САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА - Герман Дейс

 «Скажет он! – хорохорился Семёныч. – Я и сам мог бы выкатить Кульку, и почище твой водки с рыбой, да…»

 «Да сожравши всё это преждевременно в компании каких-то посторонних забулдыг! – подсказывал Жорка. – В то время как уважаемый Кулёк…»

 «Ну, ладно, тащи буксир!» - сдавался Семёныч и начинал потирать руки в предвкушении такой авторитетной компании, как сам Кулёк, лопатинский тракторист высшей квалификации, бугай покруче пастуха Мишки, умелец по части ремонта любых самодвижущихся механизмов и любитель всяких по пьянке скандалов. Надо сказать, Семёныч уважал Кулька почти так же сильно, как пастуха Мишку, и много больше, чем военного и Мироныча вместе взятых. 

 Глава 52

 О том, как отечественный механизатор Кулёк отремонтировал импортный «фолькс», Сакуров даже не стал задумываться. Потому что не хотел лишний раз расстраиваться. Потому что читал «Левшу» Лескова и знал про русских умельцев, что они могут взяться за любое дело и даже могут подковать микроскопическую блоху, однако чем это кончилось? А тем, что английская блоха, танцевавшая до момента встречи с русскими умельцами всякие замысловатые менуэты, после встречи известно с кем даже ходить перестала.

 «Ладно, буду в Москве, куплю новое сцепление, - прикидывал Константин Матвеевич, осторожничая с «фольксом» в очередной поездке за молоком, - а пока ездит и – слава Богу…»

 А молочная ферма тем временем стала загибаться. Сначала новый хозяин совхоза порезал двадцать процентов дойных коров, потом переименовался в акционерное общество, а после совсем уже распоясался. Вместе с ним распоясался персонал, обслуживающий то оставшееся дойное стадо, от которого имел сыр бедный Сакуров. «Бригадир» потребовал к своей литре денег, его «подчиненные» – удвоения самогонной ставки.

 «Чёрт с вами, жрите! – ругался Сакуров. – Только в молоко ничего не добавляйте!»

 «Да я! Да мы! – горячились «бригадир» и его «подчинённые». – Да ты же, Костя, нас сам знаешь!»

 «Лучше б не знал!» - думал Константин Матвеевич, ехал за комбикормом к знакомому кладовщику, а потом его брали с поличным Жорка, Семёныч и Варфаламеев.

 «А я прошлый раз думаю, чего это у него так интересно пахнет! – торжествовал одноглазый ветеран столичного таксопрома. – А он, гад, без нашего ведома тут у себя брагу замутил!»

 «Ну, ты, Константин, ваще! – укоризненно говорил Жорка, пребывающий в составе инспекционной комиссии, организованной Семёнычем в тот же день после прошлого раза. – И давно занимаешься подпольным бутлегерством?»

 Жорка снимал с бидонов разное наваленное барахло, поднимал крышку и пробовал брагу.

 «Ну, как?» – пускал слюну вечно страждущий Варфаламеев.

 «Через пару дней можно гнать», – авторитетно пообещал Жорка.

 «Ну, а сейчас по кружечке полуфабриката», - предлагал Семёныч.

 «Хрен вам, а не по кружечке! – рычал Сакуров и доставал из загашника две последние пол-литры. – Если вы сейчас начнёте по кружечке, то через два дня мне уже гнать будет нечего…»

 «А давай мы тебе стиральную машину притащим?» – загорелся Семёныч.

 «Так тебе Петровна даст стиральную машину, - злорадствовал Сакуров. – Забыл, что ты теперь с хозяйкой живёшь?»

 «Ладно, пошли освежаться», - закрыл прения Жорка.

 «Только учтите! – крикнул вдогон Сакуров. – С выгонки ваших будет только два литра, ни каплей больше!»

 «А остальное?!» - дружно возмутилась троица.

 «Остальное – на дело!» - твёрдо сказал Сакуров и сам поверил в то, что сказал. То есть, он решил твёрдо стоять на своём и большую часть горячительного продукта собственного приготовления оставлять себе, потому что не хотел расстройства налаженных отношений с известным коллективом, каковая налаженность железно зиждилась на самогонной базе. А ещё Сакуров почувствовал в себе некий бизнесменский стержень, способный подвигнуть его на конфронтацию – в интересах дела – с односельчанами. Сакуров, ощущая в себе данный стержень, очень собой гордился. Больше того: его стала одолевать гордыня, от чего глупый бывший морской штурман начинал верить в удачу, как в спутницу всякого упорного труженика. Но, не успевал он, как следует, в неё поверить, как она снова начинала его мытарить.

 Скорей всего, Константина Матвеевича просто сглазили. Причём так знатно, что только любо – дорого. И, когда Сакуров приехал после выгонки самогона «покупать» новую партию молока, он сначала наткнулся на охрану, а только потом обнаружил страждущий персонал.

 «Дай ему денег! – посоветовал на ухо благодетелю выскочивший из фермы «бригадир». – Он, зараза, непьющий!»

 Охрана, здоровенный дядя из кавказских беженцев, действительно в рот не брал. Но брал на лапу бумагой и нехило. Глядя на него, стали просить бумагу и остальные члены коллектива.

 «Вот сволочь! – опять ругался и опять про себя Сакуров. – Ведь эдак себестоимость моего сыра вырастет до такого расстояния, что перекроет всю мою хилую прибыль. А не повысить ли и мне цену?»

 Подумав так, Сакуров тотчас посмеялся над этой мыслью, так как железно не верил, что Гиви Вахтангович, как бы хорошо он не относился к своему «земляку» за сто пятьдесят процентов навара, откажется хотя бы от десяти из вышеупомянутых понятно чего в пользу бедного труженика Сакурова.

 Дальше – хуже.

 Новый хозяин бывшего совхоза порезал уже половину оставшегося дойного стада, а Сакуров был пойман с поличным милиционерами, когда вывозил с фермы очередную порцию молока. Милиционеры взяли пятьдесят долларов, бутылку самогона и обещали никому ничего не говорить, но когда Константин Матвеевич снова приехал за молоком, его поджидал сам новый хозяин теперешнего акционерного общества. Он отечески пожурил Сакурова и предложил оплачивать приобретаемое незаконным путём молоко в акционерной кассе.

 «А так как вся бывшая совхозная бухгалтерия на переучёте, - ласково увещевал новый, - то вам лучше всего платить прямо мне».

 «Хорошо», - согласился бывший морской штурман, прикинул дебет к кредиту и решил избавляться от сотрудничества с наидобрейшим Гиви Вахтанговичем.

 «А что? – думал бедный частный предприниматель Сакуров. – Найду какой-нибудь рынок в ближнем Подмосковье и буду толкать свой сыр вместе с остальными овощами – фруктами напрямую потребителям без посредничества дорогого батоно (107) Гиви…»

 В общем, Гиви Вахтангович остался очень недоволен. Также первое время выказывали своё недовольство охрана и персонал, которых Сакуров первое же время пытался обнести причитающимся. Он пытался, законно апеллируя обнаглевшим соотечественникам тем фактом, что полностью и с лихвой рассчитывается за молоко с самим хозяином, но соотечественники продолжали выказывать недовольство, а потом открыто пошли на всяческие демарши и начали строить разные козни. И, когда Константин Матвеевич приезжал снова, его первый начинал разводить охранник, требуя какого-то специального пропуска на охраняемую территорию.