Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я задумчиво наморщил лоб. Это уже звучало более содержательно.
— Нам приходится мириться с такой ситуацией. Это не мое личное мнение. Этот вывод был сделан на высоком уровне. Если бы мы продолжали упорно бомбардировать их упоминаниями о том, как плачевна у них ситуация в сфере прав человека — то такие шаги навстречу сближению, как, например, Олимпиада-2082 в Сиднее, не были бы возможны. Они стали бы лишь еще более закрытыми и изолированными, еще сильнее демонизировали бы нас и меньше бы к нам прислушивались. И в результате все стало бы только хуже. Вы понимаете это?
Я сам не заметил, как злость из-за постигшей меня несправедливости и безразличия начала утихать. Эта Мелинда, поначалу показавшаяся мне безмозглой студенткой, удивила меня своими глубокими познаниями в этом вопросе. Что еще необычнее, ей, похоже, было не все равно. Это нисколько не помогало моей ситуации. Но приходилось ценить то, что есть.
— Я понимаю, о чем вы говорите, Мелинда, — признал я, тяжело вздохнув.
— Мне жаль, Димитрис, что я не могу помочь вам так, как вам бы этого хотелось. К сожалению, наши усилия в этой сфере подобны воде, которая точит камни. Требуется много времени, прежде чем появятся хоть сколько-нибудь заметные результаты. Но все же они появятся, уверяю вас. Олимпиада, в которой вы будете принимать участие, станет маленьким, но важным шагом к тому, чтобы снять напряженность на международной арене. В конце концов они перестанут видеть в нас врагов, почувствуют себя в большей безопасности, и это позволит им несколько ослабить давление внутри собственного общества…
Я лишь кивнул, скрыв свое огорчение за серьезно-сосредоточенным выражением лица. Все, что говорила Мелинда, эта умненькая девочка, переживающая за права человека в коммунистической империи, было, возможно, верно, если смотреть на проблему в глобальной перспективе. Это переставало быть верным, если смотреть на нее с точки зрения сына, борющегося за жизнь и свободу своих родителей. Но предпочтение коллективных интересов индивидуальным было краеугольным камнем политики, и это было понятно даже такому упрямому болвану, как я. Должно быть, глубоко в моей душе засел подростковый эгоцентризм, свойственный единственным детям в семье, если я полагал, что моя личная проблема, ничтожная в масштабах Земного шара, будет решаться на столь высоком уровне.
Никто, за исключением меня самого, не поможет мне — таков нормальный порядок вещей во Вселенной, который легко увидеть, сбросив с глаз розовые очки.
— Я благодарен за уделенное мне время, Мелинда, — молвил я печально после раздумья.
Расстроенное выражение моего лица должно было сказать ей, что я смирился с неизбежным. Но такое впечатление было обманчивым. Я не собирался отказываться от своего замысла — просто я только что осознал, что мне придется приложить больше усилий для его реализации.
— Счастливо вам, Димитрис.
Завершив сеанс связи, я заполнил всплывающую анкету, указав, что полностью удовлетворен обслуживанием, которое я получил во время электронного приема. Затем я отключил коммуникатор, переоделся в спортивный костюм и закинул за плечо рюкзак. Мне предстояла тяжелая тренировка.
***
В раздевалке было на удивление тихо, учитывая то, что происходило снаружи. Стены обеспечивали превосходную звукоизоляцию, а Джефф приказал выключить все телеэкраны, чтобы трансляция не отвлекала меня и не нарушала мой настрой. Я сидел на скамейке в боксерских шортах, голый по пояс, опустив голову и прикрыв глаза, пока массажист, крепкий чернокожий парень, с силой разминал мне плечи.
Лежащий рядом коммуникатор пикнул, возвещая о входящем сообщении от кого-то из друзей. В последнее время мне стало приходить столько сообщений, что уведомления загорались каждую минуту и мне пришлось тщательно настроить фильтры, чтобы отделить сообщения от людей, которых я знаю в реальной жизни, от хаотично сыплющегося на меня информационного потока.
Недавно я с удивлением заметил, среди прочих, входящее сообщение от Жермена Петье, который несколькими напыщенными фразами пытался объявить мне, что коллектив интерната следит за моими успехами, гордится мною и очень надеется, что в этом году я наконец найду время, чтобы стать их гостем и обратиться с приветственным словом к новым ученикам интерната. Соблазн послать его куда подальше был так велик, что я даже не знаю, как я смог удержаться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Неохотно приоткрыв глаза и повернув их к комму, я протянул к нему руку, сунул в левое ухо наушник и нажал на всплывшее в воздух окно, позволяя аппарату воспроизвести полученное видеосообщение от Джен. В ухо сразу же ворвался невообразимый гвалт, который создавали тридцать тысяч болельщиков, до отказа заполнивших дворец спорта. Это было совсем не то же самое, что выступать в Олимпийской деревне, в присутствии всего лишь трех тысяч зрителей. Позади было уже четыре поединка — три, по результатам которых определились шестнадцать спортсменов, попавших в 1/8 финала, и четвертый, определивший четвертьфиналистов, но ни один из них не происходил при таком количестве зрителей.
— Дима, привет! — в кадре трясущейся камеры появилось лицо Джен, взволнованное и счастливое одновременно, ведь это ее парень вот-вот выйдет на ринг и будет получать по голове, но это же делало ее центральной персоной в зрительском зале, и сотни людей с интересом разглядывали ее, подмечая, что она со вкусом одета и имеет прекрасный макияж. — Знаю, тебя нельзя сейчас беспокоиться, но я просто хотела пожелать тебе удачи! Мы все страшно за тебя волнуемся!
Из-за спины Джен мне помахал рукой и подмигнул Роберт Ленц, а еще дальше я мог видеть его жену, Руби, в одном из лучших своих платьев, попивающую содовую из пластикового стакана и с интересом поглядывающую в ту сторону, где, как я знал, находится ринг, где российский спортсмен Андрей Соболев по прозвищу «Молотильщик» сейчас, должно быть, избивает несчастного индонезийца.
— Смотри, и твои ребята из академии здесь! Эй, передайте-ка Диме привет! — Джен перевела камеру на пару рядов назад и полсотни курсантов в парадной униформе полицейской академии разразились таким приветственным криком, что от него впору было оглохнуть.
Бен МакБрайд, заглянув в объектив камеры, красноречиво сжал кулак.
— Здесь все за тебя, дружище! — прокричал он. — Вся Австралия за тебя!
«Спасибо!» — нацарапал я сообщение и отправил, воодушевленный той поддержкой, которую я почувствовал, и в то же время взволнованный, а ведь я старался достичь максимального умиротворения, перед тем как ступать на ринг.
— Как ты? — нарушил установившуюся тишину Кроуди, который, в отличие от меня, наблюдал за трансляцией предыдущего поединка через свой нанокоммуникатор.
— Порядок, — коротко ответил я, не выходя из себя.
— Этот парень тебе вполне по зубам, — в который раз заверил меня он.
— Да, — кивнул я.
Я знал своего соперника, 19-летнего итальянского супертяжеловеса Марко Дженаро, так хорошо, будто мы с ним неоднократно спарринговались. Ведь Кроуди, по своему обыкновению, заставил меня пересмотреть двухчасовую компиляцию из отрывков всех его последних боев, которую он сам же и составил, при этом каждые несколько минут видео ставилось на паузу и следовали подробные комментарии от тренера.
Дженаро был сильным молодым боксером, однако неопытным, прямым и предсказуемым. Кроме того, источники Джеффа говорили, что итальянец часто покидал Олимпийскую деревню без разрешения тренера, чтобы насладиться вкусом ночной жизни Гигаполиса и обществом девиц, сходящих с ума от олимпийцев. А значит, не стоило ждать, что его форма будет превосходной. Я способен был одолеть его, если напрягу свои силы. И если везение от меня не отвернется.
— Ну ни хрена себе! — дверь раздевалки открылась и в нее, словно ураган, залетела Рина Кейдж в фиолетовой футболке члена австралийской олимпийской команды, такая возбужденная, словно это ей предстояло подняться на ринг с минуты на минуту. — Это просто капец, никогда такого не видела! Прикинь, тридцать тысяч пожирателей попкорна орут и сходят с ума, пока проклятый русский выколачивает из очередного парня в дерьмо!