Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях - Инесса Яжборовская

Начатое крестным ходом и освещением кладбища, проникновенно прозвучало экуменическое богослужение на русском, польском и арабском языках. Оно закончилось всеобщими жестами примирения.

В официальной части выступили польский премьер-министр Е. Бузек и министр внутренних дел России В.Б. Рушайло. В речи Бузека еще требовательнее прозвучало напоминание об обязанности найти и увековечить все захоронения жертв, назвать все имена вывезенных в советские лагеря и сгинувших там, в том числе в «архипелаге ГУЛАГ», многих тысяч польских граждан — солдат и гражданских лиц.

Нельзя не отметить, что даже наиболее продвинутая в смысле понимания ожиданий польской стороны речь министра внутренних дел В.Б. Рушайло не могла не отразить специфическое различие российского и польского исторического сознания. Сложившийся в окончательном виде за годы советской власти менталитет россиянина, который может быть обозначен слабо окрашенной эмоционально есенинской констатацией «много в России троп, что ни тропа — то гроб», разительно отличается от польского менталитета, в котором право на жизнь — очень высокая ценность, органически сочетающаяся с правом каждого быть достойно похороненным и бережно сохраняемым в памяти. Это касается не только католиков, но и представителей других конфессий. Нарушив эти святые права, не следует ограничиваться констатацией равенства перед лицом тоталитарных репрессий, сходства масштабности жертв. Вряд ли кого-нибудь убедит и оставит равнодушным стыдливое, а скорее лукавое умолчание о том, кто же был палачом. Точно так же мало кто способен воспринять как конструктивное императивное утверждение: «История не должна омрачать наши отношения». Трудно найти другой такой народ, для которого история столь много значит, как поляки. И это требует большего понимания.

Если отвлечься от этого (а отвлекаться, по совести, не следовало бы), выступление российского представителя было конструктивным и содержащим важные для польского уха элементы. Процитируем его наиболее существенный фрагмент: «В этот торжественный день мы все становимся участниками поистине исторического события — открытия совместного российско-польского мемориала жертвам тоталитарных репрессий независимо от политических взглядов, национальности и вероисповедания. История человечества неумолима. Она все расставляет на свои места. Только в 90-х годах благодаря начавшимся в России и Польше процессам новых преобразований мы получили возможность переосмыслить наше историческое прошлое и осудить преступления бесчеловечной машины тоталитаризма, исковеркавшей миллионы человеческих жизней.

Наш долг — еще раз со всей ответственностью заявить: подобное не должно повториться никогда. Прошлое не должно омрачать день сегодняшний, а тем более наше будущее. На нас лежит ответственность за счастливую жизнь следующих поколений.

Убежден, что больше никогда тень недоверия и предубежденности не омрачит дружеские чувства, которые связывают наши народы. Убежден, что и в дальнейшем память о трагедии в Медном и в Катыни, общая скорбь о погибших должны объединять наши народы.

Пусть эти места, некогда скрывавшие тайны прошлого, станут символами нашей общей скорби и примирения, местами, где наши дети смогут поклониться светлой памяти ушедших поколений»{54}.

Совершенно очевидно, что существенных результатов «переосмысления нашего исторического прошлого» и квалификации (осуждения) преступления тоталитаризма в отношении польского народа это выступление практически не содержало. А именно это, наряду с заверением, что подобное не повторится никогда, а не только «не должно повториться», может стать прочной основой формирования стабильного добрососедства. Что же касается «дружеских чувств, связывающих народы», то в настоящее время это всего лишь вышедший из употребления публицистический стереотип прошлого.

Перспективы развития российско-польских отношений связаны не столько с декларациями, сколько с открытой и честной морально-политической позицией, за которой будущее. Ее ростки просматривались 2 сентября во время открытия польского воинского кладбища в Медном: многие жители Твери и окрестностей пришли на траурную церемонию и влились в число ее участников. У некоторых на груди было обращение: «Простите нас, поляки!» Такая же надпись-плакатик, наложенная чьей-то совестливой рукой, появилась на памятных именных таблицах. Такие плакатики и свечки раздавал желающим житель Твери Г. Дигенко. Публикуя его фотографию в материалах об открытии мемориального комплекса в Медном, ежемесячник общества «Мемориал» «30 октября» снабдил этот материал заголовком: «Село скорби, станешь ли ты для нас вратами покаяния?»{55}

В заявлении тверского «Мемориала» в том же номере газеты обращалось внимание на уроки, которые следует извлечь из той масштабности и значимости, какую поляки придали церемонии в честь памяти жертв репрессий. На фоне спешки и невнимания областного руководства к своим гражданам, в том числе выжившим жертвам политических репрессий, к российскому общественному мнению резким контрастом выглядела польская церемония, которая демонстрировала трогательное внимание к родственникам погибших, соучастие польских правительственных, общественных и религиозных организаций, выступавших как единое целое{56}. Кстати, само возложение венков к Стене памяти в порядке живой очереди было важным жестом внимания и уважения к родным и близким, хотя, видимо, резало привычный к официозу чиновничий глаз. На сайте Польского агентства печати в Интернете появилось интервью коммуниста-депутата Государственной думы от Твери В. Зоркина, который открытие мемориала в Твери назвал «удручающим», одновременно проявив полное незнание обстоятельств гибели пленных и возведения Польского воинского кладбища силами поляков. Его «классовое чутье» никак не соизмерялось с тем фактом, что большинство (около 5 тыс.) убитых составляли рядовые — сельские, поселковые, городские постовые, офицерских же чинов полиции среди расстрелянных было менее 300 чел. Впрочем, кем бы убитые пленные ни были, акция НКВД не становится от этого менее преступной.

В день завершения «триптиха Катынь—Харьков—Медное» НТВ в программе «Сегодня» устами Татьяны Митковой напомнило, что слова «простите, если можете» Б.Н. Ельцин сказал перед Катынским крестом в Варшаве в августе 1993 г. (хотя тогда это было скорее личным жестом и не получило резонанса в российских СМИ). Сейчас содержательная сторона открытия польских воинских кладбищ тоже в значительной степени не попадает на страницы российских информационных изданий, на наше телевидение и радио. Тем не менее, и это весьма отрадно, в сознании российской общественности Катынское дело уже присутствует как знаковое, последовательное и достойное его завершение понимается как условие нормализации российско-польских отношений.

Проведенный радиостанцией «Эхо Москвы» после открытия Катынского мемориала интерактивный опрос, с участием А. Черкизова, С. Бунтмана и других (а эта радиостанция покрывает своим вещанием 40—60 городов России), оказался вполне репрезентативным, охватив более 1.200 человек. Он показал, что 69% слушателей полностью понимают необходимость прямо заявить о признании вины за катынское преступление и извиниться перед польским народом.

Народ России еще раз убедительно показал способность мыслить по-государственному, действовать честно, по совести, цивилизованно, во всеоружии международного права переступить порог XXI века. Это позволяет оптимистически воспринимать перспективу воплощения в жизнь декларируемых государственными руководителями намерений развивать добрососедские отношения, партнерское сотрудничество, политический диалог с соседями, обоснованно рассчитывать на взаимность с их стороны.

А. Квасьневский во второй половине 2000 г. неоднократно возобновлял приглашение В.В. Путину посетить Варшаву. В опубликованном на страницах «Московских новостей» интервью польский лидер говорил о необходимости «нового начала» в отношениях между двумя странами, о недопустимости потери нынешнего шанса наладить близкие и дружеские отношения. В этом контексте он вновь обратился к базовой проблеме доверия польского народа к народам России — к проблеме катынского злодеяния.

Недавно польский президент опубликовал книгу «Дом всех — Польша», в которой посвященный России раздел озаглавил: «Почему Россия не любит извиняться?»

Политический опыт Квасьневского, испытывающего мощное давление со стороны той части общества, которая требует последовательного расчета с тоталитарным прошлым, научил его ответственности перед своими гражданин. Поэтому в беседе с корреспондентом «Московских новостей» В. Мастеровым он указал на проблему Катыни. «Здесь, — подчеркнул он, — необходим жест, который закрыл бы эту горькую тему»{57}. Важность катынской темы для Польши и поляков, необходимость морально-политического жеста для закрытия Катынского дела и примирения нельзя недооценивать. Одновременно польский президент заявил о намерении «отдать дань уважения тем 600 тысячам советских людей, которые лежат в польской земле, отдав жизни за освобождение Польши». В Варшаве это интервью оказалось в центре внимания польской печати и ни один из комментаторов не обошел стороной проблему взаимных жестов примирения между Россией и Польшей. Изложение этого материала самая популярная «Газета выборча» снабдила заголовком «Надо сказать: „Извините“»{58}.