Я дрался на Т-34. Обе книги одним томом - Артем Драбкин

– У меня лично не было. Я только после войны подумал: «Наверное, меня мать спасла». Я в 45-м, когда в отпуск пришел, она сказала: «Я за тебя так молилась».

Шиц Константин Иванович

Я родился 25 сентября 1923 года в городе Рогачев Гомельской области. Семья у нас была самая обычная: у меня еще было два младших брата, Валентин и Алик. Отец был служащим, работал в разных местах, а мама занималась домашним хозяйством. Она у нас из дворянской семьи, ее отец был полковником в царской армии, химиком, через это дело и умер – отравился газами. А у папы отец был простым пастухом. Жили мы трудно, я помню, что даже хлеб для нас был как лакомство…

Хорошо запомнился период репрессий. Тогда арестовали много людей: у нас в школе был преподаватель алгебры Карапчик, его дочь Валька училась со мной в классе, так его арестовали как врага народа. У наших соседей, моих приятелей, арестовали отца, а у нас возле входной двери всегда лежал мешок с самыми необходимыми вещами на случай внезапного ареста отца, тогда ведь любого человека могли арестовать…

У нас в Рогачеве была машинно-тракторная станция, и мне нравилось, что эти ремонтники ходят такие чумазые, измазанные маслом, был в этом некий ореол романтики, поэтому после окончания восьмого класса я поступил в Гомельский автодорожный техникум. Но учиться там было очень трудно из-за тяжелых бытовых условий в общежитии; даже просто приготовить покушать было сложно. А потом к нам туда пришел какой-то командир из Борисовского автомотоциклетного училища и говорит: «Что вы тут мучаетесь и голодаете, поступайте лучше в наше училище». Откровенно говоря, я и не думал быть военным, но такая жизнь уже надоела, в общем, сагитировал он нас. Ведь мы были молодые, нам что главное? Чтобы кормили хорошо. Так в марте 1941 года я стал курсантом этого училища. Где-то в мае мы приняли присягу, а вскоре наше училище перевели в Гомель и сделали автотехническим.

Когда началась война, нас стали привлекать для патрулирования города, и мы ходили и ловили, вам это покажется смешным… милиционеров, потому что говорили, будто немецкие диверсанты переодеты в милицейскую форму, но никого из шпионов мы так и не поймали. Тогда же я в первый раз увидел настоящего немца – над Гомелем сбили немецкий самолет и привели пленного летчика. На него собралась посмотреть целая толпа наших курсантов, а он был такой здоровый, на целую голову выше любого из нас…

Когда приблизился фронт, наше училище поставили в оборону под Гомелем, но в бою мы участвовали всего один раз; на нас вышли немецкие мотоциклисты, видно, передовой дозор, мы их обстреляли, кто-то из них попадал, кто-то перевернулся с насыпи, и они отступили, даже не стреляли по нас.

Потом нас из-под Гомеля сняли, на наше место в оборону встал полк МВД, и отправили в гороховецкие лагеря. Началась суровая зима, а мы по-прежнему живем в палатках… Мерзли, не знаю как… Чтобы хоть как-то согреться, мы в палатках сжигали пару газет, но становилось теплее всего на пару минут, а потом опять дикая холодина… Некоторые ребята и пальцы себе обмораживали, и уши, и носы, но очень сильно никто не обморозился. Только потом уже вырыли огромные землянки, каждая на две роты, вот в них уже, конечно, было теплее. К тому же кормили плохо, было голодно, но от голода у нас никто не умер. К нам прислали группу курсантов-грузин, они были спортсмены, здоровые такие ребята, и я помню, как они толклись у раздаточных окошек (нас даже зимой кормили в открытой летней столовой), так они там собирались и просили добавки.

Где-то в мае 42-го наше училище сделали 1-м Горьковским танковым училищем. Прислали «тридцатьчетверки» и стали нас готовить на командиров танков.

– Как вы можете оценить полученную там подготовку?

– Ну как нас могли подготовить за пять месяцев? Кое-как… Практических стрельб вообще не было, только в теории изучали прицел. В основном мы изучали устройство танка и вождение. Причем во время занятий по вождению нас почему-то заставляли валить деревья, и во время одного из таких занятий я себе о рычаги выбил передние верхние зубы… Помню, как нас сильно удивило, что часть преподавателей были женщины.

Выпуск состоялся где-то в октябре 42-го года. Нам присвоили звания младших лейтенантов и отправили получать танки в Нижний Тагил. В сборке танков мы не участвовали, даже не помогали, но видели, в каких условиях трудятся рабочие… Часть из них с завода не уходила, так и спали там на батареях прямо в цехах…

Сформировали экипажи, но людей из своего первого экипажа, тем более их фамилий, уже и не помню. Я скоро забуду, как и меня зовут, так что не обессудьте… Только механика-водителя немного помню, это был старший сержант-сверхсрочник.

Нас отправили куда-то на Северо-Западный фронт, в Калининскую область, даже не знаю точно куда, но по дороге случился немецкий прорыв, наш эшелон остановили и прямо с платформ отправили в бой, благо боеприпасы у нас с собой были…

Темень, ночью же это было, зима, мороз, толком ничего не объяснили… Атаку мы отбили, хотя немцев толком-то и не видели. Я пулял в белый свет как в копеечку, но после боя механик-водитель сказал мне: «Молодец, лейтенант, хорошо стрелял», а я и не видел, куда стреляю, и ничего толком в своем первом бою не почувствовал… Вот такое у меня было боевое крещение.

После боя мы собрались небольшой группой, что-то обсуждаем, и тут недалеко от нас на снег упал старший техник-лейтенант, как потом оказалось, зампотех 1-го батальона 1-й гвардейской танковой бригады, здоровый такой мужик, и начал биться в истерике: «Что же я наделал, что я наделал…» Оказалось, что один танк из нашего эшелона в бой с нами не пошел, потому что дизель у него засосал воздух. Экипаж, видно, сам сразу не разобрался в чем дело, а когда при разбирательстве особисты спросили у этого зампотеха, что нужно было сделать в этом случае, то он сказал: «Да, ерунда, ведь можно же было повернуть башню и выпустить воздух из топливного насоса». В общем, вскоре с правого фланга раздались выстрелы, но расстреляли ли только командира экипажа или же и механика-водителя, я не знаю…

Мы попали в 1-ю гвардейскую танковую бригаду. Нас выгрузили в районе станций Осташков и Соблаго, это где-то в верховьях Днепра, и двинулись к фронту, совершая непрерывные марши по лесным дорогам. В одном месте остановились под деревьями и вдруг услышали выстрелы. Подошли ближе и увидели, что это стрелял в воздух наш солдат. Оказалось, что когда по дороге к передовой он вел повозку, то из леса выскочили наши солдаты, повалили, убили и разделали лошадь, даже не распрягая, прямо в оглоблях… Мы когда подошли, там уже только требуха осталась, они, все измазанные кровью, в ней ковыряются и на нас ноль внимания, такие голодные были… Этот ездовой к нам подбежал: «Танкисты, дайте мне справку, что я не виноват…»