Путь Базилио - Михаил Харитонов

Откашлявшись в него — звук был довольно неприятный, но громкий, — она продолжила:

— Из Кооператива Озеро сообщают: госпожа Тортилла готова отказаться от нейтрального статуса домена. По её словам, участившиеся набеги хемулей и экономические проблемы делают проблематичным продолжение ранее заявленной политики нейтралитета. Влиятельный хемуль Станислав Ростоповский, приближённый к вриогидре Морре, назвал набеги на Озеро экономически нецелесообразными, а высказывания черепахи объяснил расстройством её интеллекта на почве антисемитизма. Однако полковник Барсуков не исключает, что у Кооператива могут быть заключены некие соглашения с Вондерлендом, потенциально направленные против…

Кот зевнул: слушать про каких-то там хемулей не хотелось. Куда приятнее было смотреть на белые лилии вдоль ручья. Лилии изящно тянулись к золотистому небу с синими звёздами, источая почему-то аромат роз. Приглядевшись, Базилио увидел, что внутри каждого цветка сидит розовокрылый мотылёк и тихонечко пиликает на каком-нибудь струнном инструменте. Один их них поймал взгляд кота, выпрямился и церемонно пошевелил усиками.

— Вас приветствует музыкальный канал имени святого Валентина! — сообщил он. — Счастье, любовь и вдохновение — у ваших ног! Только классика! Дышите глубже! Open you mind!

— Спостеригачи повидомляють… — свистнуло в ухе упыриным голосом и утихло: грянули скрипочки, и изо всех лилий понёсся заветный шансон из Круга Песнопений Дюши Вольняшки «Рот, подведённый алым — дело за малым, малым». Исполнение было качественным, но что-то в интонациях поющих было сомнительное и даже неблагочестивое. Базилио почему-то вспомнился хасин мягкий ротик.

— Ты куда уплыл? — раздался в ухе голос кролика.

Кот потряс головой и снова осознал себя под роялем.

— Не знаю. Цветы какие-то, песни… — пробормотал он.

— Сраный деф, совсем канал не держит, — пробормотал зверёк. — Это вообще для женской аудитории передача. Он там что, совсем ку-ку? Или у него передоз? Слушай, ты не заметил, сколько он вынюхал?

В этот миг перед котом разверзлась уже знакомая, изрядно надоевшая пасть.

— Меня будить?! — взревел мутант. Однако на сей раз прямо в зев полетела огромная красно-белая таблетка. Зев тут же закрылся, потом закрылся глаз, зато послышалось глубокое, умиротворённое дыхание.

— Снотворное «Циклон-Цэ», производство Бибердорфа! — раздался торжественный голос, прерываемый храпом. — Для всех основ животного и растительного происхождения! Действует даже на насекомых! Спите спокойно, дорогие товарищи!

— Это была рекламная пауза! — с искренней радостью сообщила пупица. — Оставайтесь с нами!

— Уффф, получилось, наконец, — довольно заявил кролик. — У нас концовка всё время вылетала. Жаба картинки пугалась. А через саранчу нормально так пошло.

— Я заметил, — сказал кот.

— Да ничего, отладимся, дело-то новое…

— Эй, ты, мудила грешный! — снова вклинился тяжёлый бас. — Хули ты там? Ты по ушам врубил?

— Хаз Булатыч, одну минуточку, сейчас включу это говно, — отозвался зверёк. — В интерактиве или так?

— Тебе хули бля сказали чо?! — крикнул шеф.

— Интерактивный канал «По душам»! — грюкнуло в голове кота. — Для простых ребят, работяг, трудяг!

— Слоган! — ещё громче заорал шеф. — Слоган, мудилы!

— Эх, пердыть-пердыть-пердыть, будем правду говорить! — пробасил издалека хор низких мужских голосов.

Баз — сызнова неведомо как — вновь очутился в Зоне: тёмной, холодной, посерёдь сорного леска-ёрника. Он сидел у костерка, в котором тлели сучья повышенной корёжистости.

Рядом с ним сидели два существа, напоминающие по виду огромные грибы, оборудованные зачем-то конечностями. На одном был свитер крупной вязки с оленями. Другое, всё в шерстях и видом непристойное, держало на коленях балалайку с извилистой трещиной в деке.

— Здарова, дружила! — первое существо раззявило рот, находящийся почему-то между двумя оленями. Голос у него был басовито-хриплый. — Ты на нашей волне? С нами, с правильными мужиками?

— Чего? — не понял кот.

— Оба-на, котлетто-алегретто! — вступил второй, балалаистый. У него голос исходил откуда-то из-за спины и был потоньше, погунявее. — Ну ты и начал, утырок! Видишь, гость к нам пожаловал? Знаешь, как старики-то сказывают? Гость в дом — Дочь в дом! Тототь! — он наставительно поднял сепульку, на сгибе которой шевелился глаз — голубой и наглый.

— А ты меня, обмудок, не учи! — вроде бы рассердился оленялый, но как-то неубедительно. — Ты что за жизнь знаешь?

— Да уж знаю! Не то что ты, обсеря! Вот ты, мужик, скажи, — обратился сепулистый к коту. — Жизнь — она как? Простой институт или сложный? И не всякий поканчивает его с отличием, не?

— Не звизди, — прогудел свитероносец, — Главное, я тебе так скажу — это шоб усё правильно было, по чесноку. И любовь штоб была по-честному. Остальное хуйня. Это по жизни всегда так.

— Вот ты сказанул так сказанул, прям как самую портянку занюхнул, дружила! — расчувствовался сепулистый. — Давай, братуха, про любовь спою, тебе одному…

Он забренчал на балалайке и завыл:

— Я учился любви, как вгрызаются в скалы, размывал алкоголь сей науки грани-ит… Я учился любви так, как просят на шкалик, если сольдо последний, с заначки, пропи-ит…

У Базилио голова пошла кругом. Вернулось ощущение, будто он лежит на полу и какая-то дрянь затекает ему прямо в ноздри. Он попытался было чихнуть, но тут его снова вынесло к костерку.

— А вот и снова-здарова! — обрадовался мелкий обмудок. — Знаешь, а ты правильный мужичара. Сидишь, молчишь, глазами лупаешь. Больше дела — меньше слов, это по-нашему. Но по жизни так бывает — душу правда разрывает. Эх, давай тебе заветную споём! Нашу! Для тебя? А? — он посмотрел на кота голубым и наглым глазом.

Измученный происходящей хуетой кот решил, что хуже уже не будет, и кивнул. Существо с готовностью перехватило балалайку сепульками. Зазвенели струны.

— Заветная песня одиноких сердец! — объявил он и загундосил:

— Эх дружила, пришёл и для нас поворот! Ты один бля меня понимаешь! Ломанемся по чистому снегу вперед, по снежку ломанемся, товарищ!

— Где теряется след, где таежная мгла, — подхатил первый, в свитере, — где ничто никого не тревожит… Впереди только Трасса, за нею Судьба, ну а дальше — кому как положит…

Кот некстати вспомнил упырей с дрымбой и колёсной лирой, и подумал, что самое жуткое, с чем он доселе сталкивался на Зоне — это местная художественная самодеятельность.

— Ломанемся же с чистою совестью мы, — вступили хором мужики, — по снежинкам, затоптанным в херь! Потому что лишь то называется Жизнь, что случается Здесь и Теперь!