Скандинавский детектив. Сборник - Мария Ланг

— А может быть, — задумчиво проговорила Гунборг, — он не хотел, чтобы ты была замешана. Ведь это было очень опасно. Он любил тебя и хотел оградить…

— Вот именно! — почти беззвучно выдохнул Ульф. — Он всегда обожал тебя, я точно знаю. Потому он и не хотел…

— Чего он не хотел?

Он уставился на нее, как будто она была кровавой леди Макбет, персонажем из его эссе по истории театра.

— Не хотел говорить комиссару, что видел на прошлой неделе. Когда убили Веронику!

— Ты ведь сам только что сказал, что он боялся полиции, поскольку у него у самого рыльце было в пушку из-за этой дурацкой квартиры.

— Да-да, конечно, он боялся. Но я думаю… я уверен, что он не хотел, чтобы убийцу поймали. Потому что… потому что это ты.

— Ты спятил! С какой стати, черт возьми, я стала бы убивать Веронику Турен?

Ее рыжая грива сверкала, она нервно царапала острыми ногтями черную шелковую юбку. Палле с восхищением наблюдал всю эту сцену, однако был начеку, готовясь перехватить ее руку, когда она решит закатить глупому Уффе звонкую пощечину. Но Кристер Вик неожиданно направлил ее гнев в иную сторону.

— Я могу назвать три причины,— вяло протянул он.— Во-первых, среди всех собравшихся фрекен Карстен обладает наиболее неустойчивым и огнеопасным темпераментом, который как раз и приводит к необдуманным поступкам и всплескам агрессии. Во-вторых, вы не только завидовали фру Турен, но и ревновали к ней. И в-третьих, вы ее всегда откровенно недолюбливали. Настолько, что с подловатой наивностью подростка нафантазировали целую историю о том, как она утопила бедного Фольке Фростелля, чтобы унаследовать его миллионы. Ведь это были просто ваши фантазии, верно? И вы выдавали их нам маленькими порциями, хотя все это исходило от вас, а не от вашей матушки, как вы пытались нам внушить.

— Они были одни там в Мальме, — упрямо буркнула Ивонна. — И вполне могло произойти именно так.

Однако ее большие красивые глаза беспокойно забегали:

— Где вы находились вчера вечером? — спросил Кристер. — После семи часов?

Возникла гнетущая пауза. Ивонна закусила накрашенную губу, попыталась ответить небрежно, однако голос ее звучал испуганно и напряженно:

— Я была… так, в разных местах. В городе. В парикмахерской. В метро. После девяти я была у мамы с папой, мы смотрели по телевизору на Фабиолу и пили чай, а потом я осталась у них ночевать.

— Стало быть, у вас нет и намека на алиби с семи до девяти вечера?

— Не-ет.

— И у вас есть ключ от ателье.

— Да, он у меня валяется в какой-то сумочке. Но я бы не… вы же понимаете, что я никогда… Я не могла убить Жака!

Внезапно слезы потекли из глаз, растворяя тушь на ресницах, и, прочертив глубокие борозды в слое пудры на лице, закапали тяжелыми мутными каплями на безумно дорогое платье. Хенрик Турен смущенно протянул ей платок, а Кристер Вйк, не сказав больше ни слова, перешел к проверке остальных алиби.

Результаты получились удручающие, поскольку ни один из присутствующих не мог представить достойного алиби на время от семи до девяти. Мария, Хенрик Турен и Гунборг Юнг вообще не имели на тот вечер никакого алиби, в то время как Ульф ходил в кино с приятелями, а Аста Арман после девяти была на дне рождения в Эстермальме.

— Итак, вы распрощались ровно в семь?

Ульф подтвердил, что так оно и было.

— Он проводил меня до двери. А потом собирался пойти поговорить с ней.

— С кем?

— С одной из тех двоих, кого он видел с Вероникой.

— Вместе с Вероникой, он так и сказал?

— Нет-нет, он сказал, что видел, как Вероника вошла в ателье, а затем видел еще двоих, но в разное время.

— Идиот несчастный, — буркнул Палле.— Практически он был свидетелем убийства, но разве у него хватило ума сообщить об этом в полицию? Нет, куда там, чтобы скрыть свой проклятый склад наркотиков, он решает разыграть из себя частного детектива и мило побеседовать на дружеской ноге с женщиной, которая, насколько он знает, вполне возможно, совершила убийство. И он говорит ей: «Я видел тебя, я — единственный, кто видел тебя, и я пока что никому об этом не рассказал». До чего же глуп и беспечен в отношении собственной жизни был этот бородатый дурак!

— Вот именно, — вставила Гунборг Юнг. — Я так ему и сказала.

— Жаку? Когда?

Глаза Кристера блеснули синевой, ее глаза по контрасту стали почти белыми.

— Вчера. Здесь, в ателье. Это я мило беседовала с ним на дружеской ноге. Прекрати реветь, Ивонна. Если в девять вечера ты была дома, никто не сможет обвинить тебя в том, что ты его задушила. В половине десятого он еще был жив. Жив и чертовски зол.

Если Кристер и был удивлен, то не подал виду. Он не стал тут же сыпать вопросами, хотя и мог бы. Создавалось впечатление, что он сознательно тянет время. Однако, когда несколько часов спустя он вернулся к допросу, многое уже было сделано.

Прежде всего произвели обыск в квартире над ателье, при этом конфисковали около шести тысяч таблеток риталина и прелудина. Пресса и радио получили этот лакомый кусочек и на время успокоились. Профессор Альгрен прочел целую лекцию об артериях, кислородной недостаточности мозга и возможных кровоизлияниях на слизистой оболочке гортани. Однако гораздо важнее было то, что он высказал догадку, когда убили модельера — где-то между девятью вечера и двенадцатью ночи в понедельник. А поскольку Аларик Альгрен никогда еще не ошибался в своих предположениях и их подтверждали показания Гунборг Юнг, оставалось выяснить, кто из замешанных в деле имеет прочное алиби на это время.

Очень скоро было со всей убедительностью доказано, что некоторые вне подозрений.

Би Баклунд участвовала в глубокомысленной дискуссии о творчестве Брехта и Беккета в молодежном театральном кружке в Старом городе.

Ульф Юнг ходил в кино на «Земляничную поляну», потом пил чай в студенческой компании на Ренстиернасгатан до тех пор, пока небо не стало светлеть и все не отправились туда, чтобы увидеть восход солнца и насладиться запахом берез и черемухи.

Ивонна Карстен пила чай с родителями и их соседями в Хэссельбю. Она приехала туда без пяти девять, а дорога от центра города до пригорода так далека, что она вряд ли могла иметь отношение к смерти Жака.

Наконец, Аста Арман пила куда более крепкие и пенистые напитки в битком набитой гостями квартире на Карлаплан, где праздновали день рождения одной из дочерей хозяев.

Кристер отсылал их домой одного за другим. Палле Дэвидсен принес кофе и бутерброды для тех троих, которым не дали уйти, а между тем комиссар не спешил вернуться в комнату портних и продолжить допрос. «Психологическое давление», — неодобрительно подумал Палле.

Мария Меландер выглядела так, словно готова была в любую минуту упасть в обморок, она даже не в состоянии была реагировать на негромкие встревоженные реплики Хенрика Турена.

Турен в свою очередь бесконечно курил — казалось, запасы сигарет у него в карманах неисчерпаемы.

Лучше всех переносила это давящее на нервы ожидание Гунборг Юнг. Она решительно принялась подшивать бордовую юбку километровой ширины.

Палле был несказанно рад, когда Кристер наконец отпустил его, решив пройти самый трудный этап в одиночку.

Он держал в руке трубку, но так и не раскурил ее, и даже Хенрик Турен забыл о своей сигарете, которая потихонечку дотлела и превратилась в серый столбик пепла на краю кофейной чашки.

Кристер заговорил таким тоном, будто отсутствовал лишь несколько секунд и никакого многочасового перерыва и в помине не было:

— Почему же он был зол? Это фру Юнг его вывела из себя?

Гунборг отложила шитье. Бордовая ткань кровавой грудой лежала на ее столе.

— Да. Сначала он просил у меня совета, а когда я дала совет, пришел в ярость. Впрочем, это так типично для мужчин.

— Начните, пожалуйста, с самого начала. Когда вы пришли в ателье и когда появился он?

— Я вышла из дому без четверти семь. Ведь из-за этой истории все вверх тормашками, и кто-то должен работать сверхурочно, чтобы мы успели выполнить все заказы. Прошло совсем немного времени,— и вошел Жак. Я спросила его, чего ему надо, и он сказал, что ему нужен совет, потому что он знает нечто, что следовало бы сообщить полиции, но по некоторым причинам не может обратиться к комиссару. «Что это за причины такие?» — спросила я, и тогда он наговорил массу всякой чепухи и сам в ней запутался. В жизни не слышала ничего подобного. Но когда он понял, что я вижу — он врет, бесполезно было продолжать притворяться, и тогда все это буквально выплеснулось из него. Он переживал это целую неделю, и ему необходимо было с кем-то поделиться. Но он был, разумеется, очень разочарован, поскольку я назвала его соломенной башкой и посоветовала без дальнейших разглагольствований набрать номер криминальной полиции.