Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Положение становилось невыносимым. Тогда заведующий гардемаринами, командир и русский консул в Гонконге вошли в тайное сношение с англичанами, и вот 25 января 1918 года около «Орла» встал английский вспомогательный крейсер «Сити оф Лондон» и два миноносца; приехал консул; гардемарины, вооруженные винтовками, держали караул; было предложено всем недовольным переправиться на «Сити оф Лондон» и уйти во Владивосток, 4 офицера, около 40 гардемарин и вся команда, за исключением каптенармуса А., решили списаться в Россию и перешли на англичанина. Переворот был совершен. Из гардемарин Морского училища остались почти все, примирившись с мыслью, что пока в Россию возврата нет. Оставшихся гардемарин распределили по специальностям, и они быстро освоились со своими новыми обязанностями. Нашлись талантливые машинисты, артиллеристы, рулевые, сигнальщики, минеры, кочегары, были даже и водолазы. Среди оставленных командою вещей нашли явные доказательства подготовлявшегося избиения офицеров и гардов. Ушедшие в Россию, в том числе и Гуркало, были, за малым исключением, революционно настроенная молодежь, и оставшиеся их не жалели. Ротный комитет был сейчас же упразднен, и водворена дисциплина старого русского флота, хотя и с уставом Керенского. Старшим офицером был назначен старший лейтенант Феодосьев[438].
Встал вопрос, что делать дальше? Старший лейтенант Афонасьев предлагал заняться перевозкой коммерческих грузов и тем существовать, а капитан 1-го ранга Китицин предлагал идти в Россию и помогать организуемым там белым отрядам. Разногласие приняло острый характер; конечно, гардемарины были на стороне благородного плана капитан 1-го ранга Китицина, но он, не желая вызывать новых раздоров, уехал 20 февраля в Японию, якобы в отпуск, к большому сожалению всех гардемарин, очень его полюбивших за время плавания. 22 февраля снялись и пошли за грузом в Хайфонг, но по дороге случилась авария, испортилась машина, и «Орел» болтался 12 часов в море. Ставили паруса, поднимали сигнал о бедствии, но кончили тем, что починили машину. Говорили о злом умысле, но, вероятно, здесь была просто неопытность гардов-машинистов. За время плавания, и в особенности переворота, почти сгладилась разница между «старыми» и «новыми», но приключения этого похода не кончились: в Хайнанском проливе внезапно «Орла» обстреляла китайская батарея (24 февраля). Мы не отвечали, застопорили машины, подождали, пока стемнеет, и удрали. В Хайфонге начали грузиться цементом и превратились из чистенького военного корабля в грязного «купца». 6 марта некоторых гардемарин командир произвел в унтер-офицеры. Из-за недостатков средств сильно ухудшилась пища. Тропический климат плохо отзывался на здоровье, и у многих появились раны. Настроение стало подавленным, так как гарды не хотели превращаться в купцов, а считали, что надо идти в Россию драться с большевиками. Командир судил иначе, и вот «Орел» совершил еще три рейса: Гонконг – Хайфонг – Сайгон и обратно, перевозя различные грузы, пассажиров, а раз даже и 300 анамитов.
Занятия науками шли своим чередом, устраивались экзамены, но совместить все это с корабельной службой было трудно. На почве недовольства появилось масса стихотворений, иногда весьма талантливо написанных гардешками (особенно Вереницыным[439] и Ю. Степановым[440]) с иронией по поводу превращения военного корабля в купцы. Написали письмо капитану 1-го ранга Китицину о своей скверной жизни и жестокости командира. Наконец, под влиянием настроения гардов командир послал в Россию лейтенанта Шестакова – посмотреть и сообщить, что за белые отряды. Но еще задолго до возвращения лейтенанта Шестакова гарды начали при каждом приходе парохода в Гонконг списываться группами в Харбин и поступать в белые организации. Уже к 1 июля из Гонконга через Шанхай и Харбин уехало 61 человек. Тогда командир вошел в сношения с французами, которые хорошо к нам относились, и около 100 оставшихся гардов были перевезены на «Кап Сан Жак» около Сайгона, где и прожили до зимы, учась теории и неся караулы. Всего в этом плавании пробыли 263 дня.
«Орел», имея на борту особенно верных командиру 5 гардешков, захватив в Сайгоне какой-то груз, отправился в дальнейшее торговое плавание. Эти 5 гардов не вернулись больше в училище. В Сайгоне же при загадочных обстоятельствах утонул гард Пузыревский, которого с воинскими почестями, в присутствии французских войск там же и похоронили. Уехал в Сен-Сирскую школу гардемарин Люберадский.
* * *
И так выпуск впервые разделился на две неравные части, одна – в сто человек – около Сайгона, а другая – в 60 человек – в Харбин. Но попасть в Харбин было не так легко. Правда, командир расщедрился и дал билеты 2-го класса на пароход до Шанхая и даже немного долларов – но что делать дальше? Как бы там ни было, по приезде в Шанхай остановились в маленькой гостинице и отправились к русскому генеральному консулу Гроссе. Он принял весьма любезно и дал по 16 долларов на билет и визу до Харбина. Побродив с удовольствием по Шанхаю, сели в поезд и покатили в Харбин – почти на Родину, в дорогую всем Россию, после надоевшей заграницы. Уже в Мукдене были русские офицеры в погонах, продавались русские папиросы с мундштуками, вместо опостылевших сигарет. Ехали шикарно во 2-м классе, посылали за папиросами и водой китайских офицеров и любовались Китайской стеной.
В Харбине на вокзале нас встретил капитан 2-го ранга Безуар с ранее приехавшими гардами. С вокзала направились прямо в ресторан, где познакомились со всеми офицерами морской роты и отпраздновали возвращение в Россию. Морская рота, возглавляемая сухопутным подполковником Карамышевым, помещалась в Миллеровских казармах и состояла из 50 наших гардемарин, 30 добровольцев всех положений и возрастов, 20 сухопутных офицеров (в том числе и 5 сербских) и нескольких морских офицеров (капитан 2-го ранга Безуар, лейтенант Тимофеев[441], Вальронд[442], Шахов[443], мичман Покровский[444], Сербинов). На Сунгари имелось 2 паровых буксира и брандвахта, недавно взятая от большевиков. Гарды сейчас же надели белые погоны и значки Морской роты на рукава.
