Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

— Будешь кофе? — спросил Эдмон.

— Да… и покрепче.

Эдмон подозвал официантку.

— Слушаю, месье Монрей.

Женька подняла голову.

— Шарлотта?..

— Меня зовут Мишель, мадемуазель, — улыбнулась официантка с лицом Шарлотты.

— Да, простите… Я ошиблась.

Мишель приняла заказ и ушла. Эдмон накрыл своей рукой кисть фехтовальщицы и слегка сжал.

— Не пугайся, это все отец. Он набрал лиц для своего сюжета везде, где только возможно. Посмотри на пианиста.

Женька посмотрела в сторону фортепьяно. За клавишами сидел «король». Она негромко засмеялась и тут же вспомнила мелодию, которую слышала в балете «Твари».

Мишель принесла кофе. Фехтовальщица сделала несколько, обжигающих нёбо, глотков, и ей стало немного легче.

— Сейчас прогуляемся по городу, и ты еще кое-кого встретишь, — пообещал Монрей-младший. — Хочешь?

— Хочу.

Женька смотрела на Эдмона, продолжая немного теряться, а он поддерживал ее пожатием пальцев и понимающе улыбался. Сын профессора оказался немного старше маркиза де Шале. Ему было двадцать восемь лет, но выглядел он так же свежо и был одет так же продуманно, как и тот. Он продолжал улыбаться, и девушка чувствовала, как покалывает кисть руки, которую мягко сжимали его удлиненные пальцы и, которую он не отпускал даже тогда, когда она пила кофе.

После кафе Эдмон повез ее в один из престижных магазинов. У него была машина — великолепный серебристый «Рено», за рулем которого сидел не кто иной, как «Робен».

— Не беспокойся, это только внешность, — сказал Монрей. — В остальном у моего водителя нет больше ничего от того бандита, а зовут его не Робен, а Робер. Он хороший парень.

— А зачем нам в магазин?

— У тебя, наверное, нет приличной одежды. Отец, как и ты, мало занимается собой, поэтому вряд ли позаботился о твоем гардеробе, как должно.

— Мне немного надо.

— Я знаю.

В магазине фехтовальщицу ждал очередной сюрприз. Секцией женской одежды руководил Клеман, то есть, конечно, не сам Клеман Мишо, а его прообраз, причем такой реальный, что девушка не отказала себе в удовольствии как следует покапризничать. Клеману помогали две верткие помощницы в фирменных платьях — «Пакетта» и «Лизи», так что и здесь Женька не стеснялась и замотала обоих «до смерти». Девушки совершенно сбились с ног, подбирая платья для спутницы месье Монрея. Вскоре от обилия вещей самой фехтовальщице стало плохо, и она попросилась на свежий воздух. Эдмон отправил машину с покупками на виллу отца, а сам повел девушку по городу.

— Хочешь, прокатимся по реке? — предложил он.

Женька, конечно, согласилась, и следующим знакомым лицом было лицо водителя речного трамвайчика.

— Де Гран? — улыбнулась она.

— Он давно водит эту посудину, — сказал Эдмон. — Я еще в детстве катался здесь с отцом.

Они взошли на борт и поплыли по реке, как обычные туристы. С рекламных щитов, развешанных на мостах, улыбалась глянцевая Виолетта.

— Модель, — кивнул на нее Эдмон, — Лицо фирмы «Де Флер». Парфюмерии, косметика.

— Вы знакомы?

— Да.

— Близко?

— Все когда-нибудь мечтают о моделях.

— А Катрин, Элоиза?

— Это, на самом деле, мои сестры, но двоюродные. Они будут у нас сегодня.

— А Элоиза… Это правда, что ты играл с ней в карты на раздевание?

— Да.

Что было дальше, Женька, как и в первый раз, спрашивать не стала.

Трамвайчик прошел мимо острова, на котором возвышалась громада Собора Парижской Богоматери. С левой стороны, щедро залитый июльским солнцем, приветливо сверкал окошками Лувр.

Прокатившись по реке, Эдмон и Женька вышли на берег и неторопливо побрели дальше, листая улицы, словно страницы старого дневника. В Лувре они нашли приемную короля, в которой Жанне де Бежар предъявили обвинение в убийстве д’Ольсино, потом зал, где в сюжете шел балет «Твари». Лувр давно уже не был королевским дворцом, но это не мешало Женьке чувствовать за рамами его картин совершенно реальную жизнь их персонажей.

Эдмон предложил съездить в Булонский лес. Павильона де Жанси там, конечно, не было, но его с успехом заменило летнее кафе, где уставшая пара отдохнула и слегка перекусила морскими деликатесами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Женька попросила Эдмона рассказать о себе, что он сделал без особых усилий, а даже с готовностью, будто давно ждал подобного слушателя.

Жизнь его, как и у фаворита короля, была, на первый взгляд, вполне благополучной — обеспеченный дом, забота отца и деда, лучший колледж, университет, теперь надежное дело, доставшееся в наследство. Он так же, как и де Шале, не был примерным мальчиком, конфликтовал с отцом, а его бурное студенчество не раз приводило в бешенство деда. С уехавшей в Америку матерью он так и не виделся, узнавая о ее успехах по журналам или телерепортажам. Об этом Эдмон говорил с иронической усмешкой и считал своей настоящей матерью няньку Луизу Лувье, которую ему в детстве взял отец и, которая впоследствии согревала жизнь не только сыну.

— Твой отец с ней встречался?

— Да. Это она была в сюжете матушкой Генриха де Шале.

— Почему же они не поженились?

— Боялся повторить прошлый опыт. Ему с детства не очень везло с «домашним очагом». Его мать, то есть, моя бабка не занималась домом. Все какая-то деятельность, комитеты, митинги. Она даже чуть коммунисткой не стала. Луиза тоже одно время бегала на ее собрания.

— А ты совсем не хочешь увидеться со своей матерью?

— Зачем? Она чуть не убила меня ради своих шоу, а потом, когда отец помешал ей сделать аборт, бросила. Как я могу хотеть видеться с такой матерью?

Глаза Эдмона сверкнули нехорошим огоньком, и он отвернулся. В разговоре образовалась довольно неприятная пауза и, чтобы ее не затягивать, Женька попыталась перевести разговор на другое, забыв, что это другое тоже не может быть приятной темой для ее собеседника.

— Я говорила вчера с Даниэлем, — сказала она.

— Данкур?

— Да. Твой отец предложил мне съездить на съемку «Фаворита».

— Опять он… — с досадой поморщился Эдмон. — Сочинитель!..

— Монсо дал мне эпизод.

— Даже не думай!

— Как не думать? В понедельник в два я должна быть на съемочной площадке.

— В понедельник выставка. Я заключаю договора и хотел бы, чтобы ты поехала со мной. Не думаю, что Данкур расстроится. Он не знает тебя так, как я.

— Эдмон…

— Что? — повернул к девушке напряженное отчего-то лицо молодой Монрей.

— … Хорошо, я поеду с тобой, — сказала фехтовальщица.

Из Булонского леса Эдмон повез девушку к своей тетке Сабрине. После смерти мужа она была владелицей художественной галереи. Сабрина представляла собой ту ветвь семьи Монреев, которая некогда оказалась под влиянием русской бабушки-эмигрантки Юлии, о которой упоминал профессор. С той поры младшие с ее легкой руки часто увлекались разного рода искусствами.

В галерею Эдмон заехал не только затем, чтобы показать Женьке полотна Ласаре, но и чтобы встретиться там с архитектором, которому были заказаны эскизы будущего ресторанчика. Архитектором оказалась женщина. Она была знакомой Сабрины и прообразом герцогини де Шальон. Эдмон заново познакомил с ней фехтовальщицу, а потом они все вместе посмотрели эскизы.

Ресторанчик был задуман, как небольшой замок в стиле барокко, и у фехтовальщицы опять чувствительно закололо в области поврежденной шеи.

— Это же… павильон де Жанси, — сказала она.

— Какой павильон? — не поняла Франсуаз.

— Жени видела нечто подобное в одной книге, — ответил Эдмон. — По-моему, получилось неплохо! Оставьте все, как есть, Франсуаз! Мы так и назовем его — «Дежанси». Ты не возражаешь? — посмотрел на Женьку Монрей.

Та, конечно, не возражала. Закончив дело с эскизами, Монрей вызвал такси и повез фехтовальщицу на виллу отца. В дорогу он купил несколько журналов о спорте, чтобы полистать их по пути. В свободное время, как это было принято у многих современных предпринимателей, он посещал спортклуб, где играл в теннис, плавал и занимался фехтованием.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})