Воспоминания - Андрей Фадеев

И агалары, и беки таким распоряжением остались недовольны. В 1842 году прибыл по Высочайшему повелению в Закавказский край военный министр князь Чернышев, с особенным уполночием. Его немедленно окружили со всех сторон почетные агалары и беки, и оглушили жалобами на оказанную им якобы несправедливость. Их поддерживал находившийся при нем вроде директора канцелярии генерал Ладинский (о коем я уже говорил), служивший до того долгое время на Кавказе, бывший в самых хороших отношениях с беками и агаларами, и — не знаю, по убеждению ли, или по другой какой-либо причине — находившийся вполне на стороне этих господ. Последствием сего было приостановление князем Чернышевым приведения в действие распоряжения 1840 года и предписание, данное местным властям, войти в новое и ближайшее рассмотрение дела. Это рассмотрение продолжалось до 1845 года, то-есть до времени назначения наместником Кавказским князя Воронцова.

Князь Михаил Семенович, до прибытия к новому месту назначения, отправлялся из Одессы в Петербург. Там он получил от покойного Императора Николая Павловича наставление по важнейшим предметам его нового управления, между коими было и дело о беках и агаларах, которое, по внушению князя Чернышева, Государь изобразил Воронцову вопиющею несправедливостью, и поручил ему, по прибытии, заняться как можно скорее рассмотрением его.

Надобно заметить, что князь Воронцов и без того был расположен в пользу беков и агаларов, которые еще в молодости его, когда он состоял адъютантом при князе Цицианове, как люди пронырливые и хитрые, заискивали его и успели, как говорится, обойти его. Он поручил составить все данные по делу тому же генералу Ладинскому, поступившему, с определением князя Воронцова, в звание начальника гражданского управления. Данные были составлены из тех дел Главного Управления, которые этому направлению благоприятствовали. Никаких сведений и материалов от местного управления не требовалось. На основании сих данных Ладинский представил наместнику, а этот последний Государю следующее: что этот важный предмет до 1842 года был дурно понят; что все сделанные о нем заключения прежних главных начальников края были неверны, а вследствие опыта и утверждения их Высочайшею властью оказались несправедливы и требуют перемены. Что земли у беков и агаларов отобраны ошибочно; что наследственное право на поземельное владение у них всегда существовало; что возвращение им сего права едва ли не будет спасением всего края и, во всяком случае, будет иметь большое влияние на общее его успокоение.

После предварительной переписки по этому поводу с Кавказским комитетом, состоявшей в дополнительных объяснениях, составленных в том же духе, и возражений против них со стороны некоторых министров, заявленных в заседаниях комитета, последовал 6-го декабря 1846 г. Высочайший рескрипт на имя князя-наместника, долженствовавший служить основанием к утверждению прав высшего мусульманского сословия в Закавказском крае. Главная сущность рескрипта состояла в том (§ 1), что, независимо от земель, пожалованных лицам мусульманского сословия уже нашим правительством за особые отличия и подвиги, утверждались в их потомственном владении все те земли, коими роды их обладали во время присоединения мусульманских провинций к России, и кои находились в бесспорном их владении во время издания рескрипта.

По получении этого рескрипта, для собрания сведений необходимых к окончательному распоряжению по рескрипту, князь-наместник учредил две комиссии: Шемаханскую и Дербентскую.

Семь лет продолжалась огромная переписка между обеими комиссиями и Главным Управлением, по оказавшимся недоразумениям. Комиссии нашли это дело, при ближайшем исследовании на месте, вовсе не в том положении, в каком оно было изложено по тем представлениям наместника, на коих был основан Высочайший рескрипт 6 декабря 1846-го года; то-есть, оказалось, что, за весьма немногими исключениями, касавшимися только до лиц, принадлежавших к ханским фамилиям, все прочие беки, агалары, мелики и проч. не имели никаких доказательств, чтобы предки их обладали какими-либо землями до присоединения края к России, и чтобы при издании рескрипта земли эти находились в их владении.

Это обстоятельство поставляло князя Воронцова в большое затруднение. Чтобы обойти непредвиденное препятствие, он в 1852 году испросил от Кавказского комитета разрешение снабжать актами и свидетельствами на право владения и те лица, о давности владения которых вовсе не имелось никаких сведений, так же как о том, были ли какие споры против давности владения. Однако, этим распоряжением препятствия не отстранились. Надобно было рассмотреть категорические списки Шемахинской комиссии и утвердить за каждым из владельцев то право собственности, какое могло принадлежать ему на основании рескрипта 6 декабря 1846-го года, А при рассмотрении списков оказалось, что большая часть из них составлена в прежнее время нашими полицейскими чиновниками, и что на такие сведения относительно количества земли полагаться нельзя, и они не заслуживают никакого доверия.

Так агаларо-бекская мудреная канитель тянется до сей поры, слишком 20 лет. Комиссия испрашивала по этому делу разрешения нынешнего, нового наместника, Его Высочества Великого Князя, который изволил признать нужным составить еще раз комиссию, для пересмотра всех имеющихся списков бекских имений; но рассмотрении их, постановить по ним свои заключения, и когда они получат утверждение Наместника, то выдавать бекам свидетельства, удостоверяющие, что на прописанные в них имения казна притязаний не имеет. Ныне это распоряжение приводится в исполнение. Оно, по моему мнению, одно из лучших, какое, в настоящем положении этого дела, возможно было придумать. Желательно, чтобы оно пошло успешно; но я далеко не уверен в том, удостоверяй многими опытами, как часто и самые лучшие распоряжения главного начальства затрудняются здесь в исполнении по проискам и невнимательности исполнителей на месте.

Я несколько распространился по этому делу, дабы выказать, до какой степени простираются неудовлетворительность и крайняя медленность в здешнем крае хода подобных дел, особенно когда в них вплетаются многие частные интересы. Было их не мало в течении 18-ти летнего моего служения в Совете Закавказья до этого времени. О некоторых важнейших из них хранятся отдельные записки в моих бумагах.

Искусный вершитель агаларо-бекской комбинации, генерал Ладинский, пустив свою работу в ход на многие лета, благоразумно подал в отставку, и — как я уже передавал в начале этой части моих воспоминаний — когда перед его отъездом один из членов Совета предложил ему вопрос: «кто же теперь будет расхлебывать кашу, которую вы заварили по этому делу?» — с приятно насмешливой улыбкой объявил: «уж никак не я!» — и отправился на житье в свое хорошо устроенное поместье возле Феодосии, обеспеченный прекрасными средствами, предоставив другим трудиться на здоровье над пережевыванием его неудобоваримой каши.