РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЁ ВРАГИ - Доминик Ливен

23 ноября 2003 года Эдуард Шеварднадзе ушел в отставку с поста президента Грузии.

Кондотьеры (итал. condottieri, от condotta - договор о найме на военную службу) - в Италии X1V-XV1 веков предводители наемных военных отрядов [компаний), находившихся на службе у отдельных государей и римских пап, В современном языке употребляется в значении: легионеры, наемные солдаты.

В дополнение резко обострились отношения между грузинами и их северными соседями - абхазами и осетинами, что привело к беспорядкам и вспышкам насилия. В советское время и абхазы, и осетины имели свои маленькие автономные территории в составе Грузинской союзной республики. Они всегда искали поддержки Москвы для защиты от грузин и благодаря этой поддержке в значительной мере сохранили контроль над местным рынком рабочей силы и назначениями на руководящие посты в своем регионе. Перспектива распада Союза внушала им ужас, поскольку означала для них практически полную утрату автономии и безоговорочный переход под ферулу грузинского национального государства - национальные меньшинства часто оказываются в подобной ситуации при крушении империй. Заявления Звиада Гамсахурдиа, первого президента независимой Грузии, о намерении отменить автономные институты осетин и абхазов, естественно, оказались мощным стимулом к подъему радикалистских движений. В Абхазии националистическое движение и автономные институты набрали такую силу, что она отделилась от Грузии. В 1993 году абхазы сумели нанести поражение грузинской армии, отчасти потому, что у последней (как, впрочем, и у армий большинства постсоветских республик) отсутствовал профессиональный опыт, но также и потому, что абхазы получали помощь от России и от своих северокавказских соседей-мусульман. Двести тысяч грузин бежали из Абхазии. Они до сих пор остаются беженцами.

Помимо Кавказа, Таджикистана и Молдовы, единственной республикой, в которой после коллапса Советского Союза имело место политическое насилие, была непосредственно Россия. Главным образом это происходило во время чеченских войн на Северном Кавказе, являющемся частью Российской Федерации. Кроме того, в октябре 1993 года на улицах Москвы произошел короткий, но кровавый вооруженный конфликт между сторонниками Ельцина и оппозиции. Потери в этой схватке исчислялись десятками, а не тысячами, как в Чечне. Но эта война внутри политической элиты, произошедшая в самом центре столицы России, могла обернуться самыми трагическими последствиями и многое говорила о том, до какого накала дошла ситуация в высших эшелонах российской политики.

Отчасти это была просто схватка за власть между амбициозными политиками в обществе, где законы практически не действовали и формально еще остававшаяся в силе советская конституция превратилась в пустое место в отсутствие партийных и правительственных институтов. Претендентами в этой схватке за власть были бывшие союзники в борьбе против Горбачева. Парламент и правительство кардинально разошлись в вопросах экономической политики. Оппозиция считала, что «шоковая терапия» премьер-министра Егора Гайдара разоряет отечественного производителя, разрушает отечественную промышленность и ведет к обнищанию населения. К тому же большая часть оппозиции ненавидела Ельцина за уничтожение империи и подрыв международного могущества России. Многие сторонники оппозиции, подобно коммунистам - сильнейшей нынешней российской партии, - мечтали о восстановлении Союза. Не следует также забывать, что в постсоветской России власть важна не сама по себе и не как средство контроля над политикой, а как источник огромного личного обогащения.

Москва 1990-х годов слегка напоминала Вену периода между двумя мировыми войнами. Вооруженные столкновения в октябре 1993 года имели некоторое сходство с кровавой четырехдневной гражданской войной в Вене в феврале 1934 года, когда на фоне драматического и жестокого экономического коллапса ненависть между политическими партиями достигла своего пика, а военные ветераны из организации Heimwehr бушевали не хуже московских «афганцев» (ветераны афганской войны). И австрийская, и российская элиты испытывали глубокую ностальгию по имперской мощи, статусу и утраченному международному авторитету своей страны и были полностью дезориентированы этой потерей. Александр Лебедь, комментируя распад Советского Союза, говорил, что «кто не жалеет о его развале, у того нет сердца, а кто думает, что его можно будет восстановить в прежнем виде, у того нет мозгов. Сожалеть есть о чем: быть Гражданином Великой Державы, с множественными недостатками, но Великой, или захудалой «развивающейся» страны - большая разница».

Лебедь был весьма реалистичным и прагматичным русским националистом. Высказывания других его коллег зачастую выглядят гораздо более параноидально - впрочем, обстоятельства 1990-х годов отчасти их оправдывают. Националистическая интеллигенция давно уже рассматривает своих прозападных оппонентов не только как заблуждающихся, но и как предателей России. Давно устоявшаяся центральная националистическая идея состоит в том, что западные политические идеалы и традиции не подходят для России, что их импорт в российские условия уничтожит ее могущество и приведет к господству западной цивилизации, моральному разложению России и ее превращению в сырьевой придаток Запада. В 1988 году ультранационалистическая организация «Память» заявляла: «Мы превращаемся в технически отсталую страну уровня Индии и Бразилии». В 1993-м, а тем более в 2000 году это заявление уже не выглядело смехотворным.

Либеральный режим Горбачева, в котором доминировали представители прозападного лагеря, действительно - во зло или во благо - много сделал для уничтожения империи. При Ельцине еще более радикальные прозападные реформаторы довели экономику, в которой к концу 1990-х годов преобладал экспорт энергоносителей и сырья и господствовала политическая бизнес-элита с таким уровнем благосостояния и коррупции, что и не снился деятелям брежневской эпохи, до окончательного развала. Кристофер Клэпхем, старейшина британских экспертов по политике стран третьего мира, проводит сравнение типов коррупции, которые весьма характерны для советской и постсоветской политической жизни. В экономике, по большей части закрытой для международного капитализма, коррупция обычно означает «перераспределение и обмен прибылями внутри системы, а не выкачивание ресурсов из нее». Тогда как коррупция, связанная с экспортом источников энергии и минерального сырья, «обычно является коррупцией большего масштаба, основывается на манипуляции государственной властью и поддерживает соответствующий образ жизни привилегированного класса государственных служащих и их сторонников». Советский Союз при Брежневе не был полностью закрытой экономической системой, особенно для коммунистической элиты, которая имела доступ к западным потребительским товарам. Однако новая постсоветская элита умудрилась превратить большую часть ресурсов, которые использовались прежде для поддержания нужд сверхдержавы, в свою личную собственность. Она использовала неограниченное право на заграничные поездки и доступ к счетам в иностранных банках (чем никогда не обладали представители коммунистической элиты) для перевода своих богатств за рубеж, чтобы обезопасить их и иметь возможность вести образ жизни западноевропейских сверхбогачей. Это элита в латиноамериканском или нигерийском стиле.

Клэпхем Кристофер - современный английский ученый, профессор политики и международных отношении Кембриджского и Ланкастерского университетов.

Реформаторы первой половины 1990-х годов полагали, что экономика в конце концов будет определять политику и даже мораль. Марксистское мировоззрение подкреплялось безграничной верой в мудрость и достижения ортодоксальной англо-американской социологической науки. Частная собственность и железные законы капитализма скорее раньше, чем позже, превратят Россию в цветущее современное общество, развивающееся по западному образцу. Может быть, пророки либеральной ортодоксии окажутся правы. Возможно, культурный и образовательный уровень русского народа в совокупности с российской традицией государственности избавят Россию от статуса страны третьего мира. Однако для большинства других стран это оказывалось очень трудным делом. Те немногие из них (преимущественно это государства Юго-Восточной Азии), которые избежали такой участи, добились этого благодаря высококвалифицированной администрации дирижистского направления, не имеющей ничего общего с разлагающимся государственным аппаратом и насквозь коррумпированной и криминализированной политической бизнес-элитой России 1990-х годов. Принимая во внимание сегодняшние российские реалии, приходится только удивляться, что параноидальный национализм еще не так сильно влияет на российскую политическую жизнь. Во многом это происходит потому, что советская модель политической экономики, полностью воплощавшая в себе принципы автаркии и специфический российский путь к светлому будущему, лишь недавно окончательно обратилась в руины, что, надо сказать весьма дорого обошлось русскому народу.