У убийц блестят глаза - Дональд Гамильтон

Я выждал некоторое время и, будучи уверенным, что теперь мой голос не дрогнет, сказал:

– Возвращайся, когда захочешь побыть здесь подольше.

– Иногда я думаю – ты на самом деле настолько хладнокровен и суров, дорогой? У тебя прекрасная защитная оболочка. Я даже скажу тебе комплимент: мне нравится, когда мужчина держит удар.

– Угу. Я рад, что тебе понравилось. Куда ты уезжаешь?

– В Рино. Не стоило мне сюда вообще приезжать.

– Я понял это только теперь. – Некоторое время я изучал ее лицо. – Твой внезапный отъезд не покажется шуткой многим людям с полицейскими значками, они не поймут такое импульсивное решение.

– Дорогой, перестань мне рассказывать, как будет выглядеть мое поведение в глазах других. И зачем столько горечи? Тебе не доставило бы удовольствия разыгрывать инвалида, не будь рядом меня. – Она продолжительно вздохнула. – Нам, вероятно, не следовало вступать в брак с самого начала. Ты – слишком мрачный и требовательный человек, с тобой просто невыносимо жить, за редкими исключениями. И эта богом забытая страна, эти ужасные люди... К тому же я втайне не одобряю тебя, а это неправильно. Жена должна восхищаться работой своего мужа, гордиться им, не так ли?

– А ты, значит, нет... Натали покачала головой:

– Ты – великолепный ученый, в этом я не сомневаюсь, – она немного замялась, – но у тебя нет чувства моральной ответственности. То, что ты делаешь на своей работе, неправильно, дорогой, плохо, плохо и плохо! Ты же делаешь ужасные вещи, неужели ты сам не понимаешь?

– Ты имеешь в виду Проект?..

– Ты знаешь, о чем я.

– Принцесса, я никогда не исключал возможности, что поступаю плохо, – медленно начал я. – “Сначала удостоверься в своей правоте, потом продолжай” – есть такая заповедь. Но лишь человек с ограниченным воображением может сказать с уверенностью, что он всегда прав. Я же никогда не был в этом уверен. Никогда не был, и, вероятно, никогда не буду. До тех пор, пока не проверю идею в математических расчетах, не проведу в своей лаборатории опыты. Но кажется, что все остальные люди на планете, включая мою жену, получили свыше редкий дар – разбираться во всех предметах, включая мою работу. Жаль, что Господь не включил меня в число этих посвященных. – Я перевел дыхание, наступил один из тех моментов, когда каждый вдох требует усилий. – Ты хочешь, чтобы я бросил работу, Натали? Этого ты хочешь?

Она не раздумывая отрицательно покачала головой:

– Нет. Я не могу просить тебя об этом. И даже если бы попросила, а ты бы согласился, наш брак долго бы не продлился, верно? Я бы не уважала тебя за то, что ты поддался на шантаж.

– Но твой идеал – мужчина, который прячет голову в песок, как страус, или даже предпочитает самоубийство. Неужели ты не можешь понять логический вывод – то, чем занимаюсь я, людям все равно придется решать, они столкнутся с проблемой лицом к лицу рано или поздно.

– Это не доказывает, что Джек убил себя. Я посмотрел на нее с удивлением:

– Я и не думал о Джеке. Я думал о старике Фишере. Почему ты назвала его, разве ты обсуждала проблему с Джеком? Ты говоришь почти теми же словами, что и он прошлой ночью.

Натали помедлила с ответом, и глаза ее были искренними, когда она сказала:

– Мы, возможно, беседовали с ним об этом иногда. Сам знаешь, какая здесь самая главная тема разговоров.

– Вот как. А я и не подозревал о ваших философских беседах. Но за три года нашего брака я впервые слышу, что ты не одобряешь мой жизненный выбор. Когда же отвращение посетило тебя?

– Я... Я не знаю... Наверно, это росло постепенно. Зная, чем ты занимаешься каждый день... Я не говорила об этом потому, что боялась тебя больно задеть.

– Что ж, придется тебе взять себя в руки и причинить мне боль сейчас. Давай послушаем эту мягкотелую дребедень о том, что двигать прогресс науки – преступление против человечества.

– Бесполезно, дорогой. Ты знаешь заранее, что я скажу, потому что слышал это много раз от других людей. И я знаю, что ты скажешь мне в ответ, я слышала это раньше. Ты скажешь, что работаешь над своим Проектом потому, что кто-то должен им заниматься. Скажешь, что тебя не интересует, во что выльются твои исследования, тебя не интересуют последствия. Ты скажешь, что ты просто физик, а не политик и не социолог, не твоя ошибка, что другие не преуспевают на своем поле деятельности. И вы идете вперед не задумываясь и как дети, которые беспечно играют с фейерверком, продолжите свои ужасные открытия, пока не уничтожите весь мир со всем живым на нем.

Я открыл рот, чтобы заговорить, но передумал. Это бесполезно. Все равно что находиться на чужой земле, где никто не понимает твоего языка.

Наконец я сказал:

– Что ж, я просто не в силах понять, как мы дошли до такого. Начали с шарфа, висевшего на дереве в горах Сандии. Но, кажется, мы наконец все выяснили, правда, принцесса? – Она молчала, и тогда я продолжил: – Принесу твои чемоданы из гаража. Не забудь залить бензин в свою игрушку, прежде чем покинешь город. Следующая заправка будет очень не скоро.

Глава 10

Следующий день оказался совершенно провальным. Меня вызвали на работу около трех часов с целью составить дальнейший план исследований, но, поскольку все только и говорили исключительно о смерти Джека Бейтса, сделать толком ничего не удалось. Директор приказал провести полную инвентаризацию всех документов, чтобы определить, не пропало ли что-нибудь. Может быть, он и обязан был поступить подобным образом, но секретным такое действие не назовешь, и вскоре все предприятие гудело, как потревоженный улей, переполненное версиями. Человеческая раса содержит удивительно большой процент вампиров, особенно это заметно на хайвее – если происходит авария, любопытные блокируют движение на целый час даже после того, как “скорая” уже уехала. Остаются, просто чтобы смотреть на лужу крови на асфальте. Весь день прошел в обсуждении подробностей смерти Джека. Я уехал, как только стало возможно. Немного прокатился, пообедал гамбургером и приехал домой к вечеру с намерением сразу лечь спать.

Не знаю, в котором часу меня разбудил телефон. У меня нет привычки смотреть на часы. Я побрел в темноте к телефону в холле, нашел трубку и поднес к уху.

– Мистер Грегори? – услышал я женский голос. – Это мистер Джеймс Грегори? Минутку, соединяю, сэр... – Я слышал, как поют провода, тянувшиеся в неизвестном направлении. – Мистер Грегори? – раздался в трубке мужской голос. – Мистер Грегори, говорит шериф Маккей, округ Эсмеральда, Невада. Я звоню из Голдфилда. Тут произошел несчастный случай. Один маленький заграничный автомобильчик свалился с дороги в кювет за несколько миль к югу от нас и сгорел. Из него вывалилась во время падения пара чемоданов, на них было указано имя владельца. Вы слышите меня, мистер Грегори?..

– Да, – глухо произнес я, – слушаю.

– На имя миссис Натали Уолш Грегори. Вас назвали как ближайшего родственника.

– Что с моей женой?.. – начал я.

– Мы не знаем, насколько она пострадала. – Голос помолчал, потом продолжил: – По правде говоря, мы не нашли ее... пока.

Потом последовал разговор, который я плохо запомнил. Я позвонил в аэропорт сразу, как только повесил трубку, и мне предложили на выбор – лететь в Лас-Вегас, который в ста восьмидесяти милях юго-восточнее того места, или в Рино, северо-восточнее на сто шестьдесят миль. Два чартерных пилота оказались в отпуске, наверно, охотились за урановой рудой, а третий сломал позвонок, упав со стремянки, когда красил дом. Я послал телеграмму своему тестю, оделся и пошел в гараж. Загрузил “понтиак”. Я никуда не езжу в этих местах, особенно зимой, без спального мешка, небольшого запаса еды, большого запаса воды и газолиновой печки. Следы цивилизации сильно ослабевают на этих длинных пустынных дорогах, даже на асфальтированных, когда налетает штормовой ветер или вдруг заглохнет мотор. Тогда, имея воду, пищу и огонь, вы можете спокойно сидеть и ждать помощи.

Я уже включил двигатель, зажег фары и стал выезжать в ворота, как вдруг быстро подъехала машина и загородила мне путь. Из нее появилась подтянутая деловая фигура Ван Хорна. Он двинулся по дорожке света от моих фар, обогнул “понтиак” и подошел к дверце с моей стороны. Я нажал кнопку – стекло поползло вниз. Иногда мне кажется, что русские правы по поводу нас, изнеженных демократов. Поставить в машину специальный мотор для того, чтобы опускать стекла, – разве это не моральное разложение?

– Зачем вы приехали? – спросил я.

– Военные разогревают для нас самолет в Кертланд-Филд. Захватите с собой теплое пальто. В любом случае вы не в том состоянии, чтобы одному проехать восемь сотен миль.

– Оставим в покое мое состояние.

Было бы по меньшей мере наивно спрашивать его, откуда он знает, куда я еду. Хорн просто ответит, что это его работа. Я заглушил двигатель, выключил свет, подошел к багажнику, открыл и, пока моя голова была внутри, пробормотал: