Свора - Зов крови - Юлия Колесникова

— Тогда я буду это решать на свежую голову — чтобы там не говорила энциклопедия про волков и их выдержку — я валюсь с ног.

Я понимающе кивнула головой, но не двинулась с места.

— Постараюсь больше тебя не кусать, — пообещал мне Теренс, но добавил, — Или так сильно кусать.

Он поцеловал меня так нежно и приятно, что мне вовсе расхотелось уходить. Но вот я стою на улице, температура явно опустилась ниже нуля, а в комнате Теренса уже погас свет. А велосипед, верно, ждет меня в кустах…

…Я проснулась, резко выпрямившись на кровати. Зашторенные окна не позволяли понять время суток. Какая-то тяжесть в животе заставила меня обернуться назад. Рядом лежал Калеб, и именно его рука на моем животе была тяжестью. Его плотно закрытые глаза, не собирались открываться, а расслабленное и красивое лицо сохраняло невозмутимость, и он почти не дышал. Калеб спал, констатировала я.

Не понимая до конца, где нахожусь и сколько времени, я вернулась в горизонтальное положение, и, тесно устроившись возле Калеба, вновь закрыла глаза. Сон про Бет возобновился, но не с того места где я проснулась, а значительно дальше, так словно вижу его в будущем. Это просто я не понимала еще, что происходящее во сне Бет, настоящее, во время которого я сплю. Это был день после Первой ночи Бет и Теренса, как волков. …

…Я проснулась после Первой ночи полностью отдохнувшей, и поняла причину этого, лишь взглянув на часы. Шел второй час дня, и я проспала не только школу, но и нравоучения родителей. Спускаться вниз я не торопилась, мне было не совсем уютно, и я лишь в ванной поняла, что и выгляжу не совсем уж хорошо. Привлекательность немного спала, так словно эта Первая ночь, высосала ее из меня.

Волосы находились в ужасном беспорядке, здесь и там я видела сухие ветки и пожухлую траву в них. И все мое тело было грязным, особенно ноги и руки. Потому я поспешила в душ, порадовавшись, что на меня не нахлынуло желание вылизаться. И что особенно меня пугало, так это снова очевидный, острый и жестокий голод. И при мысли о еде, у меня перед глазами застыл образ зайца, которым я вчера поужинала — живого зайца, который очень быстро под моими лапами превратился в мертвого. Моими лапами! Я уже начинаю думать о своих частях тела, как о частях тела волка!

Чистая, и все еще голодная я решила спуститься вниз, догадываясь, что меня наверняка там будет поджидать разговор с мамой — ну как же, я ведь проспала школу.

Но мама, хоть и сидела на кухне, встретила меня очень радостно, но в тоже время встревожено.

— Ну, наконец, ты проснулась! Как ты себя чувствуешь, мы с отцом с утра так испугались, когда не смогли тебя разбудить. Даже звонили твоему врачу Вунворту.

— И что он сказал? — несмело спросила я, прощупывая почву.

— Что это нормально. Что твой организм очень измотан. Он сказал держать тебя дома — и до конца недели никакой школы!

Глаза мамы, такие же шоколадно-коричневые, как и мои, были покрасневшими и припухшими, и мне стало жаль ее. Знала бы она, где я была сегодня ночью, и как выбралась и попала назад — она бы просто поседела. Вспоминая о том, как Самюель, мама Рейн, легко забралась по стене на второй этаж со мной на руках, я едва не дрожала.

— И еще он просил напомнить тебе о постоянном режиме питания — надеюсь ничего особенного, потому что я даже представления не имею, что тебе нужно есть. Но если хочешь, я позвоню папе, и он все привезет на обед.

— Нет, там все то, что есть и у нас дома.

Она вздохнула с явным облегчением, хорошо, что не стала распытывать о моем якобы режиме питания, о котором я точно не смогла ей рассказать — то есть о сыром мясе.

Когда она неловко покинула кухню (на радость мне зазвонил телефон), я тут же кинулась в морозилку и отыскала там несколько замороженных тушек крольчатины, которых разводил наш дед. Запихнув его в микроволновку, чтобы быстро разморозить, я молилась, чтобы она не успела вернуться до того, как я отнесу это наверх.

Я выскочила из кухни до того, как мама поставила трубку на рычаг — благо, мама всегда разговаривала по телефону больше часа, будь то соседка или служба доставки. Вслед мне донеслись только ее слова:

— Я не люблю, когда ты ешь в комнате!

И все-таки поесть в комнате было необходимо. Не хотелось, чтобы она видела, как я поедаю полусырого кролика. Насытившись, я сложила обглоданные кости в кулек, и выкинула в мусорную корзину в комнате Грейс, напомнив себе, что нужно будет позднее забрать — иначе, когда она вернется, вонь будет стоять не выносимая. И самое главное, пора было выходить из дома — я чувствовала, как стены давят на меня, словно я была заперта в клетку.

Одевшись как можно быстрее, я снова заскочила в комнату сестры за мусором, гадая зачем вообще его туда относила. Вопросов по поводу того куда я еду не последовало, поэтому я как можно скорее выскочила на улицу.

Сначала меня поразило то, как похолодало. Ночью мне казалось, что на улице почти лето, я не чувствовала холода, а теперь зарывшись в воротник, жалела что не надела шапки. Единственным утешением было то, что копна волос, успевшая уже не только высохнуть, но и снова завиться в тугие кудри, согревала уши не хуже шапки.

Ноги сами собой понесли в сторону центра города. Я не знала, куда себя деть, но в первую очередь нашла мусорную корзину у ближайшего дома. Избавившись от улик, я чувствовал себя свободнее, теперь точно зная, что меня не уличат в таком постыдном деле, как поедание сырой крольчатины.

День обещал быть не дождливым, но я понимала, что тепла больше не будет. Наверняка уже на мой день рождения выпадет снег. А он уже не за горами — еще какая-то неделя и мне стукнет семнадцать. А интересно, мы тоже, как и вампиры бессмертны? Будем ли мы с Теренсом вечно молоды и красивы?

Обдумать это помешал визг тормозов и сигнал клаксона. Я испугано обернулась, но увидев машину Теренса — старую модель БМВ, побитую и обтрепанную, тут же расслабилась.

— Не хочешь прокатиться?

Теренс спрашивал меня так, будто бы мы познакомились всего два дня назад. Когда интересно я игнорировала такие вот предложения?

— Конечно. А ты тоже проспал колледж, как я понимаю? — спросила я, садясь в теплый салон машины. Только здесь я поняла, какой сильный ветер дул на улице у меня даже судорогой свело челюсть.

— Да. И ничуть в этом не раскаиваюсь.

Улыбка Теренса снова стала именно такой, к которой я привыкла. От души отлегло — сегодня мы снова были самими собой. Первая ночь — вот что давило на нас, вот что тревожило и снедало тревогой. Ночь показала нам, кем мы теперь стали, оставалось узнать, будет ли все по-прежнему в наших отношениях теперь, когда мы стали оборотнями. Я знала точно, что люблю Теренса, как и раньше, а вот он? Любит ли меня Теренс, нравлюсь ли я ему по-прежнему, даже не смотря на то, что ночами буду превращаться в лохматого волка?