Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир

— У меня тоже самое, — признался я. — Но я-то не пил шампанского.

— Все эти ночные гуляния, нарушающие биоритмы организма, не так уж полезны, — пожаловалась девушка. — На площади было так замечательно, но потом следовало идти домой спать, а не сидеть в этом дурацком клубе. Может быть, это из-за той дурацкой музыки у нас так болит голова.

— Да. После скрипки это показалось настоящей какофонией, — поморщился я, вспомнив, в общем-то, совсем не примечательные и довольно разнообразные треки, которые крутили в ночном клубе, где мы тусили с компанией друзей, в эту новогоднюю ночь. — Как хочется спать!

Заснуть той ночью, однако, мне удалось не сразу. Добрый час я ворочался в постели, и несколько раз поднимался, чтобы выпить стакан воды, под недовольное бормотание Джен, прежде чем наконец сомкнуть глаза. На следующий день, впервые в жизни, я ощутил нечто вроде похмелья, однако оно перемешивалось с отголосками неописуемой радости, которую я ощутил той ночью, около полуночи. Я долго еще пытался припомнить то чувство и мне хотелось почувствовать его снова, хотя бы на секунду — но на смену волшебству пришли серые будни.

Я никогда никому не рассказывал о том, что испытывал в новогоднюю ночь, так как считал это мелкой сентиментальностью, не достойной, в общем-то, того, чтобы заострять на ней внимание. Но эти воспоминания, которым я так и не смог найти разумного объяснения, крепко засели в памяти, дожидаясь момента, когда какое-нибудь новое событие или разговор заставят их всплыть на поверхность.

***

Весь 2082-ой прошел под знаком Олимпийских игр, которые в этом году принимал Сидней. Моя жизнь в этот период внезапно изменилась и переместилась в совсем новое, неожиданное русло. Мне, никому не известному иммигранту, не имеющему даже статуса резидента Сиднея, простому курсанту полицейской академии, которому на момент начала игр исполнится всего 21 год, выпала честь представлять Австралийский Союз на Олимпиаде, в супертяжелом весе по боксу.

Когда я, к удивлению многих, включая и меня самого, победил по результатам отборочного турнира, в котором принимали участие больше трехсот боксеров, от моего прежнего упорядоченного жизненного уклада не осталось и следа.

Мне был немедленно предоставлен свободный график посещения академии, что фактически означало освобождение от большинства занятий. Преподаватели, по настойчивой просьбе муниципального департамента по вопросам спорта, готовы были ставить мне отметки «автоматом», лишь бы я не отвлекался от подготовки к турниру. Бывший чемпион Джефф Кроуди, тренировавший меня еще со второго курса интерната, которому олимпийский комитет доверил возглавить подготовку австралийского супертяжеловеса стал теперь проводить со мной целые дни напролет. Такой поворот событий слегка обескуражил меня, учитывая, что я считал себя всего лишь любителем и никогда не планировал становиться профессиональным боксером. Однако Дженет, понимавшая жизнь, по-видимому, намного лучше, чем я, сразу подсказала мне способ извлечь из сложившегося положения выгоду.

— Ты же теперь настоящая звезда, Дима, — всплеснула в ладоши она. — Это уже даже не юношеская олимпиада, а настоящая, взрослая. Как бы ты там ни выступил, десятки миллионов людей увидят тебя шагающим под флагом Австралии. Ты хоть понимаешь, что это значит?

— Большая честь, конечно.

— Но также и большие возможности, — улыбнулась она, шутливо постучав мне по голове, словно по дереву. — Неужели ты полагаешь, что участник Олимпийских игр, да еще и таких исторических, не заслуживает каких-нибудь поощрений?

— Они и так готовы поставить мне «автоматом» оценки почти по всем предметам.

— Посмотри на это шире! Почему бы им не предоставить тебе статус резидента Сиднея прямо сейчас? Для этого необязательно заканчивать академию и отрабатывать пятилетний контракт. За особые заслуги перед общиной Сиднея любой человек может получить резиденство.

— Ты так считаешь? — я даже не задумывался о подобной перспективе.

— Почему бы и нет? А еще ты постоянно жалуешься, что не хочешь оставаться на своем факультете. Вот и потребуй, чтобы тебя перевели, например, к «детективам». Не представляю себе, чтобы тебе отказали в этой просьбе. А если ты получишь статус резидента, то ничто не будет сдерживать тебя от того, чтобы перейти в воздушную академию, если захочешь.

— Родительских сбережений не хватит, чтобы оплатить там учебу.

— А за участие в играх тебе разве ничего не полагается?

— Только за призовые места. Но у меня мизерный шанс занять их, Джен. Там будут выступать лучшие молодые боксеры мира. Включая и того парня, который побил меня в 78-ом. Он был тогда сильнее меня, и все эти годы он непрерывно тренировался и одерживал одну победу за другой, ему не нужно было тратить время на занятия в академии. Я — реалист, Дженни, и понимаю, как я попал на Олимпиаду. Я победил своего соперника в финале отборочного турнира с перевесом всего в одно очко, и это после того, как два основных претендента выбыли из-за травм.

— Как бы там ни было, на твоем месте я завела бы этот разговор, Дима. Ты все равно ничего не потеряешь. Обратись к своему тренеру, Джеффу. Он ведь знаком с деятелями из олимпийского комитета. Пусть они обратятся к городским властям, попросят для тебя чего-нибудь. Это должно сработать.

«Головка у тебя варит неплохо, милая», — наморщив лоб, подумал я. Это был очевидный шанс, настоящий подарок судьбы, который я не заметил, должно быть, лишь по своей простоте душевной. И я непременно воспользуюсь им.

Только вот не совсем для того, для чего думала Джен.

— Эх, приятель, — выслушав мою просьбу, Джефф Кроуди крякнул и почесал в затылке.

Джефф нравился мне. Он навсегда вошел в историю в двадцать семь лет, неожиданно победив на первом чемпионате мира, который организовала возрожденная Всемирная федерация бокса (WBF) в 2064-ом году. Однако, примеряв чемпионский пояс, он остался тем же, кем и был — чернокожим парнем из бедных районов Лагоса, окончившим лишь несколько классов африканской школы, где его научили едва-едва говорить по-английски. Кроуди никогда не считал себя чем-то вроде знаменитости и запросто общался со всеми, имея репутацию «своего в доску парня» везде, где он только появлялся. За следующие семнадцать лет карьеры он так и не сумел повторить своего достижения, с каждым годом все сильнее опускаясь в рейтинге WBF. Как он сам мне признался, в этот период он был намного больше озабочен тем, чтобы обустроить свою личную жизнь. Однако он так и не смог свить семейное гнездышко ни с одной из женщин, с которыми пытался это сделать. В конце концов со своей второй женой он усыновил сироту и воспитывал его последние пять лет. Кроуди взялся тренировать молодежь главным образом для того, чтобы иметь спарринг-партнеров, однако, по мере того, как его профессиональная карьера шла на спад, Джефф становился тренером в большей степени, нежели боксером, и уже почти не стеснялся этого.

— Думаешь, это слишком? Не сработает? — упавшим голосом спросил я, опершись о стойку ринга.

— Пес его знает. Это политика, дружок. Там, где начинается это дерьмо, я ничего не смыслю. Я знаю некоторых чинушей, которые заведуют спортивной кухней, но я не знаю, могут ли они, ну, сделать что-то в той области, в которой ты просишь. Обычно они стараются в такое не соваться. Понимаешь, Олимпиада — это ведь большое событие. Я думаю, каждый бюрократ будет держаться за задницу и молиться, чтобы не случилось какого-нибудь дерьма.

— Они зовут это «эксцессом», — повесив голову, кивнул я, и пояснил. — Мой папа — дипломат.

— Хм, правда? Никогда бы не подумал, — удивился тренер. — Знаешь, что, парень? Я с удовольствием помог бы твоему старику. Черт, да что может быть важнее, чем семья и близкие люди?! Я поговорю с ними. Может, они и найдут какой-то вариант. Но я, сам понимаешь, ничего не обещаю.

— О большем я и не прошу, Джефф, — с благодарностью кивнул я.