Все реки текут - Нэнси Като

– Что… умолять тебя!

– Дорогой, послушай меня! Тебе уже гораздо лучше. Ты можешь говорить, можешь двигать рукой. Ты должен бороться, надо бороться, ради самого себя и ради всех нас. Я не думала, что ты легко можешь отступить.

– Буду… бороться… Увидишь. Выберусь… из постели… или умру. Найду, как. Не буду есть. Не могу… так… больше.

Он поднял свою работающую руку в жесте одновременно жалком и дерзком, будто грозил каждому, кто попробует его остановить, но рука беспомощно упала рядом.

Раздался стук, и в дверь просунулась голова Лимба – в интерпретации Чарли – Лимба-сатаны.

– Погрузка закончена, миссис. Механик говорит, пар поднялся.

– Иду.

Она смотрела, как Лимб прыгает и скачет по палубе впереди нее (он никогда не ходил нормально) и поражалась его безграничной энергии, бьющей с раннего утра. Бренни и Алекс еще спали. А Лимб всю ночь не ложился, помогая кочегару – он получал огромное наслаждение от гонок, и сейчас на его круглом веснушчатом лице с торчащими вперед зубами играло всегдашнее радостное выражение, а круглая войлочная шляпа была натянута до самых ушей. Дели посмотрела в сторону Маннума. Хотя еще только рассвело, городок уже был на ногах: в лавках и домах, прилепившихся к утесу, как ласточкины гнезда, горел свет; через реку с пыхтением двигался плоскодонный ялик, везущий первую смену рабочих на фабрику сельскохозяйственного оборудования Дэйвида Ширера; на судовых верфях Дж. Г. Арнольда виднелись отблески, из кузницы доносился металлический лязг.

А где-то здесь, на противоположной стороне реки, лежит в иле старая «Мэри Эн» капитана Рэнделла, – первый пароход на Муррее, построенный здесь, на этих древних берегах. Это произошло почти шестьдесят лет назад; а ведь на Миссисипи пароходы продержались менее шестидесяти лет! Дели почувствовала, что ее знобит, но не от прохладного утреннего воздуха.

Над рекой кружила пара орлов – их силуэты четко вырисовывались на фоне светлеющего неба, а заунывный печальный призыв, доносившийся с высоты, растворялся в шуме текущей воды, свисте клапанов и криках Чарли Макбина.

– Эй ты, Лимб-сатана, ты сказал миссис, что мы готовы отчалить?

– Конечное дело, сказал. Дели вошла в рубку.

– Да, Чарли, я готова.

– Эй, Лимб, отдать швартовы! Вперед!

Баржмен и кочегар стояли наготове с длинными шестами, чтобы оттолкнуться от ската. Дели двинула дроссель, и лопасти стали сбивать воду в пену.

– «Чарли-Барли, молодец! Продал жену за огурец!» – распевал матрос.

– Эй ты, Лимб! – вопил Чарли, – Погоди у меня, ужо я до тебя доберусь!

6

В конце концов доставлять шерсть на склады в Миланге пришлось другому пароходу. Дели получила контракт, который нельзя было упускать, и из-за этого не смогла отправиться на озера.

«Каделл» возил почту из Марри-Бриджа в Морган, но его изношенным машинам оказалось не под силу преодолевать быстрое встречное течение, когда он проходил через сужение реки у строящегося шлюза (после наводнения там снова кипела работа). Команда пыталась подтянуть пароход против течения, зацепившись канатом за большое дерево, но гнилые брусья не выдержали и черенок столба выскочил наружу.

По совету капитана «Каделла» Дели подала заявление и скоро получила для «Филадельфии» контракт на доставку почты. Это означало, что у нее будет постоянный доход, а помимо этого она сможет брать и дополнительные грузы. Правда, теперь придется строго придерживаться расписания, поскольку в обоих конечных пунктах нужно успевать к поезду. Но это был настоящий триумф и парохода, и его капитана. Никогда еще почта Ее Величества не перевозилась по реке женщиной.

Строительный лагерь в Бланштауне находился как раз посередине. Здесь также открыли почтовое отделение, поскольку это был довольно крупный, пусть и временный, поселок, застроенный бараками, в каждом из которых жили по восемьдесят человек. Были здесь и столовая, и два отдельных домика для главного инженера и управляющего.

Иногда у инженера-консультанта в последнюю минуту вдруг возникали документы и письма, обычно адресованные в Канаду, которые он спешил положить в почтовый мешок. Дели теперь часто видела мистера Джеймса, спешащего на пароход, чтобы отдать и получить почту, а заодно принести стопку книг и журналов для больного.

Склонный к практическим знаниям, Брентон полюбил «Сайнтифик Америкэн», который инженер исправно приносил. Брентон привык к визитам мистера Джеймса и больше не избегал его; но Дели вдруг поняла, что эти посещения стали слишком частыми, и ее спокойствие было нарушено. Она начала ждать их с безотчетным трепетом и волнением, не решаясь углубляться в их происхождение.

Сайрэс Джеймс был крупным мужчиной и, когда они встречались, он обыкновенно стремительно приближался к ней, как барка, мчащаяся на мелкий ялик, будто хотел захватить ее, победить одной своей массой. Она знала, что у него в Канаде есть жена, а здесь он ведет холостяцкую жизнь, мало подходящую для такого мужчины, который работал и двигался с неукротимой энергией. У него были большие мускулистые руки с узловатыми пальцами, поросшие на суставах черными волосками. Эти пронзительные мужские руки одновременно притягивали и отталкивали ее.

Но когда Дели заметила, что постоянно думает о нем, она решила, что их встречи нужно сократить. Но она приняла это решение слишком поздно.

Он пришел на борт однажды вечером, когда в Бланштауне помимо мешков с почтой выгружался еще какой-то товар. Они стояли в салоне у стола, рассматривая старую карту Брентона и обсуждая качество берегов в том месте, где предполагалось возводить третий шлюз. Сайрэс Джеймс не собирался принимать участия в этих работах; как только строительство первого шлюза закончится, он вернется в Канаду.

Перед ними на столе была развернута длинная узкая карта. Дели пальцем указывала фарватер, обозначенный жирной чернильной линией.

Широкий пояс охватывал ее стройную талию между скромной темной юбкой и белой муслиновой гофрированной блузкой – на пароходе это был ее единственный по-настоящему женский наряд. Весь «хороший» гардероб был упакован и лежал у миссис Мелвилл.

Сайрэс Джеймс стоял так близко, что она ощущала его присутствие каждой клеткой своего тела. Он наклонился, чтобы рассмотреть какой-то участок, и как бы ненароком положил руку ей на плечо. Затем его пальцы тронули, едва коснувшись, ее открытую шею, под убранными в пучок волосами. Она вздрогнула, не в силах проронить ни звука.

– Вы удивительный человек, – тихо сказал он ей на ухо. – Разве вы не знаете, что вы сделали со мной? Я не могу думать ни о чем другом, только о вас, – его пальцы продолжали гладить ее шею. – Боже! Я хочу тебя!