Сойкина Ворона (СИ) - Чередий Галина Валентиновна

Второй рукой Льдина скользнула в мой карман, выудила оттуда три серебристых квадратика с презервативами, кинула их на диван. Ага, вот они и… то есть она знала в каком они у меня кармане? Додумать откуда и насколько пристально, оказывается, наблюдала за мной и проникнуться торжеством не успел. Евгения отступила от меня на шаг, резким движением стянула через голову свою черную водолазку, оставаясь в одном черном же лифчике, восстановила наш визуальный контакт, не позволяя моему взгляду стечь на ее грудь и подначивающе подняла бровь. Понял, не дурак.

Передернул плечами, скидывая чоповскую форменную куртку, дернул ремень, позволяя штанам ползти вниз и, не расстегивая рубашку, попытался сдернуть ее с себя вместе с галстуком и футболкой. Зарычал, потому что застрял на нерастегнутых манжетах, оказавшись внезапно спутанным, что тот буйный псих и наверняка выглядя в таком положении полным дебилом. Ткань затрещала от моего рывка, но Воронова вдруг скомандовала:

– А ну замри! – и я мгновенно послушался, застыв статуей с вытянутыми перед собой руками в тряпичном кубле и чувствуя, как начинают полыхать уши от досады и смущения.

Вот какого хрена вообще? Да я сто лет назад перестал ощущать себя в подобные моменты суетливым ссыкуном, которому от понимания, что наконец обломилось, мозги начисто вышибает. А сейчас женщина, перед которой хочу выглядеть исключительно альфа-самцом, будет выпутывать меня, как мамочка неловкое дитятю. Позорище, сука!

Но Льдина опять шокировала меня. Резко подняв мои руки с обездвижившим тряпьем над тупой башкой, без малейшей деликатности сдернула мои боксеры, от чего вырвавшийся член смачно шлепнул головкой по моему же животу, пихнула сильно меня в грудь, роняя голой задницей на кожаный офисный диван. Я неловко бухнулся, привалившись спиной к одной из диванных боковин и только и мог, что хватать, как рыба, внезапно лишившийся кислорода воздух и дергать ногами, освобождаясь от ботинок и штанов, пока Евгения быстро, прямо-таки по-солдатски снимала с себя все. Ни малейшей попытки сделать это красиво или соблазнительно. Воронова даже реакцию мою на это походу не отслеживала, будто ей плевать или она была в ней на все сто уверена, а меня ее деловитым обнажением проняло как сроду не пробирало. На моем счету было достаточно женских обнажений, неспешных, в подавляющем числе собственноручных, с ласками и иногда уговорами, иногда и стремительных, когда обоим надо уже срочно, но вот такого – никогда.

Стремительные, лишенные хоть капли суетливости движения, а у меня все мышцы от затылка и до бедер в камень прямо сковало от усилий сдерживать бешеный импульс выгнуться, салютуя стояком, так каждое из них лупило все новой волной возбуждения по мозгам. Выше и выше, как будто все еще было куда. И когда Евгения скользнула мне на колени, обжигая наконец тем самым охерительным контактом кожа к коже, которого зверски хотел столько времени, то все же не выдержал и взбрыкнул под ней, что тот жеребец необъезженный, чуть не сбросив. Ну не было же уже сил терпеть эту неподвижность.

Однако Льдина живо укротила меня, крепко обхватив член у основания и рванула зубами упаковку одного из моих презервативов. Снова дернулся, потому как быть упакованным женщиной мне пока не случалось, но моя хищница осадила меня, сверкнув шальным синим огнем своих глаз, и я подчинился, скрипя зубами и молясь не спустить. Даже пару раз зажмуриться пришлось до взрыва под веками, но я справился.

Чуть прохладная влага смазки не сработала как хоть малюсенький сдерживающий фактор, потому что Воронова не дала мне ее прочувствовать и тут же приподнялась на колени, направляя моего бойца в себя. От головки и до черепушки навылет в меня шарахнуло ее жаром и теснотой. Женька резко, с посвистом выдохнула сквозь сжатые зубы, качнувшись на мне и вгоняя мой член глубже в свое тело, а себя в тот самый шарашащий сквозь меня поток, и удерживающая мои руки ткань не выдержала.

Затрещало, бицепсы чуть не лопнули почудилось, но мгновенье – и мои лапы уже на ягодицах Женьки. Сгреб упругую плоть, насадил нещадно, поймав сдавленный вскрик ртом и рухнул в сладкую жарищу. Упираясь пятками в пол и затылком в подлокотник, вскидывал бедра, насаживая мою Ворону на себя. Мстил за то, что опять не дала мне своих губ, целовал-кусал шею, ключицы, ловил острые темные соски, стискивал без жалости ее задницу, вгоняя по самые яйца, натягивая на себя ее обволакивающее адское тесное пекло, шипя от ожогов впивающихся в плечи ногтей. Жрал и трахал, жрал и трахал. Зверствовал, отчаянно удерживая в полыхающей башне только одно – сначала она. Держись, Миха, держись-держись, хоть помирай, но держись. Желанное до смерти тело в моем захвате на мгновенье напряглось, застывая перед срывом в эйфорию, член сжало. Можно! Меня тут же опрокинуло в бешеный поток оргазма, выдрав из легких вопль от сворачивающей крышу его интенсивности.

Задыхаясь и еще дергаясь, слепо тыкаясь мокрой от пота мордой в изгиб шеи моей Льдины, которую притиснул к себе накрепко, уловил противный звук, к сожалению до боли знакомый.

– Сработка, чтоб ее!

Но не успел еще и договорить и кайфануть от торжества, что мы все же успели, как лишился всего и сразу. Обнаженная Воронова уже неслась к пульту.

Глава 10

Ворона

Никогда больше! Я ведь чуяла, знала, что переспать с Сойкой очень хреновая идея. Теперь осознала почему. Жаль, что уже поздно, и тот самый ущерб, которого и опасалась, уже нанесен.

И самое паршивое, что я это поняла с полной четкостью, уже увидев его развалившимся от моего толчка в грудь на диване. С задранными и спутанными руками, штаны с бельем повисли на одной ноге, на сильном тренированном теле вздулись от напряжения все мышцы, мощная грудь ходуном ходит от рваного дыхания, член подпрыгивает массивной тяжестью, оставляя на его животе поблескивающие щедрые следы предэякулята, вместо всегдашней беззаботной ухмылки – хищный оскал, превративший его лицо в маску откровенной похоти. Но опаснее всего взгляд – тот самый, постоянно бросавший мне вызов испытать стихийную силу мужского голода за ним таившегося. Только теперь открыто и беспощадно сражающий мощью прямой бешеной страстности, что не намекает и не просит – требует отдаться ей без остатка. Отдаться и остаться рядом, удержать, захотеть сохранить момент, захотеть, чтобы это не заканчивалось, пожелать не жары похоти, а того, что бывает после – тепла близости. Бывает у нормальных людей, для них. Самое смертоносное для иллюзорного внутреннего покоя, что только может быть, потому что всегда заканчивается ножевыми ранениями прямо в сердце.

Чертова сработка буквально спасла меня, сорвав с места и с не до конца опавшего члена Сойки, отрезвив окончательно. Никогда больше. Никогда! И может быть еще пронесет в миллиметре от жестокого острия недопустимых чувств, родившихся на совершенно для этого не подходящей почве. Вот как можно испытать импульс пожелать душевной близости с человеком, с мужчиной, что до сих пор откровенно проявлял ко мне исключительно плотский интерес? Я ведь это видела, каждый раз он прорывался в его смешливом взгляде, какими бы вроде бы невинными подкатами он это ни прикрывал. Но появился шанс и сказал все честно, в лоб и замечательно. Все случилось, завершилось. Никогда больше. Начали и закончили, все.

Добежав до пульта, увидела что мигает и сигналит лампочка под надписью «Матросова 12», схватилась за телефон.

– О, Матросова! – сказал заглянувший мне через плечо Михаил и попытался чмокнуть в шею, но я отстранилась. – Это же кругляк в паре кварталов отсюда. Давай нашим звони, а я вперед выдвинусь, обстановку проверю.

– В смысле? – обернувшись, увидела, что он как раз уже затянул ремень на штанах и присел на стул, быстро натягивая берцы прямо на босые ноги. – Разве это по правилам?

– Говорю же – это в трех минутах бегом, а наши ехать минут пятнадцать, минимум, будут, – беспечно дернул он широкими плечами, вскочив. – Звони давай, Жень, живо-живо!