Мир Приключений 1955 (Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов) - Владимир Попов

Сильная и упорная, Заренка следом за Яволодом проходила мужскую науку. Не мог брат ни отказать сестре, ни согласиться с нею и ждал, чтобы скорее минула короткая дневка.

Но дневка затянулась. К утру закурились застрехи, и дым погнало обратно в избы. С каждым часом вьюжило всё сильнее. Наступил такой темный день, что впору зажигать свечи, лучину и носатые фитильные плошки, налитые маслом.

Третий день крутила непогода. Доброга зашел в дом, где Заренка коротала время с братьями. Староста весело выбирал сосульки из бороды. С ним в избе сразу стало тесно и шумно.

Хозяйка, по обычаю, поднесла гостю ковш. Доброга пил без опаски. У него голова крепкая, держаный хмельной мед ему придавал силы. Он запрокинул голову и вылил в себя мед, как в кувшин.

Крикнул и пошутил с невеселой Заренкой:

— Что ты, девонька, завесила глазки ресницами? Не печалься. Братцы вернутся и тебя, как боярышню, оденут соболями и бобрами. А осядут на новом месте, так ты приходи к ним. Они будут большими владельцами, поставят широкие дворы, а тебе приготовят доброго и богатого-пребогатого жениха!

Беседа сошла на охотницкие были. Доброга говорил, не глядя на Заренку, но чувствовал, как девушка его слушала. Ватажный староста не ошибался — Заренка не встречала людей с таким ярким, будто дневной свет, словом, как у Доброги. Он говорил, а она как видела всё. Она невольно сравнивала Доброгу с молчаливым Одинцом, и тот казался мальчиком рядом со зрелым мужчиной.

Ватажный староста не красил повольничью жизнь. Он не забывал сказать о мелкой мошке-гнусе, которая точит живую кожу, лезет в рот и в нос, не дает дышать. Воды не напьешься: пока успеешь донести к губам ковшик, гнус уже плавает поверху, как отстой сливок в молочном горшке. Лесной комар летит тучей, застилает небо, и его рукой не отмахнешь. В начале лета от комариных укусов у человека отекают руки, шея, лицо. Но потом привыкаешь. Комары жалят попрежнему, а опухоли нет. А лесные речки только и ловят, чтобы утопить. Омуты, бочаги, колодник…

Яволод и Радок согласно кивали. Знаем, мол, не боимся.

— Слышишь как? — спросил сестру Яволод.

— Не всё же по ровному ходить, — коротко ответила Заренка.

Как будто ничего не слыхав, Доброга продолжал рассказывать о ловлях и охотах, о звериных повадках. Он передавал сказания о медведях, которые похищали баб и девушек и усыпляли их корнем сон-травы, чтобы они не могли зимой убежать из берлоги. Он рассказывал о схватках с коварной рысью-пардусом, о поединках с медведями и летом и зимой. Говорил о том, как он четыре дня ходил по следу медведя, который погубил в Черном лесу его товарища, и как в отчаянной борьбе со зверем отомстил за друга.

Он разгорался, но соблюдал свою честь: не привирал и не придумывал. Мало ли он повидал! Если всё вспомнить, ему одной чистой правды хватит на всю долгую зиму. Он собрался уходить, и Заренка вышла за ним. За дверью, с глазу на глаз, девушка спросила ватажного старосту:

— Не прогонишь меня от ватаги, если я с вами пойду?

Доброга усмехнулся:

— Не боишься, что тебя медведь украдет?

Девушка вспыхнула и топнула на старосту ногой:

— Не смей, не пустоши! Другую украдет, а я не дамся! Дело говори!

У Доброги пропал смех. Он протянул к девушке руку, будто о чем попросил, и тихо сказал:

— Не в шутку говорю, а вправду, по чести: трудно будет нам, трудно…

— Мне — не трудно, — отрезала Заренка.

Староста взглянул, точно увидел её в первый раз:

— Что же, иди. Я не препятствую.

Он вышел на улицу. Пусто, темно, вьюжно. Всё живое попряталось, собаки и те молчат. Вымер пригород. Снег сечет лицо, а Доброге радостно, ему непогода — ничто! Он потянулся, расправился.

Эта девушка, Заренка, родилась на свет не для шутки и не для легкой забавы. Такая и сильного согнет и на вольного наденет путы. И ладно!

Ватага, пережидая непогоду, отсидела в Ладоге три дня. К вечеру третьего дня метель прекратилась.

Навалило рыхлого, пухлого снега. Под ним залегло озеро Нево, с зелеными водами, с бездонными ямами, со скользкими скалами, с серыми и желтыми песками.

Ватага выползла на озеро. Построились и тронулись. Сильные птицы гуси тянут дружным косяком и беспрестанно меняются. Кто летел в острие клина — отстает, уступая свое место другому. Видно, и в небе, как в снегу, приходится пробивать путь, и умные птицы делят труд.

Ватага полетела по озеру, как гусиный табун. Впереди трое повольников на широких лыжах пахали борозду. За ними трое других припахивали, а за теми остальные уминали и накатывали дорогу доплотна. И обоз катился, как по улице. Лошадкам было только и труда, что пятнать копытами твердую дорожку. Новгородцы умели ходить зимой, и им не были страшны никакие снега. Чем больше бывало в ватаге людей, тем скорее она шла.

Головные менялись по очереди. Соскакивая с ходу в снег, они пропускали лыжников и, став перед обозом на умятый след, отдыхали на легком ходу, пока вновь не оказывались в голове. Издали казалось, что ватага бежит бегом, а по сторонам всё стоят и стоят столбиками люди. Всё белым-бело, засыпано серебряной пылью с синими искорками. Нет, не всё.

— Глянь-ка! — показывал один из бывалых людей молодому парню. — Видишь?

Парень смотрел, сомневаясь, и спрашивал:

— Там? Чернеется. Не то рукавичку кто на снег бросил?

— Рукавичка!.. Такая рукавичка будет с тебя ростом. Это водяная свинья — нерпа вылезла подышать. До неё знаешь сколько ходу будет? То-то.

Повольники переговаривались, отдыхая, и Нево не молчало. Вздохнуло — и издали пошел гул. Ближе и ближе гудело, под ногами треснуло и смолкло.

Заренка идет с братьями. Они в Ладоге сказались родным, что девушка ещё немного проводит парней. А на самом деле она переволила братьев и обошлась без разрешения Верещаги.

Река Свирь уже Волхова, берега пустыннее и лесисты. От Загубья ватага ночевала в лесах.

Ватажный староста быстро сдружился с братьями Заренки. Яволод и Радок искренне гордились, что Доброга их отличал от других, между собой говорили о нем и старались ему подражать. С Заренкой Доброга говорил редко, зато с братьями беседовал так, чтобы его слова девушка слышала. И поглядывал на неё. Иной взгляд говорил не хуже слов.

Девушка ушла из Новгорода ради Одинца. Она видела и ждала его в каждом новом человеке, который просился в ватагу. Кончился Волхов, Нево позади, ватага идет Свирью — Одинца нет и нет. Но хотя и не поздно, Заренка не думает о том, чтобы вернуться домой.

— Утомилась, девушка? — ласково спросил Доброга, незаметно очутившись рядом.