Сёгун - Джеймс Клавелл

— Нет, — ответил Родригес со смехом, его зубы были белые, красивые и крепкие. — И я в моем доме в Нагасаки не ем никакого мяса. В море ем и в Европе ем. Таков наш обычай. Тысячу лет назад, до прихода Будды, у вас тоже был такой обычай, правда? До Будды люди жили по Тао, Пути и ели мясо. Даже здесь, сеньора. Даже здесь. Теперь, конечно, мы знаем лучше, некоторые из нас, да?

Марико подумала об этом. Потом она сказала:

— Все португальцы называют нас обезьянами? И джепами? За нашими спинами?

Родригес потянул себя за серьгу, которую он носил в ухе.

— Вы же называете нас варварами? Даже нам в лицо? Мы культурные люди, по крайней мере мы так думаем, сеньора. В Индии, земле Будды, они называют японцев «восточными дьяволами» и не позволяют никуда приставать, если они вооружены. Вы называете индийцев «черными» и нелюдями. Как китайцы называют японцев? Как вы называете китайцев? Как вы называете корейцев? Поедающими чеснок?

— Я не думаю, что господин Торанага будет обрадован. Или господин Хиро-Мацу, или даже отец вашей жены.

— Блаженный Иисус сказал: «Сначала выньте сучок из собственного глаза, прежде чем вытаскивать соломинку из моего».

Она снова задумалась о том, что первый помощник горячо шептал кормчему Родригесу: «Это верно, мы насмехаемся над другими людьми. Но мы же граждане земли Богов и выбраны богами. Мы одни, из всех народов, защищены божественным императором. Разве не мы, следовательно, совсем особые и выше всех других? А если мы японцы и христиане? Я не знаю. О, Мадонна, дай мне твое понимание. Этот кормчий Родригес такой же странный, как английский кормчий. Почему они такие особенные? Это их воспитание? Это ведь невероятно, то, что они делают, не так ли? Как могут они плыть вокруг Земли и идти по морю так легко, как мы это делаем по земле? Знает ли ответ жена Родригеса? Я бы хотела с ней встретиться и поговорить».

Помощник капитана еще больше понизил голос.

— Что он сказал? — воскликнул Родригес с невольным проклятием, и вопреки себе Марико попыталась прислушаться. Но она не смогла расслышать, что говорил помощник капитана. Потом она увидела, что они оба посмотрели на Блэксорна, и она последовала за ними взглядом, обеспокоенная их тревогой.

— Что еще случилось, Сантьяго? — осторожно спросил Родригес, опасаясь Марико.

Помощник капитана ответил ему шепотом, сложив руки рупором.

— Сколько времени они останутся внизу?

— Они еще будут пить за здоровье друг друга. И за сделку.

— Негодяи! — Родригес схватил помощника капитана за рубашку: — Ни слова об этом, ради Бога. Головой отвечаешь!

— Об этом не стоит и говорить, кормчий.

— Это всегда стоит напомнить, — Родригес посмотрел на Блэксорна. — Разбуди его!

Помощник капитана подошел и грубо растолкал его.

— В чем дело, а?

— Дай ему тумака!

Сантьяго отвесил ему пощечину.

— Боже мой, да я тебя… — Блэксорн вскочил на ноги, его лицо пылало, но он зашатался и упал.

— Черт бы тебя побрал, англичанин! — Родригес бешено ткнул пальцем в двух рулевых. — Бросьте его за борт!

— Что?

— Быстрей, Боже мой!

Пока двое моряков торопливо поднимали Блэксорна, Марико сказала:

— Кормчий Родригес, вы не должны…

Но прежде чем она или Кана смогли вмешаться, эти двое с силой бросили его за борт. Он пролетел двадцать футов и, хлопнувшись животом о воду, исчез в облаке брызг. Через мгновение он появился на поверхности ошарашенный, молотя руками по воде, — ледяной холод освежил его голову.

Родригес пытался выбраться из своего кресла:

— Мадонна, дайте мне руку!

Один из рулевых подбежал ему помочь, в то время как первый помощник капитана взял его рукой под мышку.

— Боже мой, будьте осторожны, помните о моей ноге, вы, дерьмоголовые увальни!

Ему помогли подойти к борту. Блэксорн все еще кашлял и плевался, но теперь, плывя к борту корабля, он выкрикивал проклятия тем, кто бросил его за борт.

— Два деления вправо! — приказал Родригес рулевым. Корабль немного ушел от ветра и удалился от Блэксорна. Он крикнул вниз: — Остановите, к дьяволу, мой корабль! — Потом энергично приказывал своему первому помощнику: — Возьми баркас, вылови англичанина и отправь его на борт галеры. Быстро. Скажи ему… — Он понизил голос.

Марико была рада, что Блэксорн не утонул.

— Кормчий! Анджин-сан находится под защитой Торанаги. Я требую, чтобы вы немедленно подняли его!

— Одну минуточку, Марико-сан! — Родригес продолжал шептаться с Сантьяго, который кивал, потом умчался. — Извините, Марико-сан, гомен кудасаи, но это было срочно. Англичанина нужно было разбудить. Я знал, что он умеет плавать. Он должен быть в форме, и быстро!

— Почему?

— Я его друг. Он когда-нибудь говорил вам об этом?

— Да, но Англия и Португалия находятся в состоянии войны. И Испания.

— Да, но кормчие выше войны.

— Тогда кому же вы служите?

— Флагу.

— А не вашему королю?

— И да, и нет, сеньора. Я обязан англичанину жизнью. — Родригес следил за баркасом. — Держите на курсе, а теперь приводите к ветру, — приказал он рулевому.

— Да, сеньор.

Он подождал, проверяя и перепроверяя ветер, и мели, и дальний берег. Лотовой выкрикивал глубины.

— Извините, сеньора, что вы сказали? — Родригес глянул на нее на мгновение, потом отвернулся, чтобы проверить положение корабля и баркаса. Она тоже следила за баркасом. Люди, которые вытащили Блэксорна из моря, теперь быстро гребли к галере, работая веслами, сидя, а не стоя. Теперь Анджин-сан был закрыт человеком, который сидел близко к нему, тем, который шептался с Родригесом.

— Что вы сказали ему, сеньор?

— Кому?

— Ему. Сеньору, которого вы послали с Анджин-саном.

— Просто пожелать англичанину всего хорошего и успехов. — Ответ был невыразителен и безлик.

Она перевела Кане сказанное Родригесом. Когда Родригес увидел баркас рядом с галерой, он опять ожил:

— Святая Мария, Матерь Божья…

Адмирал и иезуиты поднялись наверх. За ними шли Торанага и его телохранители.

— Родригес! Спусти баркас! Святые отцы собираются на берег, — сказал Феррьера.

— А потом?

— А потом мы выходим в море. Пойдем в Эдо.

— Почему туда? Мы собирались в Макао, — ответил Родригес, изображая невинность.

— Мы отвезем господина Торанагу в Эдо. Сначала.

— Мы? А что с галерой?

— Она останется или пробьется одна.

Родригес казался еще более удивленным и посмотрел на галеру, потом на Марико. Он увидел проклятие, отразившееся на ее лице.

— Матсу, — спокойно сказал ей кормчий.