Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир - Анастасия Ивановна Архипова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начиная с «Ужасной невесты», запускающей измерение сна, параллельной реальности, события «Шерлока» перемещаются в плоскость сказки, мифа. На территории судьбы разворачивается история Мэри, первого воплощения мертвой невесты; она безуспешно пытается избегнуть свидания, назначенного ей Смертью (и повторяет судьбу Эдипа, пытающегося избегнуть предсказания, но именно поэтому и попадающего в ловушку рока). Измененное состояние сознания Шерлока (виноватого перед Джоном, как Хаус виноват перед Уилсоном за смерть Эмбер) – сознательно совершаемый ритуал, шаманский транс, позволяющий ему переместиться в иной мир, чтобы разгадать загадку Калвертона Смита.
Калвертон Смит, несмотря на все заверения шоураннеров, что им удалось создать леденящего душу злодея, и при всей гротескной харизме Тоби Джонса, сыгравшего зловещего филантропа, не так уж и страшен. Это всего лишь один из второстепенных монстров на пути Шерлока, стражей ворот в загробный мир. Его задача – указать на еще одного Холмса: недаром, по его собственному признанию, свои убийства он совершал по модели преступлений реального исторического персонажа – серийного убийцы доктора Генри Холмса (1861–1896), орудовавшего в Чикаго. От него ведет ниточка к Эвр, которая приходит к Шерлоку под видом дочери Смита.
Путешествие Шерлока в «тридесятое царство», адские пределы Шерринфорда (загробный мир), начнется с прыжка в Рейхенбахский водопад («Ужасная невеста»). Погружение в воду – нередкий мотив в мифах, связанный с обстоятельствами появления героя на свет. «В сновидениях, как и в мифологии, выход ребенка из зародышевых вод изображается обычно при помощи обратного превращения: вхождения ребенка в воду; наряду с многими другими, хорошими примерами служат мифы о рождении Адониса, Озириса, Моисея и Вакха», – напоминает нам Фрейд в «Толковании сновидений» (ч. IVd)50; в бессознательном нет противоположностей, поэтому погружение в воду и выход из нее – это одно и то же. В сериале «Вечность» этот тезис проиллюстрирован весьма наглядно: пережив очередную смерть, герой всякий раз выныривает полностью обнаженным (т. е. новорожденным, родившимся заново) из воды.
Рождение (возрождение) героя может действительно рассматриваться как возвращение к жизни покойника, о чем подробно пишет В.Я. Пропп в статье «Мотив чудесного рождения»51 (рассматривая в том числе мотив рождения ребенка взрослым – «потому что он возвращенец, потому что он рождается во второй раз»)52. Но особенно интересна для наших целей статья Проппа «Эдип в свете фольклора»53 (миф об Эдипе – важнейший для психоанализа; а в трагедии Софокла Эдип – еще и сыщик, к несчастью для себя весьма успешно расследующий собственное преступление). Здесь, в частности, еще раз подчеркивается, что «спуск на воду» – более привычный в фольклоре и мифах способ удаления младенца родителями (Пропп приводит целый ряд примеров), который в трагедии Софокла заменен более редкой формой «удаления в горы»54. Эдипу прокалывают ноги – это не только знак, который послужит в дальнейшем приметой (о чем мы уже упоминали в предыдущих главах), но прежде всего знак смерти: «Мы имеем здесь отправление ребенка в далекий путь на воспитание со знаком смерти, имеем смерть, которая не есть смерть, имеем мнимую смерть. <…> Царствовать мог только тот, кто прошел сквозь этот обряд и мог показать знаки смерти, татуировку, печать, которые позже превратились в опознавательные знаки»55 (курсив мой. – А. А.).
Такого рода смертельно опасный путь, такая форма воспитания – это конечно же ритуал инициации. Пройдя инициацию, мальчик вернется царем, вождем. Герой воспитывается приемными родителями, считая их родными, до поры до времени не зная о своем истинном происхождении. В более древних вариантах мифа, говорит Пропп, за приемной матерью (или самкой животного, выкармливающей младенца) угадывается родная мать, «воспитывающая ребенка вдали от отца»56 и наделенная звериными, тотемическими чертами.
Место, куда прибывает по воде младенец, чаще всего уединенное, изолированное от внешнего мира, например остров или дальние страны. И в то же время «это далекое и таинственное место <…> оказывается совсем близким»57. Мальчик «растет с чудесной быстротой и <..> превосходит всех своих сверстников в успехах»58; «его сила идет от зверя. <…> Отсюда ясно видно, что герой в период своего воспитания приобретает качества вождя и что первоначально эти качества связаны с тотемической магией и с воспитанием юношей в период посвящения»59.
Наконец, герой узнает о тайне своего происхождения и готов к уходу из принявшей его семьи. «Куда уходит герой? <…> Герой волшебной сказки <…> уходит в царство своей будущей жены, где при помощи волшебного средства он разрешает трудную задачу царевны и затем женится на ней»60. Разрешение трудной загадки – одна часть задачи. Вторая состоит в том, что герой «убивает старого царя, отца невесты»61. В истории об Эдипе, правда, эти части меняются местами: герой сначала убивает царя, а потом разгадывает загадки Сфинги, женского чудовища. Этот образ, пишет Пропп, «есть результат ассимиляции царевны, задающей задачу или загадку, и змея, требующего себе человеческой дани»62. Эдип побеждает Сфингу не потому, что он как-то особенно умен, а потому, что «он прошел весь канонический путь героя и вождя; потому что он был спущен на воду, потому что воспитывался в далеком таинственном краю»63.
Версия отцеубийства в такого рода сюжетах – более поздняя (и отягощенная трагической виной героя у Софокла и в средневековых европейских сюжетах). Архаический вариант был несколько иным: царь опасается прибытия жениха дочери, который отнимет у него царство и убьет его самого (в исторической реконструкции, предлагаемой Проппом, передача престола происходила через женщину, через дочь правителя, ее мужу). «Передатчицей престола является [сказочная царевна], независимо от
