Где я, там смерть (СИ) - Сербинова Марина

Парень стоял у двери, не смея сделать вперед ни шага, и растеряно, смущенно переводил взгляд с одного мужчины на другого. Они впились в него такими взглядами, что парень оробел настолько, что не мог пошевелиться, как заяц, оказавшийся перед двумя коршунами. Особенно невыносимым был для него взгляд того, кто волей судьбы был его единственным братом. Шон гордился этим родством, он хвастал всем подряд, что он брат знаменитого Джека Рэндэла, только ему никто не верил, даже друзья. Шон восхищался своим братом, боготворил его, мечтал с ним познакомиться и подружиться. Он понимал, что это будет не так просто, Рэндэл славился жестким характером, а мать рассказывала, что он груб, высокомерен, тщеславен и злобен. Но она всегда советовала ему сблизиться с Джеком, добиться его расположения, завоевать его любовь, и тогда весь мир будет у его ног с поддержкой и покровительством такого брата. Но Шон по натуре своей не был корыстен, не переняв эту черту у матери. Он искренне и наивно жаждал обрести настоящего брата, которого уже любил, хоть и не был с ним знаком. Он не собирался требовать от него помощи и покровительства, все, что ему было нужно — это возможность называть его своим братом, обрести в нем не только родственника, но и друга. Но он робел и не находил в себе достаточно решимости, чтобы встретиться с ним. Он все откладывал и откладывал, пока не появился горький, но веский повод.

И вот он стоял перед ним, своим братом, который изучал его надменным холодным взглядом, не только не пожелавшего выйти ему навстречу, но даже не поднявшегося со своего кресла за рабочим столом. В том, как Джек Рэндэл смотрел на него, не было и тени приветливости, зато чувствовалось презрение и доля возмущения, как будто появление этого молодого человека он воспринял, как неслыханную наглость.

— Здравствуйте, — преодолевая смущение и неловкость, вызванные столь холодным враждебным приемом, прервал затянувшееся молчание гость. — Меня зовут Шон. Я сын Рамоны… младший, — добавил он поспешно.

Джек вежливо, но холодно улыбнулся.

— Здравствуй. Ну, проходи, что застрял у порога? — он кивнул в сторону свободного кресла напротив стола.

Юноша немного расслабился и приободрился. Просияв радостной улыбкой, он прошел через комнату и присел в кресло. Джордж переводил взгляд с одного на другого, забавляясь в душе сложившейся ситуацией. Какими поразительно разными были эти два брата! Каким простым, невинным и беззащитным выглядел этот симпатичный милый мальчик против Джека, и каким сильным, коварным и опасным смотрелся Джек рядом с этим юнцом. С каким благоговением и затаенным страхом быть отвергнутым смотрел мальчик на него, робея и не зная, как себя вести, что говорить, чтобы понравиться суровому брату, не понимая в своем простодушии и наивности, что это невозможно, не замечая хищного взгляда и злобной болезненной ненависти, которую питал к нему Джек с самого его рождения. Любовь матери к Шону была источником этой ненависти в сердце Джека. Он думал только о том, что в то время, когда он ощущал себя одиноким, покинутым, отверженным, мучаясь в тщетных попытках понять, что в нем не так, чем он не такой, что мать его так безжалостно и решительно выкинула из своей жизни, в это время этот мальчишка купался в ее любви и заботе, наслаждаясь ее материнской нежностью и лаской, принимая все это как должное и даже не задумываясь о том, что может быть иначе. Интересно, когда он узнал, что у него есть старший брат, и задавал ли он матери вопрос, почему она оставила его?

То, что Шон был так не похож на него, если вообще не был полной противоположностью, еще большее разозлило Джека. Это только подтвердило ему, что Рамона не хотела его, Джека, потому что он родился именно таким, а не другим, не таким, как ее обожаемый и милый добренький мальчик Шон. Такие, как Шон, нужны всем, таких любят, к таким тянутся, а от таких как он, Джек, все бегут, как от чумы, заразы, и только те вьются вокруг него, кто ищет выгоду от его ума и таланта, да те, с которыми его связывают деловые отношения. А как человек он никому не нужен. Никому. Может быть, одному только отцу, который никогда не скажет об этом, не даст это почувствовать. А еще Патрик был утешением. Вот человечек, которому он по-настоящему необходим, который любит его преданно, самозабвенно. Но он еще ребенок, он не знает до конца своего отца. Может, он тоже отвернется от него, когда поймет, какой он на самом деле, не такой, какими должны все быть — добрыми, честными, бескорыстными. Даже Кэрол его бросила, а он никогда от нее этого не ожидал. Что ж, раз его бросила мать, то что тогда говорить о других? Кому он будет нужен, если не нужен самому близкому человеку — матери? Страшная черная злоба поднималась в его душе, затмевая от него весь белый свет. Постепенно он начинал осознавать и прочувствовать, каким сокрушающим ударом было для него бегство Кэрол, ее предательство. Под яростной злостью, подавляющей в нем все остальные чувства, он начинал чувствовать где-то глубоко внутри горькую обиду и жестокую боль. И это приводило его еще в большую ярость. Все в нем перевернулось, взбудоражилось, вскипело, и с каждой минутой ему все тяжелее было держать себя в руках и не позволять чувствам взорваться и выплеснуться наружу. Еще этот сопляк появился невесть откуда, чтобы вообще довести его до белого каления.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Джордж наблюдал за сыном, слишком хорошо понимая, что с ним происходит. Джек ненавидел весь мир, жаждал разорвать всех и каждого, кто бы ни попался под руку, давая волю своему безудержному бешеному нраву. С тревогой Рэндэл-старший поглядывал на юношу, которому от всей души посоветовал бы сейчас убраться, пока Джек на нем не оторвался. Но молодой человек жадно разглядывал своего кумира, радуясь долгожданной встрече и не подозревая, какие тучи над ним сгустились, искрясь электрическими разрядами, готовыми вот-вот обрушиться на его ни в чем не повинную голову.

— Ну, выкладывай, что привело тебя в мой дом, — спокойно сказал Джек, не отрывая от него переливающихся металлическим блеском глаз.

Тень печали легла на еще почти детское лицо парня. Опустив глаза, он тихо сказал внезапно охрипшим голосом:

— Мама… умерла. Сегодня утром. Я приехал, чтобы лично сообщить вам об этом.

— Ну вот, хоть одна приятная новость, — чуть слышно шепнул Джек сам себе, злорадно ухмыльнувшись.

— Что? — Шон вскинул на него растерянные глаза, подумав, что не правильно расслышал его слова.

— Я говорю, какая неожиданность! А что случилось?

— Она долго болела… от меня скрывала, а потом — раз… и все… Мне сказали, что это СПИД, но я не могу поверить… откуда? Я думаю, может врачи ошиблись, ведь такое бывает.

— Все бывает, — вздохнул Джек и, наконец-то оторвавшись от кресла, протянул руку своему брату. — Прими мои искренние соболезнования.

Шон порывисто вскочил и горячо пожал ему руку.

— Спасибо. И вы тоже… примите мои соболезнования.

— Я? — Джек снова уселся в кресло, недоуменно приподняв брови. — А при чем здесь я?

— Как при чем? — обомлел Шон. — Ведь она и ваша мама тоже. Она мне рассказывала.

— Вот как? Рассказывала? И что же она рассказывала? — в голосе Джека появилась ядовитая издевка.

Шон смутился, покраснел и виновато понурил голову.

— Она говорила, что у нее есть сын, которого она вынуждена была оставить из-за сложившихся обстоятельств…

Лицо Джека резко ожесточилось, черты обострились, глаза потемнели, став почти черными. Но внешне он все еще сохранял хладнокровие.

— Правда? И когда же произошло это чудо и к ней вернулась память, и она вспомнила о том, что у нее есть еще один сын?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Шон вжался в кресло, подняв на Джека умоляющий взгляд.

— Я узнал совсем недавно… пару месяцев назад. Я так обрадовался, что у меня есть брат, так хотел познакомиться с вами, только не решался, боялся, что вы не захотите…

— К сожалению, у меня не такая хорошая память, — Джек поморщился и пожал плечами. — И я не помню, чтобы у меня была мать. Извини, парень, но это какая-то ошибка. У меня нет матери, — жестко закончил Джек.