Через розовые очки - Нина Матвеевна Соротокина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У тебя деньги есть?
— Пока есть, — равнодушно отозвался сын.
— И какие у тебя ближайшие планы?
— Планы? — Он помедлил мгновение, — женюсь…
Признание само вылетело, хотя он об этом сейчас меньше всего думал. Главное было — стенку перед матерью возвести, и чтоб она за эту стенку ни ногой.
— Та–ак. И позвольте узнать — на ком?
— На близнецах.
— Одновременно? Сразу на двух?
— На той, которая за меня пойдет. Я бы хотел, чтобы это была Даша.
— Может, познакомишь? — в голосе материя звучала явная насмешка.
— Обязательно познакомлю. Ее пока нет. Но она скоро появится. Я в этом абсолютно уверен.
Антон ждал шквала негодования, но его не последовало. Нельзя сказать, чтобы Ольга Константиновна совсем не поверила глупым словам. Ясно, что сын сейчас просто ёрничает, но что‑то за этим явно кроется. Однако не следует торопить события.
— Поезжай‑ка ты куда‑нибудь развеяться? На Канары, например, или в Анталию. Денег подбросим.
— Нет, мам. Спасибо, конечно.
И нечего с ума сходить. Мальчика не убили в Чечне, не пристрелили в собственном подъезде. Он жив, здоров, красив. Пусть поосмотрится в жизни, поиграет на подиуме, а когда у него деньги кончатся, он все равно к родителям приползет. Рембрант, "Блудный сын", мы тоже грамотные.
С этими тихими мыслями Ольга Константиновна поехала по магазинам, прикупила себе черный костюмчик, лиф вышит стеклярусом — ручная работа, юбка до полу. Может, он на ее фигуре и странно сидел, но при полноте, говорят, следует длинное носить. Главное, что надо было купить в столице, это хорошие зимние сапоги, но летом их в Москве почему‑то не продавали. Глупейшие порядки завели.
А потом она позвонила мужу, сказала, что все не так ужасно, у мальчика не стресс, а просто возрастная дурь, кажется, он влюблен. Пусть поиграет в показ мод, а мы тем временем ему новую работу подыщем. И еще, вагон у нее седьмой, и пусть Андрюша приезжает вовремя, а не так, как прошлый раз, когда полчаса пришлось с чемоданами торчать на платформе!
Антон остался один на один со своей обидой, но она к этому времени, надо сознаться, уже порядком пообветшала. Кроме того, он знал, что ему нужно делать. Слово сказанное иногда есть сделанное. Именно так думал Антон, приняв решение ехать к Фридману знакомиться. Как только Даша решит покинуть свою конспиративную бездну, вынырнет она непременно рядом с отцом. Вот тут‑то Антон с ней и объяснится.
Фридмановский номер телефона Марина сообщила сразу, а вот с адресом заупрямилась, ее, видите ли, предупреждали, как это опасно, надо соблюдать осторожность. Потом смилостивилась.
И вот уже адрес в кармане и нога занесена, но тут Антон вспомнил, что жениху пристало иметь виды на будущее. Увлеченный своей бедой, он совершенно забыл, что начал новую жизнь. Пора бы забросить удочку в быстрый и мутный поток под названием "высокая мода". Если в струю не попадешь, ничего не получится. На быстрый улов он не рассчитывал, но предъявить‑то себя надо, отдать в Агенство партфоле, потолкаться среди ребят, напомнить, какой у него рост без каблуков и какие оценки в сертификате. Предъявил, отдал, потолкался, напомнил. Теперь все, назад дороги нет.
В последний день августа, отглаженный, глянцево выбритый, словом, в парадном брачном оперении, он сел в машину и направился на другой конец Москвы. Розы, как дурак, купил, все‑таки ответственный шаг. С утра был очень осмотрителен, ожидая от жизни "знака на пути". Бытовые мелочи должны были стать приметой, подтверждающей правильность его шага. Ведь что такое поездка к Фридману? Это как загодя вбитый в стену гвоздь, на который он повесит картину, которую уже присмотрел и купит, если сговорится в цене. А какие могут быть знаки? Во–первых — в пробку не попасть, и чтоб нужный дом быстро обнаружился, чтоб лифт работал и, наконец, чтоб Фридман был дома. Предварительно позвонить он себе категорически запретил. Они должны познакомиться вживую, а дальше — по судьбе.
На светофоре оглянулся. Брошенные на заднее сидение розы на длинных стеблях, холеные, обрызганные росой (водичкой из пластмассовой бутылки) выглядели необычайно красиво, как‑то уж слишком из мыльных опер. Только и успел подумать — фальшивка, как накладная борода, нельзя к Фридману с розами, неприлично, и опять сосредоточился на дороге. Она была трудной сегодня. Говорили, что из‑за какого‑то "членовоза" перекрыли центр, и все машины устремились к Садовому кольцу. В пробке проторчал полчаса, хорошо, что не больше, и наконец, о, чудо! — вырулил на проспект Мира.
Путь Антона лежал к Звездному бульвару, а оттуда по Второй Новоостанкинской в нужный переулок. Он помнил, что с попаданием на Звездный бульвар была какая‑то сложность, поэтому встал на обочине и еще раз заглянул в "Атлас". А далее произошло невозможное — он заблудился. Проспект мира вплоть до Дома моды Зайцева был им хорошо изучен, но дальше на машине он никогда не забирался, нужды не было. А тут вдруг выяснилось, что как раз там, где находился требуемый поворот, проспект перерыли, перегородив все щитами.
Пришлось поехать назад. Он нырнул в первую подвернувшуюся улочку, но она уверенно и ловко повела его вправо, куда ему было совсем не нужно. Некстати выскочила железная дорога, загрохотала товарняком, потом какие‑то ведомственные гаражи, шлагбаумы, мордатые парни начали качать права. Назад, к печке — к проспекту, от него и танцевать. Отмена сегодняшнего визита ничем не грозила, можно было поехать и завтра, в конце концов, если он приедет к вечеру, тоже ничего страшного, но Антон запаниковал. "Потемнело вдруг и сделалась метель", — повторял он, как идиот. Знаки на пути были таковы, что ему вообще никуда не следовало ехать, а дома сидеть и на улицу носа не высовывать! И уже опять сизым дымом стала сгущаться в машине тоска — он неудачник, бездарь! "Путь к счастию" чреват неприятностями, как там еще… тернист, то есть обильно порос колючим терновником, это кусты такие или деревья. В моторе послышался какое‑то лишний звук… тах, тах, тах… это он днищем об железку на повороте… Уж если не везет, то по–крепкому!
И тут вдруг с таблички на доме его приветливо окликнул господин Бычков. Кто
