Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время эвакуации погиб на «Живом» мичман Вл. Скупенский[460]. Там же в Константинополе встретили наш корпусный праздник на «Якуте» даже с живым гусем. К тому же времени мичман П-й, Г-ов и И-ель уехали в Югославию. Большинство оставшихся сидело на «Корнилове». Достали парусник «Великая княгиня Ксения Александровна» (раньше была у мореходов). Привели его в порядок своими средствами. В Константинополе наши были разбиты уже по большему числу кораблей. С «Корнилова» съехали все. Часть пошла на «Якуте», часть на «Ксении», а часть на французских судах для связи. В 10-х числах декабря пошли в Бизерту. К-ский и Д-ев тонули на «Бар-ледюк», задержались в Пирее, и уже на купце прибыли в Бизерту. «Ксения» шла на буксире с командой из гардов. «Якут» очень бедствовал, но энергия наших спасла корабль. Это был последний поход выпуска. Всего в плавании он пробыл около 750 дней.
В Бизерте русские суда были в карантине. Личный состав проходил через госпиталь. На форту Джебель-Кибирь под Бизертой шла работа. Создавался Морской корпус, составленный из наших Владивостокских гардов и гардов и кадет из Севастопольского Морского корпуса. Много в общую работу вложил капитан 1-го ранга Китицин, назначенный помощником директора, и наши мичманы. Большинство из них состояло на должностях отделенных начальников и младших офицеров, по учебной, хозяйственной и административной части. Работа шла, и наши показали себя с хорошей стороны, но все же их было слишком много и корпус был перегружен. Мысль о создании классов приветствовалась нами давно.
В конце мая были созданы Офицерские Артиллерийские классы на «Генерале Алексееве», в который были зачислены 10 наших мичманов, и Офицерский класс подводного плавания с 11 нашими. Там занимались, несли службу, ходили под парусами, съезжали на берег, и всюду показали себя с лучшей стороны. Но все время над эскадрой висел дамоклов меч в виде лишения пайка, то есть сокращение личного состава. Жизнь и занятия в корпусе вошли в норму. Устраивали вечера и торжественно встретили корпусный праздник. «Ксения» плавала под парусами с гардами и кадетами. Тогда же пришла печальная весть о смерти корабельного гарда Гедле[461] и застрелился мичман Юзефович[462]. В Бизерте мы встретились с нашим сотоварищем по выпуску подпоручиком Сербуловым[463], не ходившим на Восток вследствие ранения.
Но вот занятия в Офицерских классах оборвались, и слушатели были списаны в лагерь, а затем разъехались на работы. В это время разрешился вопрос с поездкой в Чехословакию. Он уже был поднят давно. 11 марта 1922 года целая партия мичманов и гардов рассталась с русской эскадрой и Морским корпусом, и отправилась в Чехословакию. По дороге остались мичман Д-сен, С-ов и М-ин. Капитан 1-го ранга Китицин уехал в Америку. По прибытии в Чехословакию часть отправилась в Прагу на юридический факультет, часть в Пршибрам в Горную академию, а большинство в Брно. Теперь многие уже кончили. Те из наших, кто в 1920 году вернулся во Владивосток, были произведены там в мичманы и получили следующие назначения: Д-ов – штурм. офицером на «Диомид», Б-ый – там же ротным командиром, Н-ов – штурм. офицером на «Патрокл», а И-ский – на «Улисс». Мичман. Александр С-ов дрался с красными на бронепоезде и был ранен, а Н-ов вдруг сделался большевиком и ушел в сопки. С падением правительства почти все эвакуировались и перешли на положение беженцев.
Выпуск рассеялся, но каждый знал, что когда заиграет большой сбор, то всем есть вокруг чего и кого снова объединиться – Русского флота и капитана 1-го ранга Китицина, и это сознание дает бодрость и помогает переносить тяжелые эмигрантские дни. С распылением и оставлением морской службы выпуск не распался, так как разделенные расстоянием и оторванные судьбой от своей специальности, мы сохранили могущественную связь – морскую идею!
Об образовании «Звена» и работе членов его писал мичман Репин[464]. Хочу добавить только о судьбе некоторых соплавателей, так как рассказ был бы неполным, если не упомянуть о судьбе выпуска в эмиграции. Умерли Пузанов[465] и Конст. Александров[466], погиб лейтенант Цветков[467], бывший нашим сменным офицером и преподавателем навигации, умер наш сменный офицер и преподаватель девиации лейтенант Рыбин, застрелился лейтенант Скупенский, ведший выпуск в должностях отделенного начальника и преподавателя сферической тригонометрии, а также ротного командира с 1915-го по 1920 год, кончил самоубийством веселый лейтенант Ремер[468], бывший на «Орле» вахтенным начальником.
Многие отошли и распылились по белу свету, но дух Морского корпуса связывает и сейчас всех в одну общую семью, которая живет надеждой воссоединиться под сенью Андреевского флага!
А. Еленевский
Военные училища в Сибири (1918–1922)[469]
Все действия революционных «военминов» – Гучкова и Керенского – отбили всякую охоту у начальников училищ и школ прапорщиков содействовать усмирению восстания большевиков 25 июля 1917 года, вполне оправданного происшедшими позднее событиями, так как революционные начальники гарнизонов своими действиями только подводили веривших им юнкеров под напрасные потери и естественные репрессии большевиков-победителей; в Петрограде ли – Полковников, в Москве ли – Рябцев, в Иркутске ли – Краковецкий, поступали совершенно одинаково: начав бой с большевиками, затем заключали с ними перемирие и соглашались на сдачу оружия – разоружение, – а отсюда – сдача на милость или немилость красных.
Как пример положения, бывшего тогда в военных училищах и школах прапорщиков во время октября 1917 года, из целого ряда боевых столкновений в Сибири: 1 декабря 1917 года – юнкеров в Омске, сотника Ситникова – 3 декабря 1917 года в Томске и 9—17 декабря 1917 года в Иркутске и т. д. – возьмем наиболее крупное по числу участников –
