Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании - Фридрих Риттельмайер

И к такой новой молитве нас может подвести третий глагол — «Я дверь». В нем, пожалуй, сам собою разрешается вопрос, который так часто слышишь, когда речь заходит о «молитве за ближнего»: «Разве она помогает? Разве Бог Сам не знает лучше меня, что есть благо для другого? Разве в ответ на мои жалкие просьбы Он сделает то, чего иначе бы не сделал, или воздержится от того, что иначе сделал бы?»

В ответ на эти вопросы хотелось бы привести один весьма убедительный факт. В жизни порой невозможно отделаться от впечатления, что, если бы за такого человека правильно и серьезно молились, он бы не дошел до того, до чего дошел. Так и кажется, что ангелы глядят вниз и вопрошают: «Есть ли сейчас люди, которые молятся за него? Ведь только в этом случае мы, ангелы, можем делать что‑то в иной ситуации невозможное». Молитвы возносятся в божественный мир как духовные силы. Они меняют всю внутреннюю обстановку, творят новые духовные возможности для божественных водительных сил. Не говоря уже о том, что они воздействуют на человека, за которого молятся, особенно когда он об этом знает, но и когда не знает, ибо наполняют всю духовную атмосферу вокруг него добрыми мыслями и побуждениями, которые могут его инспирировать, даже если для него инспирация есть всего лишь неожиданная фантазия. Иные люди, особенно больные и умирающие, очень явственно чувствовали, что за них молились. Но и помимо того, в горнем мире такие молитвы, образно выражаясь, становятся как бы новыми, живыми нитями, которые ангелы могут вплести в ткань судьбы и появления которых они часто ждут. Таким образом, человек становится сотворцом судьбы своих ближних. Разумеется, в скромных пределах. Да на первых порах и нельзя требовать большего. Но и отвлекаясь от того, что благодаря молитвам снизу духовный мир обогащается силами и возможностями, не следует забывать, сколь свободно и живо человек общается с божественным миром. Ведь в горнем мире его выслушивают. Его уважают и принимают всерьез. Конечно, молитвы его исполняются нечасто, ибо этим ему был бы нанесен вред, а горний мир живет в свете мудрости, недоступной человеческому взгляду. Но достаточно прочесть прощальную речь Христа, где вновь и вновь повторяется просьба молиться «во имя Мое», и делается ясно: Христос желает общаться с человеком, «как бы говорил кто с другом своим», если воспользоваться чудесными словами из беседы Иеговы с Моисеем. Он ожидает, что человек поймет, с кем говорит. Но Он готов и пойти навстречу человеку, который с Ним связан, и разделить его судьбу. Всякий, кто имеет хоть приблизительное представление о том, что разумел под молитвою Христос, знает, что небесные помощники Христовы являются на призыв столь быстро, что едва ли не повергают в испуг, — поостережешься призывать их по пустякам. Человек знает, что окружен ими как священным воинством и что они совершают все, что вообще может совершиться.

Значение Христовых слов о двери я узнал несколько десятков лет назад, когда еще не обращал на них особого внимания. Как религиозный наставник, я всего лишь искал какую‑нибудь вспомогательную мысль, которая по дороге в школу настраивала бы меня на правильный лад. Тогда‑то я и обнаружил эти слова Христа из молитвы первосвященника: «Они были Твои, и Ты дал их Мне… » И «Я открыл имя Твое человекам». Мне представилось, что слова эти — истинная дверь, через которую я только и вправе входить к моим детям. Про внешнюю дверь я и думать забыл. Через эти слова: «они были Твои, и Ты дал их Мне» и «Я открыл имя Твое человекам» — как через незримую духовную дверь пролегает путь к детям. Так эти слова сослужили мне великую службу и сослужили бы еще большую, если б я имел силу и мужество воспринять их с еще большей серьезностью.

Конечно, подобные слова можно рассматривать как дверь, ведущую к больным, к заключенным, к бедным. Тогда мы совершенно по–другому отнесемся к содержанию таких слов Христовых, как: «Я… был… болен… и не посетили Меня». Невидимым облаком света будут эти слова витать над нашими посещениями.

В этих рассуждениях мы хотели бы вжиться не только в различные изречения Христа, но и в различные способы их усвоения. Конечно, слова о двери относятся прежде всего к тем, кто руководит другими людьми, и имеют много таких сторон, обсуждение коих здесь не обязательно. Но человек действительно поступает в духе Христа и всякой горней жизни, если воздвигает Христа как дверь, через которую он в мыслях своих всегда идет к другому человеку. Он словно бы помещает между собою и ближним сферу чистейшей самоотверженности и просто позволяет себе идти через нее к ближнему, говорить с ним и даже лишь думать о нем. В самом деле, нам следует привыкать к тому, чтобы думать о другом человеке не сугубо поверхностно, а только глядя на него через эту чистую сферу. Вскоре к нам придет и глубокое понимание тех слов, что произносит Христос в этом же месте: «кто не дверью входит… тот вор и разбойник». Мы вправду начинаем чувствовать себя взломщиками, когда думаем о другом человеке исходя из своих эгоистических желаний и интересов.

Ныне общение людей между собой еще довольно примитивно и душевно скудно. И хорошие манеры не спасают положения. Но, принимая всерьез глагол «Я дверь», мы как нельзя лучше способствуем облагораживанию человеческих отношений. Правда, если мы станем раздумывать над этим изречением от случая к случаю, то большого проку в наших отношениях с другим человеком от них не будет. Этот глагол начнет дарить нас своей неисчерпаемой благодатью, только когда мы регулярно в спокойные часы с его помощью будем медитировать о своих собратьях, в том числе о самых близких. Нам должно представить их себе в духе и не позволять своей душе идти к ним через другую дверь, кроме этой, Христовой. Тогда мы не только угадываем вершины общения, о каких до сих пор даже не подозревали, но и вообще впервые начинаем видеть своих «ближних». Мы не вторгаемся в них нашим эгоизмом, но позволяем им жить такими, каковы они есть, сначала — внутри нас самих. В нас пробуждается радость за них — за все доброе в их существе, невзирая на все их ошибки. Мы испытываем благодарность за то, что они есть. И эта благодарность ближнему за то, что он есть, — вот атмосфера, в которой другой человек процветает, прекрасно себя чувствует и очень быстро продвигается вперед. Мы глубоко чувствуем лучшую сущность другого, божественную мысль, витающую над ним, «славу», какую он имеет «в Боге», и можем связать себя с его истинным «Я». Общение с людьми приобретает глубокий блеск, о котором мы прежде ничего не знали.

Известно, что в таинстве бракосочетания Общины христиан говорится о «вратах жизненной общности» и что в культовом действе кольца проходят свой путь от одного к другому над изображением Христа. Перед нами высокий идеал брака — супруги идут друг к другу сквозь Христа, как сквозь дверь, всякой своею мыслью и всяким чувством. Это тоже надо взращивать в себе в тихие часы. Тем самым изречение «они были Твои» все больше наполняется жизнью.

Но оказывается, этот образ сферы чистой самоотверженности можно еще дополнить. «Самоотвержение» есть нечто совершенно иное, нежели »отвержение «Я»». Самоотверженным может быть лишь тот, кто имеет «Я». Чем сильнее наше «Я», тем сильнее в нем отклик на «Я» другого человека, при условии, что наше «Я» само–отверженно. Чем чище наше «Я», тем больше другое «Я» будет гармонировать с ним, звучать вместе с ним, сливаясь в некое высшее общее «Я». В общении людей происходит много таинственных процессов, и этот — один из самых чудесных. Над каждым таким часом, когда наши «Я» перекликаются в этой сфере самоотверженности, звучат слова: «все едино во Мне!» Здесь людям предстоят величайшие и прекраснейшие переживания. Подлинное созвучие во Христе, по сравнению с которым самые дивные музыкальные аккорды и гармонии принадлежат более низкой сфере. «Я есмь» — это дверь. Надо только, чтобы «Я» в нас зазвучало подобно тому, как оно зазвучало во Христе.

Итак, мы предлагаем следующую медитацию. Между собою и своим ближним мы создаем некую сферу, в которой возжигаем самоотверженность как чистейший свет. И этот свет мы превращаем в Христово «Я есмь». Через эту дверь мы идем к людям, которых любим, — но и к тем, которых не любим. Мы рассматриваем их такими, какими они нам являются, когда мы входим в эту дверь. Происходящее в нас при этом приведет нас и к новой «молитве за ближнего». Мы узнаем, как иные люди «открываются» нам, а другие, напротив, «закрываются», ибо мы думаем о них ошибочно, опрометчиво, под влиянием одного лишь любопытства. Мы обретем совершенно иные критерии оценки и не будем, как раньше, говорить о симпатии и антипатии, о чужом и враждебном, но увидим разные «Я» в их непостижимости и взаимосвязи. Мы начнем понимать изречения вроде такого, принадлежащего Майстеру Экхарту: «Пока ты желаешь добра для себя более, чем для человека, которого ты никогда не видал, ты поистине ни на один миг не заглянул в глубину Божию!» Или слова Христовы: «Люби ближнего твоего, как самого себя», которые можно сказать и чуть иначе: «Люби ближнего твоего, как если бы он был ты сам!» Мы станем воспринимать каждого человека, как Алкивиад воспринимал Сократа: невзрачная оболочка, но внутри живет божество. Мы узнаем на опыте, что нам «отворяет придверник», который иначе бы не отворил. Мы приблизимся к цели человечества, как она дана в Иоанновом Евангелии: «Я в них, и они во Мне, и все они да будут во Мне едино». Мало–помалу для нас все желаннее будет входить к людям через эту дверь, и мы не захотим более идти к людям с другими мыслями — только через эту дверь.