Триптих. Знамение. - Ирина Мира

Сидя около Филлириуса, и смотря на обрыв, она лишь плакала и шептала 'Стивен. Стивен. Стивен...'.

* * *

Рона в очередной раз она упустила Адэль Бъюкер. Когда она добралась до поля боя, ее гончие были мертвы, а оставшиеся солдаты генерала спасались от стихии. Позади них бушевали смерчи, а дальше разливалась тьма. Путь к беглецам был перекрыт. Она легко справилась бы с тьмой, но смерчи. Всякий раз, когда она, казалось, подгадывала момент и возможность прорваться, смерч, словно понимал это, тут же перекрывал путь. Она сдалась, когда попыталась оттеснить смерч своим даром и прорваться к врагам, но он сбил её с лошади, проволок по земле, разбив о камни голову, порезав руки, ноги и все тело. Рона была вынуждена повернуть назад. Этот смерч оказался сильнее её дара.

И сейчас, поверженная, она не торопясь, входила в шатер. Так обреченные, приговоренные к казни идут к эшафоту. Её глаза обесцветились, стали словно прозрачными. Она выглядела не меньше чем на сорок, хотя совсем недавно ей исполнилось всего двадцать четыре. Ничто для долгожителя. Ей предстояло прожить не одно столетие. Но беспрерывная служба на Императора старила её на глазах. Очередной провал окончательно выбил её из сил. Кожа потеряла упругость от недостатка сна и еды, под глазами чернели круги. Она была измотана. Ей даже не удалось залечить небольшие ранения, и кровь стекала из порезов, смешиваясь с грязью и пылью. Рона сделала шаг вперед, её ноги подкосились, и тут она увидела Бенджамина. Глубокая рана на его икре, с внутренней стороны, обильно кровоточила. У Роны отлила кровь от лица.

- Бен! - с криком кинулась она к нему, - Они ранили тебя! Что ещё, где болит? Посмотри на меня! Куда ещё тебя ранили?! Дай я вылечу ногу! Где ещё болит? Бен!

Бенджамин смотрел на Рону и не мог вымолвить ни слова.

- Ну что ты уставился на меня?! Что?! Где ещё раны? Здесь больно? Здесь? НУ ЧТО ТЫ МОЛЧИШЬ?!! ОНИ МОГЛИ УБИТЬ ТЕБЯ! ТЫ ЖЕ МОГ УМЕРЕТЬ! Я же предупреждала!!! Я говорила! Не подходи к ним слишком близко!!! - трясясь от усталости и страха, вся в слезах, она кинулась на грудь Бена и долго не могла успокоиться.

Бенджамин поддержал её, и хотел усадить на кровать, но Рона осталась на полу. Она пыталась задействовать дар. Бен понял её затею, нежно взял под руки и покачал головой.

- Позаботься сначала о себе.

Рона категорически отказалась. Невзирая на усталость, она возразила Бену твердо и решительно, и он не стал сопротивляться. Что-то кольнуло прямо в сердце, при виде её самоотверженности и Бенджамин с глубокой тоской вспомнил, как она однажды сказала ему: "Мой дар может не только убивать". Со второй попытки, Роне удалось вызвать магию. Она разорвала штаны и приложила раскрытую ладонь к ране.

- Расскажи, что случилось, - попросила она и поцеловала его колено.

Бенджамин погладил Рону по волосам.

- Мы окружали их, как было оговорено. Мы уже догнали их. А потом, мы не успели даже все спешиться, как на нас налетело какое-то темное облако. Стало ничего не видно. Лошади перепугались, помчались назад. А потом этот смерч... Некоторых он просто проглотил. Других они убили, кого мечом, кого магией. Я смог кое-как удержаться в седле, отбил несколько атак, но пришлось развернуть лошадь. Этот смерч... никогда такого не видел. Я вернулся обратно в лагерь. Только хотел взять ещё один отряд, и тут вернулась ты.

Рона замерла. Белый поток, исходящий от её рук, прекратился. Она остановила целебную магию, не залечив рану до конца. Роналисса подняла глаза, и Бен увидел, как из глубины её души рвется отчаяние. Внезапно он понял, что ненароком, тронутый её заботой, забыл о ране, якобы оставленной врагами.

- Откуда рана Бен? Ты сказал, что не покидал седла. Ты сам ранил себя или попросил кого-то из них?

Рона говорила удивительно спокойно, без злобы. Голос не дрожал, но глаза снова заблестели от подступающих слез. Бенджамин осознал, что потерял нечто большее, чем просто женщину. Он потерял женщину, которая любила его. Он не знал этого прежде, но сейчас Рона была настолько уставшей, настолько напуганной, что у неё просто не хватало сил скрывать чувства. Любовь, минуту назад ярко горевшая в её глазах, то таяла, сменяясь ненавистью, то загоралась вновь, но была уже другой, несчастной.

- Сам, - честно ответил Бен. Признание далось ему тяжело как ничто другое в жизни, но он понимал - Рона уже догадалась обо всем и он ничего не изменит.

По щекам Роны ручьями лились слезы. Она с трудом поднялась на ноги, и стояла нетвердо, пошатываясь. Рона повернулась к Бенджамину спиной.

- Из дворца и с корабля им тоже помог бежать ты... - утвердила она, тщетно пытаясь справиться с голосом.

- Да, - тихо подтвердил Бенджамин, зная, что ложь больше не имеет смысла. Быть может этот день, окажется единственным в их жизни, когда они смогут сказать друг другу всю правду.

- Ради чего?

- Они часть сопротивления; я верю в то, что они делают. А я... впервые я ушел воевать в пятнадцать, когда ты только родилась; сейчас мне сорок Рона и с тех пор я постоянно воевал, всегда. Воевал за Владиса. Я просто устал от войн. А Император... Может он и может сделать мир лучше, но слишком много людей должны для этого умереть. Я не готов сражаться за него, я... не верю в его дело. Я хочу, чтобы эта война была для меня последней, и в своей последней войне, я хочу сам выбрать сторону, а не слепо убивать по чьему-то приказу, - сказал Бенджамин. Он не шевельнулся, когда увидел, что Рона снимает с пояса кнут.

- 'Ты предал правящего Императора, которому клялся в верности. Ты предал и самого себя, ибо предателей после смерти забирает сам Сартрас. Отдав свою душу в руки Сартраса, ты предал саму жизнь, и кара за это смерть', - ледяным тоном процитировала Рона слова из книги законов.

Свободный конец кнута упал на пол. Рона крепко держала рукоять, унимая собственную дрожь. Она медленно повернулась. Избегая смотреть Бену в глаза, Рона подняла кнут. Оружие повиновалось и устремилось к шее Бенджамина. Рона не удержалась от последнего взгляда. Их взоры встретились на мимолетное мгновение. На пол шатра брызнула кровь. Кнут выпал из руки Роны.

- Прощай, Бенджамин Дриор.

Как странно, когда внезапно, в один миг, заканчивается нечто, что порой казалось нерушимым. И теперь разъяренный зверь отчаяния, рвал душу изнутри. Хотелось лишиться рассудка, только бы ничего не чувствовать. Сойти с ума, только бы забыться в блаженном безумии и более не знать, какого это - родиться и жить ради закона, и ради него переживать боль потери, когда ни крики, ни слезы, ни даже великая сила магии, неспособны унять страданий человеческого сердца.

Глава 31. Он в твоем сердце.