Ответ на молитву - Елена Силкина

Голос был негромкий, не слишком низкий, не очень высокий, приятный, а мелодия не являлась ни явно азиатской, ни европейской, звучала немного странно, спокойно и тоже приятно, и сопровождалась какой-то экзотически позванивающей и глухо постукивающей перкуссией. Слов Карька не понимала, поэтому все-таки заснула, так и не посмотрев, кто над ней поет…

Она проснулась, чувствуя себя не только полностью здоровой, но и хорошо отдохнувшей, чего не случалось уже давно. Она отлично помнила все, что случилось с ней до сна, помнила предательство матери. Видимо, из дома ей все же придется уйти на этих днях насовсем, решительно подумала она, надо только будет забрать свои документы и вещи.

А еще она помнила то, что над ней, похоже, кхм… пошаманили. Интересно, что этот чувак делал на самом деле? Травами ее напоил? Нет, она точно помнит, что — нет. Так что же? Антибиотиками опрыскал? Иначе отчего же еще мог произойти такой молниеносный и мощный эффект выздоровления?

Она села, скинув с себя коврик из овчины, почувствовала, что вся мокрая от пота, увидела, как кто-то рядом с ней, сидя на полу на расстеленном спальном мешке, пьет чай, исходящий душистым паром, поняла, что зверски хочет пить и есть, и засмеялась. Жизнь почему-то казалась прекрасной и удивительной, закатное солнце пронизывало лучами сияющую комнату, все тело звенело давешней целительной песней. На нее посмотрели и тоже засмеялись.

Карька поднялась и вышла в коридор. В коридоре ей навстречу попалась быстро идущая Регги — развевались складки чего-то величественного и бархатно-зеленого, отлетали за полные плечи ярко-рыжие локоны.

— С возвращением…

Карька недоуменно заморгала.

— …с того света, — с улыбкой пояснила Регги. — Тот еще труп был три часа назад. Иди, скажи спасибо тому, кто тебя вытащил, вон он на кухне сидит.

Энергично дернув дверь с висящим на ней китайским колокольчиком, Регги скрылась в комнате. Карька побрела по коридору к кухне. Шаги ее замедлились. Не очень хотелось ей встречаться с каким-то чересчур необычным товарищем, вытаскивающим народ из неприятностей слишком странными методами. Как-то это было… неуютно, что ли.

В кухню тем не менее она вошла.

У окна на жестком стуле с высокой спинкой сидел однажды мельком уже виденный Карькой в этой квартире патлатый тип в штанах с бахромой. На сей раз он был еще и в рубашке, обычной клетчатой ковбойке.

— А где же плед? — неожиданно для себя брякнула Карька вместо приветствия.

— В комнате. Он мне служит и плащом, и одеялом.

Будничный спокойный ответ отчего-то заставил Карьку попятиться.

— Боишься меня?

Насмешка в его голосе задела Карькино самолюбие.

— Не-а, — с вызовом заявила она и пятиться перестала.

— Тогда садись на стул и пей чай. Вон печенье есть.

— Печенье?

— А ты думала, что я питаюсь сушеными гадюками?

Карька хихикнула, села на стул и взяла печенину.

— Ничего я не думала. Спасибо за то, что лечил, — буркнула она неловко и прикусила печенину вместе с собственной губой.

— Я тебя не лечил, просто прогнал от тебя зло. Успокойся и ешь.

Она облизала поцарапанную зубом губу, прожевала кусок печенья, потянулась, привстав со стула, за чашкой и уронила ее, к счастью, не на пол, а только на бок на столе.

— Да успокойся же! Не съем я тебя.

— Да я просто увидела, сколько времени. Я на работу опаздываю, — и она показала часы на руке.

— Какая тебе работа? Только что вылезла из «хорошего» состояния, и — туда же!

От неожиданности Карька поддалась было словесному напору и с полминуты размышляла над тем, как позвонить и в каких словах предупредить.

— Но домой съездить завтра утром я непременно должна.

— А вот дома появляться я бы вообще тебе не советовал. Хотя бы несколько дней.

Еще ни чище, подумала Карька, если я не появлюсь дома в течение нескольких дней, мать неизвестно что сделает с документами и вещами. Но вслух ничего не сказала.

— На работу не ходить нельзя, мне эта работа нужна.

Она подумала о деньгах на еду, на художественные принадлежности, о месте для ночлега, об удобном для того, чтобы учиться, рабочем расписании. Но вслух снова ничего не пояснила.

На самом деле она уже подробно и тщательно, не один раз продумала план своих действий. Она съездит на работу, как-нибудь отбудет смену, ребята помогут, поймут состояние; утром она получит деньги, заначит их все, съездит домой, подкупит Чака, пообещает ему что-нибудь ценное, например, соврет, что у ее подруги спрятана подержанная, но дорогая электрогитара, и она, Карька, отдаст ему эту гитару. Чак отвлечет мать, Карька заберет документы и немногие ценные для нее вещи и уйдет, чтобы больше в эту квартиру не возвращаться никогда.

Она встала и пошла к двери. Шаман пошел за ней. Она так ни разу и не посмотрела ему в лицо, так что даже не знала, как он выглядит.

— Все-таки поедешь? — спросил он, отпирая для нее замок.

— Да.

— Мне категорически не хочется тебя отпускать.

Карька поняла это по-своему.

— О личном мы поговорим немного попозже, — как могла мягко проговорила она.

Шаман засмеялся.

— Я не имел в виду ничего личного.

Карька пожала плечами, уже вся — в мыслях о своих проблемах.

— Что бы ни случилось, ничего не бойся и помни, что все будет хорошо. Запомни это, ладно?

Так и не дождавшись от нее кивка, он закрыл за ней дверь.

Глава 7

Смену она провела великолепно. За нее сделали почти всю работу, а ее с руганью прогнала спать в одну из подсобок. Утром она получила деньги, немного подумала и почему-то, против своего обыкновения, спрятала их не на себе, а в своем личном запирающемся шкафчике на работе. Остаток предыдущей получки, впрочем, так и хранился в кармашке, пришитом к трусикам с изнанки.

Ее даже почти не шатало, когда она отправилась домой, и настроение поначалу было отличное. Солнечный день, по-весеннему теплый ветер тому очень способствовали. Погода была необычной, ведь праздник Покрова уже прошел, полагалось лежать снегу и трещать хоть небольшому морозцу.

Погода, правда, несколько испортилась, когда Карька подходила к дому, сделалось пасмурно и тихо. Пожухлые остатки листвы висели на ветках, как куски грязной ветоши. Один такой лист неожиданно отделился от корявого сучка и начал медленный полет, планируя галсами, как парусник против ветра, иногда приостанавливаясь и на секунду замирая в воздухе, похожий на бабочку или летучую мышь. Когда он подлетел поближе, стало видно, что это скелет летучей мыши или даже ее призрак. Лист истлел до ажурной прозрачности и стал похож на паутину. Карька вздрогнула, когда он приостановился перед ее лицом, а затем упал к ее ногам.