Скандинавский детектив. Сборник - Мария Ланг

Никогда раньше Кристера не раздражало так сообщение о том, что Камилла Мартин будет петь. Хотя, разумеется, было очень мило с ее стороны выступить здесь в прокуренной комнате и после такого количества булочек и торта со сливками. Она просто и искренне спела ту единственную песню, которой пастор мог аккомпанировать.

На пути своем не жалей добраИ цветов души встречным не жалей,Пусть они цветут до последних дней,Пока уходить не придет пора…

Кристер философски подумал о том диссонансе, который создает эта песня со всей жизнью покойной Вероники Грен.

Едва в столовой за стеной снова зазвучал гул голосов, он вернулся к прерванному разговору:

— Итак, сад Улофа Юнга не принес ожидаемого дохода, а Вероника Фростелль отказывалась дать ему отсрочку. А что было дальше? Ведь наверняка было еще что-то, о чем Гунборг Юнг мне не рассказала. Что именно?

— Дальше он унизился до того, — сказал школьный учитель, — что сам поехал в Стокгольм лично умолять фру Фростелль об отсрочке. Вернувшись оттуда, он даже не зашел в дом повидаться с Гунборг и сыном. Его нашли несколько часов спустя — он повесился в дровяном сарае.

В деле об убийстве Вероники Турен речь все чаще заходила о деньгах.

Пока поверенный в делах покойной вместе с полицейским экспертом занимался наследством, инспектор криминальной полиции Дэвидсен пытался разобраться в финансовых делах модельера Жака Юханссона. Впрочем, он не установил ничего более существенного, кроме того факта, что шикарная жизнь, которую он ведет, никак не соответствует его официальными доходам. Кристер Вик упорно занимался теми небольшими суммами, которые в свое время причинили так много горя в приходе Бергарюд и Смоланде.

В понедельник в самый разгар судорожных приготовлений к одному из самых престижных показов мод сезона комиссар снова появился в ателье. Он прошел мимо великолепных алых, рыжих и малахитовых шедевров и нечаянно до глубины души обидел Ивонну Карстен, не заметив ее, несмотря на наклеенные ресницы и декольте до самого пупка. Во всеобщей спешке и суете он все-таки провел три допроса, ради которых появился.

Асте Арман пришлось покинуть свое место у окна в примерочной и усесться на заваленный тканями деревянный стул возле огромного зеркала в стене. Кристер сразу же перешел к делу.

— Почему ты не сказала мне ни слова о том, что Вероника Турен была замешана в смерти Улофа Юнга? Или о ее двойном влиянии на судьбу Марии Меландер?

— Двойном?

— Отец, чей долг в пять тысяч крон высосал из него все соки. А теперь еще и связь девушки с мужем Вероники. Ведь ты знала и о том, и о другом.

Он сказал это сухо и жестко. Она принялась перебирать жемчужины ожерелья, но это было единственным признаком смущения. Ее голос звучал спокойно и твердо, и она уверенно взглянула в глаза Кристеру.

— Да, я знала об этом. Мне доверили чужую тайну, и доверили именно потому, что надеялись, что я не разболтаю ее… ни при каких обстоятельствах.

— Ты могла бы избавить меня от необходимости ездить в Бергарюд.

Она невозмутимо улыбнулась.

— Для меня приятнее, что ты копаешься в личных делах моих подопечных без моего участия. Я очень привязана к Марии… и к Гунборг Юнг тоже, они обе мне нужны. Я не хочу, чтобы, когда весь этот кошмар закончится, они отвернулись от меня за то, что я их предала.

— Если твоя милая закройщица выйдет замуж за миллионера Турена, она в любом случае у тебя не останется.

— Ну да, я понимаю.

— Аста, тебе самой случалось когда-нибудь одалживать деньги у богатой подруги?

— Почему ты так думаешь? Ведь ты так думаешь, я вижу.

— Наверное, потому, что в тот вечер она вела себя здесь, словно хозяйка.

Аста Арман беспомощно улыбнулась.

— Разумеется, ты прав. Фольке и Вероника предоставили мне банковский кредит, когда я только организовала свое ателье. Этот кредит погашен много лет назад, но ведь долг благодарности остается навсегда. Во всяком случае, по отношению к Веронике…

— Как ты считаешь, деньги, которые она и ее отец давали взаймы, были для нее средством властвовать над другими людьми? Она наслаждалась этой властью?

— О да, разумеется. Ей ужасно нравилось играть с теми, кто был полностью зависим от нее, мучить их. В ней была какая-то ущербность. Мне было жаль ее.

— Как ты думаешь, она могла поддаться на шантаж? Чтобы сохранить свой брак, свою репутацию?

— Вероника? Никогда в жизни! Она могла купить молчание, преданность, все что угодно, но она ни за что не позволила бы вынудить ее покупать — ты понимаешь, в чем разница?

— Да. И я подозреваю, что на этот раз ты совершенно права. Ладно, не буду тебя задерживать. Теперь направь ко мне, пожалуйста, Марию.

По указанию фру Арман Мария сняла зеленый халат и теперь ходила теперь в приталенном темно-сером платье из материала, похожего на фланель. Платье облегало ее стройную фигурку, оттеняло белую кожу и почти неправдоподобно подчеркивало два главных достоинства ее внешности: серые глаза и русые волосы.

— Я ездил в Бергарюд, — сказал Кристер и увидел, как краска залила ее лицо и шею. — И кое-что узнал про вашего отца и его дела с Вероникой Турен. Теперь мне хотелось бы выслушать вашу версию.

Мария не спросила, что рассказали соседи про отца, про всех. Она сжала руки на коленях и ответила с той серьезностью, которая, наверное, была свойственна ей еще в детстве, когда она переживала те события, о которых сейчас рассказывала ровным негромким голосом.

— Мне было всего три года, когда все это началось. В приходе собрали пять тысяч крон на ремонт церкви, но тут началась война, и проект отложили на неопределенное время. Отец был своего рода кассиром в комитете по ремонту церкви, и все шло хорошо, пока деньги лежали в банке, но потом эти подозрительные смоландские старички вообразили, что во всех банках сидят евреи, что Гитлер придет и захапает себе их денежки, и тогда они забрали деньги из банка и заперли в ризнице, вместе с церковным серебром.

Кристер Вик подавил улыбку — эту деталь бергарюдский рассказчик опустил в своем повествовании. Но Мария была не в состоянии воспринимать комизм ситуации.

— У отца был ключ от сундучка с деньгами, и перед этим соблазном он не мог устоять. Он был беден, много болел, в хозяйстве было слишком много дыр, которые надо было залатать. Так что деньги вмиг растворились, а тут должна была состояться ревизия, и я помню, хотя я была тогда совсем маленькая, как он плакал дома и советовался с мамой, как ему быть. Ну вот, а потом он отправился в усадьбу к Грену, и там ему дали взаймы.

— Вы говорите с такой горечью, как будто Эрик Грен в чем-то виноват. По-моему, было очень любезно с его стороны — дать взаймы такую сумму без всяких гарантий.

— Эрику Грену не нужны были гарантии, — с отвращением проговорила она.— Вместо этого он повышал ренту. И отец оказался полностью в его власти. А позднее — во власти Вероники. Но он работал как зверь, рубил и возил дрова, хотя по вечерам, приходя домой, кашлял кровью. «Лучше я помру, — говорил он, — чем останусь должен этой чертовке хоть одно эре». И в конце концов он расплатился с ней. Но тут же умер.

— Сколько лет вам было тогда?

— Пятнадцать.

— И вы все время знали об этом — о растрате, о долге, о его отношениях с кредиторами?

— Да.

— А остальные жители Бергарюда? Когда они узнали, что он украл деньги из церковной кассы?

Она вздрогнула от этой беспощадной формулировки.

— После смерти отца. Мы все были в таком отчаянии, что не могли больше молчать.

— Скажите, фрекен Меландер, вы до сих пор считаете, что Вероника Турен виновата в смерти вашего отца?

— Нет. Не то чтобы виновата…

— Но тем не менее вы так считаете? Таким образом, у вас есть еще один мотив, чтобы убить ее…

— Еще один? — Ее глаза потемнели от волнения. — Вы хотите сказать, что первый — Хенрик? Но мне не нужны его деньги, нужен только он сам, и потом, он обещал, что разведется с ней, зачем мне было убивать ее?

— Вы отдаете себе отчет в том, что ваше алиби основано на показаниях херра Турена, а его алиби — на ваших? Если один из вас лжет, то второй вполне может быть убийцей.

— Да,— сказала она,— я… я тоже думала об этом. Но тогда… Кто же тогда находился здесь в девять вечера? Кто не открыл Ивонне, когда она звонила и колотила в дверь?

Третий допрос обошелся без сюрпризов, поскольку Гунборг Юнг была заранее предупреждена о его намерении углубиться в прошлое. Интересуясь результатами поездки, она даже подшучивала:

— Ну и как там в старом добром Бергарюде? Вас угостили чем-нибудь из местных деликатесов?

— О да, торт со сливками, домашние булочки и черный, как ночь, кофе. И немного сплетен за чашечкой кофе насчет того, каково ходить в должниках у Вероники Турен.