Господин с кошкой - Денис Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Азраил меня зовут, — без акцента сказал парень. — Садитесь, пожалуйста.
Кирилл Николаевич, человек вообще-то жесткий и злой, шмыгнул носом и сел рядом.
— Обернетесь — все пропало, — сказал Азраил.
Кирилл Николаевич зажмурился и не видел, как сын и невестка тащат его в дом, вызывают «скорую». Как боятся разбудить его жену. Машина мчалась, и ему было даже весело.
Но потом, весь остаток вечности, он очень скучал по ним. И жалел, что так по-дурацки провел последние годы.
Рафинатор
протестантская этика…
Серега Касаткин работал в системе водоканала. Задача его была — ловить презервативы, которые попадали через канализацию в последний очистной водоем. Оттуда вода шла уже в реку, а эти изделия забивали сетки и тормозили сток. Поэтому Серега два раза в день надевал непромокаемый костюм и желтый спасательный жилет, брал сачок и сетку, садился в резиновую лодочку и выплывал на широкое зеркало почти ничем не пахнущей воды.
Вода тихо вращалась, поэтому презервативы скапливались в середине. Они были похожи на нежных черноморских медуз. Особенно много их было по вторникам. После некоторых подсчетов Серега понял, что главный любовный день в городе — суббота, а до последнего водоема резинки добираются где-то через трое суток. И попадают в его сачок.
Эти мысли Серега держал при себе. С кем про такое поговоришь? Друзьям и девушкам он объяснял, что работает рафинатором, то есть отвечает за очистку важнейшего стратегического продукта на секретном предприятии. Если подумать — чистая правда. Но все равно неприятно, что нельзя сказать прямо. Поэтому Серега хотел стать охранником, ходить в камуфляже и метелить всяких козлов. Но было страшновато. Поэтому козлов он метелил в уме, а в жизни брал сачок и отплывал от бетонного берега. Тем более что платили ему неплохо. Не много, конечно, но и не сказать, что сущие копейки.
Однажды Серега купил горящую путевку в Прагу. Гулял среди туристов по старому городу, пиво пил в кафе. Улочки такие, черепица, булыжник. Вдруг видит — музей средневековых орудий пыток. Интересно! А рядом туалет. Решил зайти на всякий случай. Туалет платный. Десять крон. По-нашему — пятнадцать рублей. Нормальная цена. Спустился вниз, в подвал. Протянул монетку в окошко. И увидел, что на кассе сидит мужчина.
Сделав все дела и вымыв руки, Серега задержался у кассы, отошел в сторонку и стал смотреть на кассира. Немолодой, даже седой немного. Приятное серьезное лицо. Рубашка в клетку. Обручальное кольцо на пальце. Улыбается посетителям, сдачу им дает, отвечает на вопросы.
Сереге вдруг захотелось поговорить с этим человеком. Как с отцом или старшим братом. Про жизнь, работу и вообще — зачем все это, в чем смысл и толк.
Кассир увидел, что на него смотрят, улыбнулся и спросил что-то.
Серега вспомнил, что не знает ихнего языка. Махнул рукой и пошел смотреть орудия пыток.
Почти Умберто
такая заметная часть тела.
Лена очень ценила своего мужа, но ей не нравился его нос. Длинный и тонкий, с большими, высоко вырезанными ноздрями. Перегородка видна, розово-коричневая такая. Особенно противно, когда насморк.
Лена не хотела, чтобы у нее родился ребенок с таким вот носом. Она так этого боялась, что разучилась беременеть. Не только от мужа, но и вообще, извините. Однако годы шли, и ребеночка все-таки надо было. Хотя бы посредством новейших медицинских процедур. А у мужа был товарищ, вообще друг их семьи, Кутя его звали, похож на этого артиста, ну, в этом фильме играл, где он с ней потом на поезде едет. Нордический такой блондин, красивый и курносый. Главное, что мама Лены была вылитый этот самый артист, как же его звали-то… Да! Рекс фон Зандов. Просто как родная сестра. Даже удивительно.
Можно будет сказать, что ребенок на бабушку похож. Ей нравились такие мужчины, как Рекс фон Зандов. В смысле, как Кутя.
Поэтому однажды она встретилась с ним на улице и с ходу сказала, что хочет ребенка от другого мужчины. То есть от него.
— Я же друг всей вашей семьи! — возмутился Кутя. — Я друзей не предаю!
— Раз ты друг всей нашей семьи, значит, и мой тоже, — нашлась Лена. — И потом, я же не в постель тебя зову! Дай мне пробирочку, и все дела.
— Как это? — не понял Кутя.
— ЭКО, — сказала Лена.
— В смысле Умберто? — спросил начитанный Кутя.
— Почти, — сказала Лена. — В смысле экстракорпоральное оплодотворение. Делают в специальной клинике. Недешево, кстати. Пробирку дашь, нет?
— Дам, — сказал Кутя. — Через неделю. А пока буду кушать мясо и не выпивать.
Лена чмокнула его в щеку и умчалась.
А Кутя позвонил ее мужу и рассказал ситуацию. Для красоты присочинил, что много лет как влюблен в Лену. Тот даже заплакал от такого благородства. Они решили: в назначенный день Кутя передаст Лене пробирку со спермой законного мужа, и все будет правильно.
— Ты только смотри! — сказал Кутя. — Кушай мясо и не выпивай!
Сказано — сделано.
Кутя, передавая пробирку, нежно поцеловал Лену и даже погладил ее по животу. Она смущенно оттолкнула его руку, но потом сжала его пальцы и долго так держала.
Родились близнецы. Оба якуты. Ну или буряты. Поди теперь разбери!
Муж, бедняжка, решил все сделать по науке. Гигиенично. Пошел в клинику, деньги заплатил, и там ему эту пробирку приготовили.
Бывает. Зато носы у ребят почти такие, как Лена хотела.
Пансион «Моцарт»
маленькая ночная серенада..
Четвертую неделю он сидел за столиком на террасе и смотрел на курортную толпу. Странно, как по-разному выглядят молодые и пожилые пары. Девушки — такие тонкие, с нежными умными лицами, а парни такие вульгарные, потные и плохо побритые, любители пива и футбола. И наоборот: красивые благородные старики, а с ними — тяжелые мещанки с глупыми прическами.
Он понял, что означают эти мысли, и громко засмеялся.
К нему тут же подошла официантка. Блондинка с натруженными от постоянной улыбки скулами. Он отмахнулся:
— Danke, danke…
— Bitte, — сказала она. — Или чаю принести?
— Соотечественница? — хмыкнул он. — Что, поговорить не с кем?
— Это вам, по-моему, не с кем поговорить.
— Ну садись, поупражняем великий-могучий.
— Здесь неудобно.
— Тогда заходи вечером. Жениться не обещаю, но на зимние сапожки заработаешь.
— Экой вы, барин, шаловливой, — сказала она, показывая свою непростоту.
Однако пришла. Вошла в незапертую дверь.
— Сапожек не надо, — сказала она. — Здесь зимы толком не бывает. А я вас сразу узнала, вы были депутатом, да? — Он кивнул. — По телевизору выступали. Я даже в вас влюбилась. На целых полчаса, наверное. Когда вы министру этот вопрос задали, помните? По всем каналам сто раз повторяли.
— В меня тогда все влюбились. На полчаса. А потом глухо.
— Ничего! — сказала она. — Мы еще про вас услышим!
— Не думаю. Понимаешь, меня понесло волной. Вынесло наверх. Потом волна схлынула, и я обратно с нею. Как соринка. Слушай, что тебе надо?
— Я смотрела вас по телевизору и думала: вот умный человек, он бы мне все рассказал. Как жить и вообще. И вот такая встреча.
Она села на подоконник. Окно было открыто. Пятый этаж. Снизу слышна была музыка и журчание толпы: пансион «Моцарт» стоял на самой эспланаде.
— Тогда уж лучше жениться. — Он встал с кресла, подошел к ней.
— Я тоже соринка, — сказала она. — Кому нужны две соринки?
— Мне, — сказал он.
— А мне — нет.
Она это очень твердо сказала.
— Тогда спой мне песенку! — заорал он. — Про бедных маму-папу! Про богатых красивых подружек! Про учителя, который тебя трахнул в девятом классе! Давай!
— Двести евро, барин! — осклабилась она. — И все ваши самомалейшие желания будут неукоснительно исполнены! Только не обманите девушку. А то у меня тут друзья. Могут заступиться, в случае чего.
На секунду он захотел получить все, что полагается на двести евро. Но испугался, что убьет ее, и сказал:
— Ты лучше иди. Сколько за пустой вызов? Полтинника хватит?
— Ладно, ерунда, — сказала она, не двигаясь с места.
— А твои друзья тебя не накажут?
— Я пошутила! — захохотала она. — А вы поверили и испугались?
Зря она смеялась, конечно. Тем более — сидя на подоконнике.
Его судили по законам той страны. Больше о нем никто никогда ничего не слышал.
В тишине
специальная психология…
Николай Ильич N. был ученый-сурдотифлопедагог и женился на своей ученице и пациентке, слепоглухонемой девушке Марфе.
Они хорошо жили. Марфа ходила по дому босиком, а зимой в носках. Она ощущала дрожь пола и мебели, и всегда встречала Николая Ильича, когда он приходил домой. В квартире все было устроено так, чтобы ей было удобно. Она сама мылась, причесывалась и даже маникюр себе делала пилочкой, а вот ногти на ногах ей стриг Николай Ильич. У нее были красивые ноги, тонкие лодыжки, крутой подъем и розовые пальчики. Николай Ильич вытирал ее стопы и целовал их. Марфа запрокидывала лицо и смеялась своим ненастоящим смехом. Она бесподобно любила Николая Ильича — как никто в его жизни.