Через розовые очки - Нина Матвеевна Соротокина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с Дашей хорошо жили. Она была тихая, как мышь, окна мне перемыла, безропотно стояла у плиты. Отоспалась, отдохнула, а потом утром за завтраком я вдруг присмотрелась и увидела Варю Соткину, право слово, одно лицо!
11
Фридман отказался искать "своих бандитов". Впрочем, не откажись он, Лидия Кондратьевна все равно не пустила бы его в эти игры. Он был совсем какой‑то ватный, без стержня, потому что пребывал в состоянии ожидания. Ждал он, вестимо, Дашу, при этом не давал волю нервам, потому что верил — с его дочерью никакой беды произойти не может, это он пять раз на день повторял, как молитву, но взгляд при этом имел отсутствующий. Похоже, что и все существо его отсутствовало в Лидиной квартире. Он пребывал в каком‑то другом мире, где слова жить и ждать — синонимы. Ел мало, спал много, категорически отказывался от телевизора — там все врут, от книг — у меня от них голова болит, и читал только "Известия", лениво отказываясь обсуждать прочитанное.
Иногда говорил с тоской:
— В горы хочу… Знаешь, в Средней Азии удивительные закаты. Лиловое и желтое — эти два основных цвета и для гор, и для неба… и чтоб киргиз на косматой лошадке по отлогому склону. Красиво.
— Средняя Азия теперь заграница, туда ехать никаких денег не хватит. Париж дешевле.
Он ее не слышал. Ну и пусть его. Видимо, в средне–азиатских горах ему легче ждать Дашку, а киргиз на лошади — символ гонца с хорошей вестью.
О странном совпадении, тайне, если хотите, или как Фридман определил — "знании", полученном при общении с Соткиными, они не говорили. На эту тему в первый же вечер было наложено вето. Лидию это "знание" поразило куда больше, чем Фридмана, и она тоже начала высказывать предположения — разлученные близнецы, ошибка в роддоме… В этом состоянии душевного шока и любопытства Лидия настолько потеряла бдительность, что рискнула, правда, неопределенно, размазано, предположить: " А может быть ты, Клим, не все знаешь? В конце концов, когда Дашенька родилась, та был "в поле…" Фридман, который до этого что‑то мямлил неопределенное, мол, да, удивительно, чего только в жизни не бывает, мол, бедная девочка, сколько ей пришлось… после невинного предположения Лидии впал в такую ярость, что она рот ладонью прикрыла и мысленно поклялась — никогда, ни при каких обстоятельствах не поднимать больше эту тему.
Словом, ясно было, что освобождение Фридмана из долгового плена ложиться целиком на ее хрупкие и немолодые плечи. Она не роптала. Россия — женская страна, ради мужика любая готова пойти на подвиг. Нормальная женская работа — чего там.
Ой, как про уголовников писать не хочется. Братва лезет из всех щелей — кино, театр, конечно, телевизор, он отдает бандитам куда больше времени, чем информационному каналу. Про криминалитет обыватели знают больше, чем про собственную жизнь. Ментов с крыльями любят беззаветно, хотя и считают лакировкой действительности, а вот вампиры, оборотни, воры и убийцы — здесь всё правда, всё, как в жизни.
В первую очередь Лидия рассчитывала на Петлицу. Уж если ребятки столько времени пасли Шурика, а потом напали на Дашу, то дело было действительно важным. Правда, Фридман уверял, что уж очень больших денег через его руки не проходило. Да и сумма, которую ему поставили в недочет, тоже выглядела странной — восемьдесят тысяч баксов, даже до сотни не округлили.
— Шурик прав. Им бумажки были нужны, — попробовала Лидия привлечь Фридмана к разговору. — Одним — деньги, другим — бумажки.
— Угу…
— Вот и будем искать тех, кому нужны деньги.
— А бумаги? Бумаг‑то у нас нет.
— Бумаги я для них потом сама напишу, — ответила Лидия беспечно, хотя шутить совсем не хотелось, даже как‑то жутковато было. Шурик тоже на эту тему не шутил, а закатывая глаза говорил шепотом — ФСБ.
Почему на эту тему писать трудно? Про участие уголовного мира в этой истории Фридман вообще молчал, а Лидия, если и делилась с автором чем‑то, то очень неохотно, крохами, словно буханку хлеба воробьям крошила. И не потому, что ей жалко было подарить лишний сюжетик, просто она была напугана.
И только про Петлицу Лидия рассказывала без внутреннего запрета. Видимо. считала, что при любом обороте дел любимый племянник все равно вывернется, потому что по беспринципности и наглости явно относится к людям риска, а главное, он ей ничем не помог. Она говорила племяннику:
— Шурик, ты должен найти мне этих людей. Я тебя об этом уже столько времени прошу, а ты словно не слышишь.
— Ну не знаю я, где они! Они мне домой звонили, а теперь смолкли. Пропали!
— Как же пропали? Ты же сам говоришь, что банк прослушивается.
— Это, теть Шур, совсем другая команда. Приезжают с утречка, машину ставят в пределах видимости и в наушники. И главное, совершенно этого не скрывают. Теперь пронюхали про черный ход, иногда машину во дворе ставят. Но поверьте, теть Лид, это совсем другие люди, это — по моему банковскому делу. Они у меня банк перекупить за бесценок хотят. Я знаю, это не Фридмановская подстава.
У Лидии вспыхивали родственные чувства:
— Ты их не боишься что ли? Как ты с ними справишься?
— Информационная война, — хитро щурился племянник. — Здесь, как в покере, у кого нервы выдержат, тот и куш возьмет.
Словом, выходило, что племянник глупо и некстати напугал Дашу, велев ей убраться из Пригова переулка, но Петлица стоял на своем:
— Нечего ей глаза людям мозолить. Один раз получила по башке, может и другой раз схлопотать. И это в лучшем случае. Она ведь
