Вокзал потерянных снов - Чайна Мьевиль

У мотылька раздувалось и сокращалось горло. Он делал огромные глотки.

Ягарек схватил масляную лампу, стоявшую у ног скульптуры, быстро прикинул ее вес. Другой рукой, правой, поднял кнут.

– Айзек, хватай ее! – велел Ягарек.

Мотылек уже прижимал хрупкое тело Лин к своему животу. А пальцы Айзека сомкнулись вокруг ее запястья. Он сжал изо всех сил, но как ни пытался ее освободить, плача и ругаясь, – не получалось.

Ягарек швырнул в затылок мотыльку зажженную масляную лампу. Разбилось стекло, брызги раскаленного масла упали на кожу. По черепу мотылька поползли голубые огоньки.

Хищник заверещал, замельтешили конечности, пытаясь сбить пламя, задергалась от боли голова. Ягарек изо всех сил ударил кнутом. Тот звучно приложился к темной коже, обвил в несколько витков шею.

Ягарек тотчас дернул на себя кнутовище, напряг все свои тонкие, но крепкие мышцы, уперся в пол пятками.

А цепкие огоньки все жалили, пекли. Кнут перехватил горло, мотылек не мог глотать, не мог дышать.

Голова моталась на длинной шее, из горла рвался придушенный писк, язык распух и выскользнул изо рта Лин. Сгустки сознания, которое мотылек пытался выпить, застряли у него в горле. Он в ужасе, в отчаянии схватился за кнут. Он вертелся, дергался, махал лапами…

Айзек держался за хрупкое запястье Лин, тянул ее на себя. А мотылек корчился в чудовищном танце. Вот он выпустил Лин из дергающихся в судороге лап. Они вцепились в кнут, безуспешно пытаясь оторвать его от горла. Айзек потерял равновесие, упал вместе с Лин на пол и пополз от бешено сопротивляющейся твари.

И тут мотылек наконец сложил крылья, отвернулся от двери. С Попурри моментально спали чары. Но прежде чем к нему вернулась способность соображать, он обмяк, наклонился, тяжело рухнул на пол. Охранники, спотыкаясь о его ноги, устремились в комнату.

Оглушительно барабаня лапами по половицам, мотылек развернулся, кнутовище вылетело из ладони Ягарека, ссадив ему кожу. Он потерял равновесие и повалился навзничь, к Дерхан, – что и спасло его. Смертоносные конечности мотылька рассекли пустоту.

А Попурри уже встал. Торопливо засеменил прочь от зверя, в коридор.

– Убейте проклятую тварь! – вопил он.

Мотылек панически кружился посреди комнаты. Пятеро переделанных сгрудились у двери, они целились, глядя в зеркала.

Из огнеметов вылетели три струи пылающего газа, уперлись в шкуру мотылька. Затрещал хитин, вскипела пузырями и полопалась кожа. Хищник пытался верещать, но кнут не давал. Прямо в морду корчащейся твари угодила изрядная порция кислоты, она денатурировала белки и плавила экзоскелет.

Кислота и огонь не пощадили и кнута, его остатки отлетели от крутящегося мотылька, и тот наконец обрел способность дышать и голосить.

Он визжал от страшных мук под новыми залпами огнеметов и кислотного насоса. Он вслепую бросился на атакующих.

Пятый охранник вонзил в него стрелы темной энергии, она рассеялась по поверхности, опаляя без жара. Тварь снова завизжала, но не остановилась. Выглядела она страшно: настоящий шквал огня, кислотных брызг и переломанных костей.

Пятеро переделанных отступили перед обезумевшим чудовищем, выскочили следом за Попурри в коридор. Трескучий погребальный костер ударился в стену, поджег ее. Мельтешили конечности – тварь пыталась найти выход.

Наконец ей это удалось, она прорвалась в коридор, но и там трещал огонь, летели брызги кислоты и электромагические стрелы.

Несколько долгих секунд Дерхан, Ягарек и Айзек оцепенело смотрели в дверной проем. Скрывшаяся там тварь верещала, наполняя коридор жаром, освещая его сполохами.

Потом Айзек моргнул и посмотрел на Лин, которую держал в объятиях. Она была в глубоком обмороке.

Он покачал ее и зашептал:

– Лин, мы уходим.

Ягарек быстро подошел к окну и посмотрел на улицу, лежащую пятью этажами ниже. Возле окна к стене лепился невысокий кирпичный столб – дымоход. Рядом уходила вниз кривая водосточная труба. Гаруда вскочил на подоконник и потянулся к трубе, подергал на пробу. Выдержит.

– Айзек, неси ее сюда, – велела Дерхан.

Айзек поднял Лин – до чего же легкая, в чем только душа держится! – и быстро пошел к окну. Он не сводил глаз с нее, и вдруг на его лице появилась экстатическая улыбка. Айзек закусил нижнюю губу и заплакал.

Снаружи, в коридоре, слабо пищал мотылек.

– Ди, смотри! – прошептал Айзек. У Лин беспорядочно дергались руки. – Она говорит! Она поправится!

Дерхан вгляделась, пытаясь расшифровать жесты. Айзек напряженно наблюдал, качая головой.

– Она без сознания, это просто случайный набор слов. Но – это слова! Мы прибыли вовремя…

Обрадованная донельзя, Дерхан улыбнулась, крепко поцеловала Айзека в щеку, ласково погладила Лин по разбитому скарабею.

– Надо вынести ее, – тихо сказала она.

Айзек выглянул в окно, из которого уже вылез Ягарек. Гаруда был в нескольких футах, держался за узкий кирпичный выступ.

– Давай ее мне и лезь сам, – дернул вверх головой Ягарек.

Восточный край длинного ската крыши над террасой здания Попурри упирался в дом, стоявший на противоположной стороне улицы. Улица эта шла на юг, и высота ее зданий постепенно снижалась в этом направлении. А вокруг раскинулись крыши Костяного города, вознесенный над землей искусственный ландшафт, шиферная мозаика над опасными улицами. Смыкающиеся кровли уходили во тьму на мили, от Ребер до холма Мог и дальше.

А последний мотылек, заживо пожираемый огнем и кислотой, расстрелянный зарядами таинственной энергии, до сих пор был жив.

Удивительно крепким было это существо. И обладало способностью исцеляться с ужасающей быстротой.

Окажись он под открытым небом, подпрыгнул бы и раскинул израненные крылья и скрылся бы в небесах. Его бы не удержали ни боль, ни прожженные в хитине и шкуре громадные дыры. Кувыркаясь в облаках, он бы сбил огонь, очистился от кислоты.

А если бы выжила его семья, если бы он знал, что сможет вернуться к родичам, снова отправиться на охоту вместе с ними, он бы не так сильно перепугался. Если бы расправа с сестробратьями произошла не у него на глазах, мотылек не обезумел бы от гнева и страха и не забрался бы еще дальше в ловушку.

Но он был один. И, оказавшись среди кирпичных стен, в клаустрофобической тесноте, он распахнул крылья – но взлететь не смог. Со всех сторон на него набрасывалась убийственная, бесконечная боль. Выстрелы огнеметов следовали один за другим – слишком часто, не успеешь заживить раны.

Безумной шаровой молнией он пронесся по коридору конторы Попурри. До последнего своего мига размахивал конечностями с зазубренными когтями и шипами, пытался кого-нибудь поймать. Упал, чуть-чуть не добравшись до лестницы.

Попурри и переделанные, стоявшие на середине марша, смотрели на мотылька с ужасом. И молили богов, чтобы все на этом и кончилось, чтобы он не поднялся, не дополз до ступенек, не покатился на них огненным шаром.

Он и не пошевелился. Он был мертв.

Когда Попурри убедился в этом, он послал своих мужчин и женщин вниз, за мокрыми полотенцами и одеялами – пожар надо было ликвидировать в зародыше.

Огонь погасили за двадцать минут. Стропила и доски на чердаке растрескались и закоптились, на полу остались следы мотылька – широкие пятна обугленного дерева, вздувшаяся пузырями краска. Сам дымящийся труп мотылька лежал около лестницы – неузнаваемая груда плоти и кости. Жар скрутил мускулы хищника, придал им форму еще нелепее, чем была при его жизни.

– Гримнебулин и его сволочные приятели сбежали, – заключил Попурри. – Разыскать. Где бы ни прятались – найти! Выследить! Схватить! Что стоите? Действуйте!

Несложно было определить, каким путем они ускользнули – через окно на крышу. Впрочем, на крыше они могли выбрать почти любое направление. Люди Попурри, придя в замешательство, беспомощно переглядывались.

– А ну, шевелись, мразь переделанная! – взревел Попурри. – Поймать их, доставить ко мне!

Запуганные им люди, какты и водяной покинули чердачное логово, отправились на поиски. Они строили бессмысленные планы, они бегали в Эхову трясину и Ладмид, в Паутинное дерево и на холм Мог, и добрались до самой Худой стороны, побывали за рекой в Барсучьей топи, в Восточном Гидде, в Грисской пади, Темной стороне и Селитре.

Наверное, они тысячу раз пробегали мимо Айзека и его товарищей.

Но укромных местечек в Нью-Кробюзоне были не тысячи – сотни тысяч. Куда больше, чем людей, которые нуждались в укрытиях. У помощников Попурри не было ни малейшего шанса на успех.

В такие ночи, когда дождь и свет уличных фонарей размывает все контуры, город превращается в палимпсест клонящихся под ветром деревьев, звуков, древних руин, мглы, катакомб, жилых кварталов, гостиниц, пустырей, огней, кабаков и клоак. Город превращается в одно сплошное укрытие.

И помощники Попурри в страхе вернулись домой – с пустыми руками.