Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Милютина переполняли самые мрачные предчувствия относительно будущего России. «Реакция под маской народности и православия – это верный путь к гибели для государства», – записал он в дневнике в те мартовские дни. И все же некоторое время еще оставалась надежда на благоприятный исход дела. Однако манифест 29 апреля 1881 года о незыблемости самодержавия означал крах замыслов либеральных министров. В начале мая Лорис-Меликов и Абаза подали в отставку; 22 мая за ними последовал Милютин. Но и после ухода из Военного министерства он продолжал пользоваться в верхах и обществе большим авторитетом. Дмитрий Алексеевич остался членом Государственного совета и сохранил звание генерал-адъютанта. Накануне отставки ему пожаловали украшенные алмазами портреты Александра II и Александра III.
В дальнейшем Милютин почти безвыездно жил в своем имении Симеиз на Южном берегу Крыма; писал мемуары и приводил в порядок свой архив. Правительство не забывало о его заслугах. В мае 1883 года его пригласили в Москву для участия в коронации Александра III. В августе 1898-го, когда Дмитрий Алексеевич приехал в Москву на открытие памятника Александру II, он был произведен в генерал-фельдмаршалы. Он – последний военный императорской России, получивший это звание, 11 апреля 1904 года, в день пятидесятилетия состояния в генеральских чинах, ему были пожалованы украшенные алмазами портреты Николая I и Николая II. Скончался Милютин 25 января 1912 года, на три дня пережив свою жену Наталью Михайловну, с которой прожил почти семьдесят лет.
Дмитрий Алексеевич сделал все возможное, чтобы в эпоху Великих реформ использовать появившийся у России исторический шанс для назревшей глобальной перестройки. В этом стремлении он видел свой высший гражданский долг. Как государственный деятель не поддавался растлевающему соблазну власти, был честен и бескорыстен. «На пути своем служебном никогда я не гонялся за наградами, никогда не придавал им значения. Предпочитаю быть кредитором, чем должником», – так выразил однажды Милютин свое жизненное кредо. Даже противники военного министра признавали его высокие деловые и моральные качества. «Дай Бог, чтобы в России было поболее Милютиных», – заявил генерал В.Д. Кренке, не раз критиковавший его нововведения. А один из высших чиновников Министерства внутренних дел Е.М. Феоктистов, отнюдь не однозначно относившийся к Дмитрию Алексеевичу, признал, что «ни в ком не заискивая и никому не угождая, он пролагал себе дорогу лишь своими заслугами».
«Правительству, и только ему одному, принадлежит всякий почин в каких бы то ни было реформах на благо страны…»
Николай Алексеевич Милютин
Игорь Христофоров
История российской государственности предреволюционного века сохранила не так уж много имен, ставших по-настоящему знаковыми для современников и потомков; имен, олицетворявших собой целую программу политического и социального развития страны. Сейчас, благодаря отечественным и зарубежным исследованиям последних десятилетий, в первую очередь работам Б. Линкольна, Ф. Старра, Д. Филда и Л. Захаровой, появление имени Николая Алексеевича Милютина (1818–1872) в ряду государственных деятелей масштаба Сперанского, Витте или Столыпина уже никого не удивит. А между тем в начале XX века о нем мало кто помнил (одна из немногочисленных его биографий того времени называлась «Забытый государственный человек»), его роль в реализации крупнейшего реформаторского проекта Нового времени – так называемых Великих реформ Александра II – оставалась неясной, а смысл программы, которую отстаивали он и его единомышленники, интерпретировался порой диаметрально противоположно.
В достижениях и неудачах каждого государственного деятеля отражается его собственная историческая эпоха, в судьбе лишь немногих – еще и будущие. В не слишком богатой событиями, но полной внутреннего напряжения и парадоксов жизни Н.А. Милютина несложно различить мотивы, многие десятилетия звучавшие потом (порой – оглушительно громко) в жизни Российского государства.
Николай Алексеевич родился 6 июня 1818 года в Москве. Дворянский род Милютиных не отличался ни древностью, ни большими заслугами перед отечеством. Еще в 1803 году на двадцатитрехлетнего отца Николая, Алексея Михайловича, не успевшего толком начать самостоятельную жизнь, обрушилось тяжкое бремя – наследство, которое принесло с собой не благосостояние, а колоссальные долги. Ему пришлось прикладывать огромные и безнадежные усилия для поддержания доброго имени, чести и социального статуса семьи (в конце концов, после многих лет борьбы он все-таки обанкротился). Так что жизнь Николая, его братьев и сестер началась в обстановке, когда приходилось считать каждый рубль; думая о своем будущем, они могли надеяться исключительно на собственные силы. Правда, мать, урожденная Киселева, связала Милютиных с весьма влиятельным в обеих столицах дворянским родом. (Один из его представителей, Павел Дмитриевич, пользовался расположением Александра I, а позже стал одним из любимцев Николая I и крупнейшим государственным деятелем его царствования.) Но родственники Елизаветы Дмитриевны не без основания считали ее брак мезальянсом и, хотя не раз выручали Милютиных в трудные минуты, все же подчеркнуто выдерживали дистанцию.
Семья много времени проводила и в родовом доме в Москве (в сохранившем свое название до наших дней Милютинском переулке), и в подмосковном имении. Однако Николай (как и самый, пожалуй, близкий ему человек – старший брат Дмитрий) не испытывал позже никакой ностальгии ни по поместному быту с его стабильностью, патриархальной расслабленностью и чувством социальной защищенности, ни по жившей на широкую ногу аристократической Москве. Вплоть до 1869 года, когда уже смертельно больному Н.А. Милютину был пожалован за заслуги майорат в Царстве Польском, у него не имелось никакой земельной собственности – факт нередкий в среде петербургской бюрократической элиты, но тоже сыгравший определенную роль в формировании симпатий и пристрастий государственного деятеля.
Парадоксально, но будущий ярчайший представитель так называемой просвещенной бюрократии получил весьма поверхностное образование. Сначала оно было домашним (уже в восемь лет Николай вместе с десятилетним Дмитрием читали одно из самых популярных литературных произведений того времени – «Историю» Карамзина), затем продолжилось в московской гимназии, а завершилось в Благородном пансионе при Московском университете. Уровень гимназического образования в первой половине XIX века был очень низким, а социальный состав учащихся не отличался блеском. Да и Благородный пансион – вроде бы элитарное заведение – давал лишь некий эрзац знаний. К тому же порывистый и горячий Николай, в отличие от аккуратного Дмитрия, не мог похвастаться ни усидчивостью, ни аккуратностью в учебе. «Натуры их были совершенно различные, – вспоминал
