ДРАКОНЫ СЕВЕРА - Алексей Фирсов

Мажордом Харрис со слугами встретил меня во дворе.

В замке разместились только люди Гвена и мои приближенные. Моя армия расположилась в палатках по округе.

Харрис так и не смог мне объяснить, куда подевались хозяева замка.

— Вечером они поужинали вдвоем, а утром их спальни оказались пусты, и даже постели не смяты, ваше величество!

Дальнейшие дни путешествия были серыми, скучными и безрадостными. Словно я потерпел поражение, а не добился своего! Мои ночи были одинокими, а дни длинными.

Только увидев стены Корнхолла я встрепенулся. Негоже королю показывать всем свое тоскливое лицо! Король должен быть несокрушим, как скала, а все неприятности, потери и беды разбиваться об эту скалу вдребезги!

Я приказал развернуть знамена, а пехоте орать песни погромче. Пажи натянули на меня черненые доспехи с драконом на груди.

Армия победоносного короля возвратилась домой.

Весь Корнхолл высыпал на улицы. Горожане искренне радовались нашему возвращению. Крики восторга сопровождали меня по пути следования от южных ворот до центральной площади. Все ликующее семейство Тудоров было здесь. Епископ Симон поцеловал меня в обе щеки на паперти церкви и прослезился. Старик скучал по мне…

Здесь на площади я произнес трескучую речь, прославляя свои подвиги и подвиги своих молодцов, и приказал раздать всем воинам полугодовое жалование вперед. После этого они завопили оглушающее!

Я вернулся в замок и первым делом устремился к своим малышам. Няньки вынесли ко мне моих сыновей, обряженных в платьица и теплые беретики.

Они подросли и с любопытством таращились на мои доспехи и рыжую бороду. Грант, толстощекий бутуз, сосал свой пальчик. Карл серьезно смотрел на меня золотистыми глазами Сью, а потом губки его раздвинулись, и я увидел улыбку, улыбку дракона, на все два крохотных зубика…

ПУТЬ ДРАКОНА

Глава 1

Монотонный плеск воды успокаивал и расслаблял. Погрузившись по шею в теплую воду и закрыв глаза, я словно смывал с себя все проблемы прошедшего дня, все неприятные впечатления… А их сегодня было в избытке.

Сегодня я лечил своих подданных… Я, наивный, решил назначить один день в неделе, для того чтобы, наложив руки, излечить любого из своих подданных.

Сегодня толпа страждущих с больными в разных стадиях осадила ворота замка.

Если бы я взялся за их излечение здесь и сейчас — на это ушла бы неделя, но не факт, что я бы дожил до ее конца!

Говард с помощью Гвена и его людей отобрал два десятка самых тяжелых мучеников, и их внесли во двор замка. Я расположился с удобствами, в кресле за столом, и на стол передо мной стали укладывать этих людей. О, Великий Эрхард, отец драконов!

Я ранее и не знал о том, что такие болезни бывают! Моя брезгливость подверглась тяжелому испытанию. В конце этого сеанса, я стал словно скорлупка выпитого сырого яйца — легкое усилие, и хруп — мне конец. Я отказался от ужина. Счастливые плачущие лица излеченных горожан мне никакой радости уже не доставляли.

Через час, отлежавшись в своих комнатах, я отправился вниз в розовый зал.

И вот теперь вода лечила уже меня…

Эта неделя в Корнхолле после возвращения была заполнена множеством мелких дел и множеством разговоров.

Свою пехоту я решил не распускать по домам до весны, а оставить в Корнхолле, а для их проживания требовались казармы. Монастырь Святой Варвары, пустующий с весны, всех проблем не решал. Две тысячи пехоты я разместил в нем, а пятьсот человек отправить в Хагерти, для усиления гарнизона.

От денег, привезенных из сокровищницы драконов, уже осталась половина. На следующий год мне предстоял еще один поход в пещеру за золотом. А может быть и раньше.

Доротея Харпер носила под сердцем мою дочь, и ее рождение не за горами. Что мне делать? Везти Доротею в пещеру Драконьего Зуба?

За время моего отсутствия в походе на юг, под стенами Корнхолла, напротив ворот дракона вырос лагерь. Люди с юга правдами и неправдами устремились к Корнхоллу, привлеченные рассказами о том, что на севере нужны рабочие руки, и здесь платят за работу справедливую цену. Бродяги обоего пола, беглые крестьяне, разорившиеся горожане и наверняка разыскиваемые преступники.

Горожане Корнхолла черпали здесь дешевую рабочую силу, на поденную работу. Многие женщины здесь торговали своим телом и своими детьми. Здесь городские воры прятали краденое и сбывали его не обремененным совестью и страхом торговцам.

Пускать этот сброд в город Элар Тудор не собирался, но оставлять этот гнойник на теле моего нового королевства не желал я. Брать на содержание всю эту ораву также не хотелось.

Близилась зима, без помощи многие из обитателей лагеря ее не переживут. Отчаяние может толкнуть этих людей на любые преступления или бунт.

Проблема требовала решения.

В результате войны торговые караваны стали в Корнхолле редкостью. Шерсть упала в цене, и горцы роптали.

Церковные суды я изгнал со своих земель, но ведуний стали убивать в тех местах, где они давали о себе знать. Самосуд широко распространился по землям между Клайвом и Шелл. Королевские констебли перестали охранять дороги, и банды всякого отребья взялись за грабежи торговцев и путешественников.

Захватить территории — это не главное, главное — наладить на них нормальную жизнь. Кроме меня этим некому заняться.

Каждый день я собирал на совет то офицеров, то бургомистра и главных людей Корнхолла. Мне смотрели в рот и ждали моих решений. Единственное место, где от меня ничего не требовали — это в Хаббарде. Джон Пирс, работал, не покладая рук. Железо упало в цене. Склады в замке пополнялись оружием. Разбогатевшие оружейники начали строить себе новые более просторные и роскошные дома.

Фостер представил мне сведения о том, что Пирс торгует на сторону железом. Но я решил пока никаких действий не предпринимать.

С епископом Симоном мы довольно долго обсуждали идею назначения епископов в королевстве севера. Если король — верховный господин, и его власть от бога, то не должны ли церковные иерархи получать посох власти из его рук.

Вопрос очень важный! Если епископы будут послушны мне — никакая анафема и интердикт мне не страшны — их просто не исполнят на моих землях.

Никогда ранее не думал, что так сложно и хлопотно быть королем!

Мои печальные размышления были внезапно прерваны.

— Грегори, вы спрятали это великолепие и никому не показываете?

Габриэла сидела на мраморной скамейке и насмешливо разглядывала меня.