я вскоре присоединюсь к тебе.

При ее приближении часовой откинул прямоугольник золотистого шелка, служивший громадному шатру дверью. Воин стоял навытяжку с такой почтительностью, словно она была желанным гостем, а может, и королевой собственной страны. Это позабавило ее. Похоже, люди горного короля отлично вышколены. Она улыбнулась караульному, входя внутрь, и в награду получила испуганный взгляд. «По крайней мере, не все они непроницаемы», – подумалось ей. Так мог бы выглядеть один из младших офицеров Дэдхема.

Наконец-то ей удалось встретиться хоть с кем-то глазами, и это утешало.

А почетный часовой у двери, которому по долгу службы полагалось выказывать почтение всякому, кому милостью короля дозволялось войти в королевский шатер, говорил себе: «Она идет и улыбается, словно высокородная дама у себя дома, а не пленница». И это после путешествия, из которого даже старый Фаран, созданный не из плоти, а из железа, вернулся несколько утомленным. Будет о чем рассказать друзьям после дежурства. Тут рассуждения его застопорились, поскольку ни он сам, ни остальные не знали точно, почему ее сделали пленницей или невольной гостьей, – такова была воля короля.

Харри благоговейно оглядывала внутреннее убранство шатра. Снаружи в лагере преобладали белые, серые и бежевые тона, тусклые, как песок и кусты вокруг. Только черно-белое знамя над королевским шатром да пояса некоторых мужчин оживляли картину. Внутри же шатер – наверняка Корлатов собственный – представлял собой взрыв цвета. По стенам висели гобелены, а между ними золотые и серебряные цепи, филигранной работы шары и жезлы, яркие эмалевые медальоны, некоторые размером со щит. Толстые мягкие коврики устилали пол в три или четыре слоя, причем каждый из них роскошью был достоин лежать у подножия трона, а поверх разбросаны десятки подушек. Имелись резные и инкрустированные сундуки и шкатулки из ароматного красного, белого и черного дерева. Самые большие стояли у стен. Светильники свисали на коротких цепях с четырех резных стропил. Они пересекали белый потолок и сходились в центре у стройной наборной колонны, снаружи переходившей в шпиль, на котором развевалось знамя. Такие же колонны стояли по четырем углам шатра, а еще четыре подпирали стропила на полпути к центру. И от каждой колонны отходила короткая рука, державшая в сложенной чашечкой резной ладони лампу. Все светильники горели, и буйство насыщенных цветов, форм и текстур было окутано золотым сиянием, не имевшим ничего общего с медленно набирающим силу утренним светом снаружи.