Неизвестный Шекспир. Кто, если не он - Георг Брандес

Эти слова как будто раздаются у него в ушах; это знаменует, что между ним и ведьмами существует таинственная связь. Да и вообще такого рода тонких совпадений и контрастов найдется немало среди реплик этой трагедии.

После того, как леди Макбет, которую поэт выводит перед зрителями совершенно законченную в ее злобе (I, 5), произнесла сама себе:

…И ворон

Охрип, закаркав на приезд Дункана.

Сюда ж, сюда, о демоны убийства! —

следующая сцена открывается счастливым настроением и прелестными картинами, заключающимися в производимом ниже обмене репликами:

Дункан .

Прекрасный вид! Как чист и легок воздух!

Как нежно он ласкает наши чувства!

Банко .

А вот и ласточка, весенний гость:

Ее присутствие нам говорит,

Что мирно здесь дыханье неба веет,

Взгляните: нет ни уголка, ни фриза,

Где б не висел птенцов воздушный домик.

А где они, заметил я, гнездятся

С такой охотою, там воздух чист

Тотчас после того поэт снова углубляется в изучение этой худой, хрупкой и жестокой женщины, снедаемой властолюбием и жаждой блеска, этой женщины, которая, отнюдь не будучи той невозмутимой отравительницей, какою она тщится сделаться, в силу своей несравненно более твердой воли подстрекает своего мужа совершить преступление, обещанное им, по ее словам:

…Кормила я и знаю,

Как дорого для матери дитя:

Но я без жалости отторгла б грудь

От нежных, улыбающихся губок.

И череп бы малютке раздробила,

Когда б клялась, как клялся ты.

Так велико ее зверство. И все же леди Макбет менее сильна, чем хочет казаться. Ибо, приготовив кинжалы для мужа, она тотчас же после того говорит:

…Не будь он

Во сне так резко на отца похож,

Я поразила бы его сама.

За мастерской и захватывающей сценой между супругами после убийства идет, как ужасающе юмористический контраст, веселая фантазия на тему ада, привратника, воображающего, что он стоит на часах у врат преисподней (и, между прочим, отказывающего в пропуске иезуитам с их казуистикой и reservatio mentalis), и следующий затем обмен реплик с Макдуффом о влиянии водки на эротические влечения и способности. Как известно, в свое время Шиллер из классических предрассудков вычеркнул в своем переводе этот монолог и заменил его благочестивым утренним гимном; более удивительно то, что один из английских поэтов, Кольридж, нашел, что он нарушает ход действия, и счел его поддельным. Не принадлежа, собственно, к лучшим образчикам низкого комизма у Шекспира, он представляет в действительности как усиливающий воздействие контраст к предыдущему и последующему неоценимую и необходимую приправу к трагедии. В этом месте действие неизбежно должно было прерваться на четверть часа, чтобы дать Макбету и его жене время переодеться в ночное платье, и какой же перерыв мог быть эффектнее этого стука в ворота замка, заставляющего их обоих содрогнуться от страха и дающего повод к сцене привратника.

К жемчужинам пьесы принадлежит затем сцена между леди Макдуфф и ее маленьким, умненьким сыном непосредственно перед тем, как являются убийцы и умерщвляют их. Все реплики умного ребенка полны интереса, а горько-пессимистическая реплика матери замечательно характерна не только для нее самой, но и для настроения, в котором находится в этот момент поэт:

…Что сделала я злого?

Однако, да! Я здесь, на этом свете,

Где часто злой бывает прославляем,

А тот, кто добр, слывет за дурака,

Безумца вредного. Так что же пользы в том,

Что женщины щитом я укрываюсь

И говорю: я зла не сотворила?

Такое же отчаяние слышно и в восклицании Макдуффа, когда он получает известие об убийствах, совершенных в его доме «Небо видело это – и не вступилось за них!» Начало этой большой сцены (IV, 3), – длинный разговор между Малькольмом и Макдуффом, дословно выписанный Шекспиром из Холиншеда, слабо и бесцветно. Оно едва ли представляет какое-нибудь интересное место, кроме разве насильно притянутого рассказа о даре короля Эдуарда Исповедника исцелять золотуху, – рассказа, вставленного для того, чтобы иметь случай сказать королю Иакову любезность, которую ему приятно было бы слышать. Там значится

В народе говорят,

Что царственным потомкам передаст он

Свой дивный дар.

Но конец сцены, где Росс приносит Макдуффу весть о нападении на его замок и произведенной в нем резне, достоин восторженного удивления.

Макдуфф . Так и детей?

Росс . Жену, детей, вассалов,

Все, что могли найти.

Макдуфф . А я был здесь!

Так и жену?

Росс . Да, и жену!

Малькольм . Мужайся!

Пойдем, и эту рану сердца Пусть беспощадная излечит месть.

Макдуфф . Макбет бездетен! Всех моих малюток? Всех, говоришь ты?.. Адский коршун!.. Всех? Птенцов и мать одним налетом? Дьявол!

Малькольм . Снеси несчастие, как муж.

Макдуфф . Снесу.

Но я и чувствую его как муж

Я не могу не вспоминать о том,

Что было для меня дороже жизни.

И небо не вступилось?!

В этих словах звучит как бы голос возмущения, тот самый голос, который позднее раздается в «Лире», в исполненной отчаяния философии короля «Что мухи для шалунов-мальчиков, то и мы для богов. Они убивают нас для своей забавы». Но тотчас после того Макдуфф возвращается к традиционному воззрению

Грешный Макдуфф! Они погибли за тебя!

Презренный! Не за свои грехи они убиты,

А за твои!

В этих негодующих репликах есть в особенности один возглас, над которым приходится призадуматься. Это слова Макдуффа о тиране, что он бездетен. В конце третьей части «Генриха VI» есть сходное с этим восклицание, имеющее совершенно иной смысл. Там король Эдуард, Глостер и Кларенс закалывают каждый своим мечом на глазах у Маргариты Анжуйской ее сына. Тогда она восклицает:

Нет, мясники, детей у вас, не то бы

И мысль о них была для вас укором!

Не было недостатка в комментаторах, хотевших навязать то же самое значение скорбному воплю Макдуффа, но совершенно ошибочно, так как связь действия доказывает неоспоримо, что бездетный отныне отец думает здесь единственно о возможности мести, которая удовлетворила бы его вполне.

Между тем в этой реплике «он бездетен» есть другая особенность, на основании которой читатели должны предполагать, что у Макбета были дети. Леди Макбет ведь говорила: «Кормила я и знаю, как дорого для матери дитя», а мы так и остались в неизвестности относительно того, умерли ли эти дети, или же она их имела от первого мужа (Шекспир обошел молчанием брак, в котором она состояла по историческим данным). И что еще важнее, не только она говорит о своих детях, но и Макбет как будто намекает на то, что у него есть сыновья. Он говорит (III, 1): «Моя голова увенчана бесплодною короной; мне в руки дали увядший скипетр, который чужая рука вскоре у меня вырвет, а не мои сыновья унаследуют. Для детей Банко запятнал я свою душу».