Титаны и тираны. Иван IV Грозный. Сталин - Эдвард Радзинский

К тому времени он уже прочел дневник Марии, и мысль, что «наблюдавшая его» родственница решила воспользоваться своим открытием и просить Женю, привела его в ярость. Это его вечное грозное: «Сталина обмануть захотели!»

Он позволял интригу только себе. И решил вопрос, как всегда, кардинально: все ненавистные Сванидзе должны исчезнуть! Мария и Марико Сванидзе, сестра Алеши, были расстреляны в начале 1942 года.

Да, он поверил в измену сына. И когда немцы через Красный Крест начали переговоры об обмене Якова, он попросту не ответил на предложение.

В частях распространяли слух: когда Сталину предложили обменять его сына на пленного фельдмаршала, он сказал: «Солдата на фельдмаршала не меняю». Пусть знают: для Сталина все равны. Сын его — всего лишь один из солдат, и все солдаты его сыновья.

Но были созданы несколько диверсионных групп, которые должны были выкрасть Якова из плена или убить, чтобы немцы перестали его использовать. Все они погибли.

Согласно его приказу, попавшим в окружение надлежало «сражаться до последней возможности, пробиваться к своим, а тех, кто предпочтет сдаться в плен, уничтожать всеми средствами, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственных пособий и помощи».

И в лубянскую тюрьму отправилась Юлия Мельцер — жена его сына-«изменника», мать его внучки. Ее выпустят через два года, когда он окончательно узнает: сын не предавал. Но это будет потом… а тогда, в страшные дни, глава Политуправления армии Мехлис создал версию, которая распространялась в частях: сын Сталина доблестно сражался, не имея никаких привилегий, был ранен и попал в плен. Немецкие листовки — всего лишь пропаганда.

В своем личном архиве, он сохранил документы — доказательства невиновности его несчастного сына. Например, письмо, которое получил Василий и тут же передал отцу: «Дорогой Василий Иосифович! Я полковник, который был у вас на даче с Яковом Иосифовичем в день его отъезда на фронт. 12 июля, без боеприпасов, полк был брошен в бой… с вдесятеро превосходящим противником… Командир дивизии… уехал с поля боя на танке. Проезжая мимо Якова Иосифовича, он даже не поинтересовался его судьбой… Иван Сапегин, командир 303 легкого артполка»…

И вскоре он знал: придуманная его пропагандой версия оказалась… истиной! Его сын был до конца верен долгу.

Из воспоминаний Жукова: «Я спросил: «Товарищ Сталин, я давно хотел узнать о вашем сыне Якове. Нет ли сведений о его судьбе?» На этот вопрос он ответил не сразу. Пройдя добрую сотню шагов, сказал каким-то приглушенным голосом: «Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его. Душегубы. По наведенным справкам, держат они его изолированным от других военнопленных и агитируют за измену Родине». Помолчав, твердо добавил: «Яков предпочтет смерть измене Родине…» Сидя за столом, Сталин долго молчал, не притрагиваясь к еде».

После победы он узнал все окончательно — ему тогда переслали текст допроса Якова, захваченный в Германии.

Из протокола допроса Я. Джугашвили в штабе командующего авиацией 4-й армии. 18 июля 1941 года:

«— Вы добровольно пришли к нам или были захвачены в бою?

— Я вынужден… Нас окружили. Это вызвало такую панику, что все разбежались. Я находился в это время у командира дивизии в штабе… Я побежал к своим, но в этот момент меня позвала группа красноармейцев, которая хотела пробиться к своим. Они попросили меня принять командование и атаковать ваши части. Я это сделал, но красноармейцы испугались, и я остался один… Если бы мои красноармейцы отступали, если бы я увидел, что моя дивизия отступает, я бы сам застрелился, так как отступать нельзя… Но это были не мои солдаты, это была пехота… Я хотел бежать к своим… В деревне я обменял у одного крестьянина одежду. Я отдал военную и получил гражданскую… Я зашел в избу, крестьянин говорит: «Уходи сейчас же, не то мы донесем на тебя». Крестьянка прямо плакала, говорила, что убьют ее, детей, сожгут ее дом… Выхода не было. Я увидел, что окружен, идти некуда, я пришел и сказал: сдаюсь…

— Красное правительство главным образом состоит из евреев?

— Все это ерунда, болтовня. Они не имеют никакого влияния. Напротив, я лично, если хотите, сам могу вам сказать, что русский народ всегда питал ненависть к еврейству… О евреях я могу только сказать, что они не умеют работать… Главное, с их точки зрения, — это торговля.

— Известно ли вам, что вторая жена вашего отца тоже еврейка?.. Ведь Каганович тоже еврей?

— Ничего подобного. Она была русской… Что вы там говорите?! Никогда в жизни ничего подобного не было! Его первая жена была грузинка, вторая — русская, вот и все.

— Разве фамилия его второй жены не Каганович?

— Нет, нет, это все слухи, чепуха!.. Его жена умерла… Аллилуева. Она русская. Человеку 62 года. Он был женат. Сейчас нет…

— Насчет того, что сжигают все запасы в местах, которые оставляют. Это же ужасное бедствие, которое постигает все население… Считает ли он это правильным?

— Скажу откровенно, я считаю…

— Известно ли вам, что мы нашли письмо… от русского офицера, там есть фраза: «Я прохожу испытание, как младший лейтенант запаса. Я хотел бы поехать осенью домой, но это удастся только в том случае, если этой осенью не будет предпринята прогулка в Берлин. 11 июня 1941 года. Виктор».

И допрашивающий записывает первую реакцию Якова: «Читает письмо и бормочет про себя «черт возьми».

— Действительно ли были такие намерения?

— Нет, не думаю, — отвечает Яков осторожно». В заключение он говорит: «Мне стыдно перед отцом, что я остался жив».

Сталин не мог предать гласности этот допрос сына. В протоколе — настроение 1941 года, когда немцы еще недавно были союзниками.

Во время войны он создал новый образ немца-зверя, сам разговор с которым являлся предательством. Сын прав: стыдно, что он остался жив. И это понял, когда дошел до него приказ о попавших в плен, подписанный отцом. Это был приказ — умереть.

И Яков это сделал — в 1943 году.

Сталин сохранил документ о гибели Якова — показания Густава Вегнера, командира батальона СС, охранявшего лагерь.

«В конце 1943 года… арестованные были на прогулке. В 7 часов… приказано было пойти в барак, и все пошли. Джугашвили не пошел и потребовал коменданта лагеря… Эсэсовец пошел звонить коменданту по телефону. Пока он звонил, произошло следующее. Джугашвили, идя в раздумье, перешел через нейтральную полосу к проволоке (с током). Часовой… крикнул: «Стой!» Джугашвили продолжал идти. Часовой крикнул: «Стрелять буду!» После этого окрика Джугашвили начал ругаться, схватился руками за гимнастерку, обнажил грудь и закричал часовому: «Стреляй!» Часовой выстрелил в голову и убил Джугашвили… Джугашвили одновременно с выстрелом схватился за проволоку с высоким напряжением и сразу упал на первые два ряда колючей проволоки. В этом положении он висел 24 часа, после чего труп отвезли в крематорий».

Страшный июль продолжался, войска катились назад к Москве. Маршал Конев вспоминал звонок Вождя к нему под Вязьму в те дни, его неожиданно страстный монолог: «Товарищ Сталин не предатель, товарищ Сталин не изменник, товарищ Сталин — честный человек… он сделает все, что в его силах, чтобы исправить создавшееся положение».

И он исправлял… Сначала он вернул атмосферу ушедшего страха, чтобы не пришлось ему более произносить подобных жалких монологов перед своими военачальниками. После приказов о дезертирах, сопровождавшихся расстрелами солдат и офицеров, последовали расстрелы генералов.

22 июля состоялся суд над бывшим командованием Западного фронта. Генералы просили отправить их на фронт рядовыми, чтобы кровью искупить поражения своих войск. Но они должны были помочь вернуть безропотное подчинение новому Верховному Главнокомандующему, и последовал его приказ:

«Бывшего командующего Западным фронтом генерала армии Д. Павлова, бывшего начальника штаба Западного фронта В. Климовских, бывшего начальника связи Западного фронта А. Григорьева, виновных в проявлении трусости, бездействия, нераспорядительности, в сознательном развале управления войск… расстрелять».

И вспомнили его генералы 1937 год — и кто есть Власть.

В середине июля войска группы «Центр» уже стояли у Смоленска — всего 200 километров отделяло их от Москвы. От Черного моря до Балтики надвигался немецкий фронт. Внешне все было как при нападении на Польшу: множество пленных, окружение целых армий, безумная неразбериха в отступающих войсках… Но с самого начала было и отличие. «Поведение русских войск… поразительно отличалось и от поляков, и от войск западных союзников в условиях поражения. Даже будучи окруженными, они не отступали со своих рубежей», — писал немецкий генерал.

Да, это было великое мужество его солдат. Но действовал и его страшный приказ…