Паутина и скала - Томас Вулф

И вновь проникнувшись древним житейским еврейским юмором, она с ироничной улыбкой стала думать:

«Лишился аппетита! Сам знаешь, как ты его лишаешься! Я стряпаю для тебя три года, молодой человек, и лишился аппети shy;та ты всего лишь раз, когда уже не мог поднести вилку ко рту! Ли shy;шился аппетита! Господи! Ну и наглость у этого парня! Я же ви shy;дела, как он ест, пока глаза не потускнеют и не полезут на лоб, а потом в течение трех часов в ответ на все, что я скажу, способен только хрюкать, будто свинья! Да! Даже приходя к нам – отвра shy;тительным, как говоришь, людям, – ты теряешь аппетит, так ведь? Господи, разве забыть, как он пришел, когда мы все сидели за обедом, и сказал: «Нет-нет, ничего есть не буду! Ничего! Я только что плотно пообедал в «Голубой ленте» и не могу прогло shy;тить ни крошки… Ладно, – говорит, – пожалуй, с вашего разре shy;шения, выпью чашечку кофе. Буду пить, пока вы едите». Чашеч shy;ку кофе! Умора! Три полные тарелки моих фрикаделек, целое блюдо спаржи, миску салата – ты не сможешь этого отрицать, – две порции яблочного пирога – и кофе! Господи, он даже не вспомнил о кофе, пока все не уплел! Бутылку лучшего «сент-жюльена», какой был у Фрица, вот что ты выпил, мой мальчик, как прекрасно сам знаешь – «пожалуй, выпью стаканчик, Фриц» – выкурил одну из его лучших сигар, выпил два стакана его лучше shy;го бренди! Чашечку кофе! Вот такой была твоя чашечка! Господи! Мы все смеялись до упаду над тем, что сказала Элма после твое shy;го ухода. «Мама, если, по его представлению, это чашечка кофе, я довольна, что он не попросил еще и бутерброд с ветчиной». Да shy;же Фриц сказал: «Да, хорошо, что он не был голоден. Насколько я понимаю, урожай в этом году похуже, чем в прошлом». Мы просто закатывались от смеха над этой чашечкой кофе! И никто из нас не жадничал! При всей своей бессердечности и несправед shy;ливости ты не можешь этого сказать. На такую скупость и мелоч shy;ность способны только вы, христиане».

Эстер поглядела на него с легкой, ироничной улыбкой.

«Чашечка кофе! Не беспокойся, мой мальчик! Свою чашечку кофе ты получишь наверняка! Подожди, вот женишься на какой-нибудь анемичной христианке – она подаст тебе чашечку кофе. Христианского! Две крупинки кофе на ведро помоев! Вот такой кофе ты будешь пить! Да! Кто будет тогда тебя кормить? Кто бу shy;дет тебе стряпать?»

Эстер задумалась с легкой, злобной улыбкой.

«Какая-нибудь маленькая христианка с нечесаными желтыми волосами, плоскими бедрами и глазами утонувшей кошки… Я знаю, что она будет тебе подавать. Явственно представляю! Кон shy;сервированный суп из бычьих хвостов, разваренную треску с ложкой этого отвратительного, белого, липкого христианского соуса, ломоть клейкого хлеба, прокисшее молоко и кусок черст shy;вого торта, который эта девка купила в булочной по пути домой из кинотеатра. «Ну-ну, Джорджик, милый! Будь хорошим маль shy;чиком. Ты даже не притронулся, дорогой, к вкусному вареному шпинату. Он полезен тебе, лапочка, в нем много необходимого тебе железа. (Какое там, к черту, необходимое железо! Через три месяца он позеленеет от болей в животе и расстройства пищева shy;рения… Ты будешь вспоминать обо мне всякий раз, отправляя кусок в рот!) Нет, скверный мальчик! Бефстроганова больше нельзя. Ты уже три раза ел мясо в этом месяце, за последние три недели, дорогой, съел шесть и три восьмых унции мяса, для тебя это очень вредно. В нем содержится мочевая кислота. Если бу shy;дешь хорошим мальчиком, лапочка, через две недели позволю тебе съесть баранью отбивную. На все это время я составила тебе превосходное меню. Вычитала его в кулинарных советах Молли Неряхи в «Дейли жуть». О, смак, смак. Смак! У тебя слюнки бу shy;дут течь, когда увидишь, что я тебе приготовила, дорогой. (Да, и если я его хоть немного знаю, слезы тоже!) Следующая неделя, любимый, у нас будет рыбной. Будем есть только рыбу, лапочка, отлично, правда? (О, да! Словами не выразить.) Молли утверждает, что рыба тебе полезна, ягненочек, организму нужно много рыбы, это пища для мозга, и если мой большой мальчик порабо shy;тает своим большим замечательным мозгом, обдумает все эти прекрасные мысли, он будет хорошим мальчиком и станет есть много рыбы, как велит мамочка. В понедельник, дорогой, у нас будет импортная венгерская зубатка с куриным кормом, во втор shy;ник, лапочка, лонг-айлендская прилипала с желудочным соком, в среду, любимый, копченая селедка а ля Горгонзоля со зловон shy;ным салатом, в четверг, милый, у нас будет разваренная треска с подливкой из требухи, а в пятницу – пятница поистине Рыбный День, ягненочек, в пятницу у нас будет… Гадкий мальчишка! Сейчас же перестань хмулиться! Не хочу, чтобы класивое лицо мо shy;его большого мальчика полтила эта плотивная хмулость. Открой ротик и проглоти столовую ложку этого кипяченого сливового сока. Ну, вот! Лучше стало, правда? Он полезен для твоих внут shy;ренностей, дорогой. Утром проснешься в прекрасном самочувст shy;вии!».

Гордая, мрачная, раскрасневшаяся, она, быстро снимая и на shy;девая кольцо, смотрела на Джорджа с легкой, задумчивой улыб shy;кой и восхитительным ощущением торжества.

«О, ты будешь вспоминать меня! Еще как будешь! Думаешь, что сможешь меня забыть, но у тебя ничего не выйдет! Если и за shy;будешь все остальное, поневоле будешь вспоминать меня всякий раз, отправляя в рот христианскую еду!».

«Плети, плети, плети! – думала Эстер. – Плети, безумный, из shy;мученный плетельщик, покуда сам не запутаешься в собственной паутине! Не пользуйся тем, что у тебя есть. Сходи с ума, желая то shy;го, чего у тебя нет. А чего ты хочешь? Знаешь? Можешь сказать? Имеешь хоть какое-то представление? Быть здесь и не здесь, быть в Вене, Лондоне, Франкфурте и Австрийском Тироле одновремен shy;но. Быть одновременно в своей комнате и на улице. Жить в этом городе, знать миллион людей, и жить на горной вершине, знать всего троих-четверых. Иметь одну женщину, один дом, одну ло shy;шадь, одну корову, один клочок земли, один населенный пункт, од shy;ну страну и так далее, и иметь тысячу женщин, жить в десяти стра shy;нах, плавать на сотне судов, отведать десять тысяч блюд и напит shy;ков, жить пятьюстами разных жизней – и все одновременно! Смо shy;треть сквозь кирпичные стены в миллион комнат, видеть жизнь всех людей, и глядеть мне в сердце, раскрыть мою душу нараспаш shy;ку, задать мне миллион вопросов, постоянно, до безумия думать обо мне, сходить с ума от мыслей обо мне, воображать обо мне ты shy;сячу безумных мерзостей и мгновенно в них верить, съесть меня вместе с потрохами – и забыть обо мне. Иметь сотню идей и пла shy;нов будущей работы, книг и рассказов, которые собираешься на shy;писать, браться за десяток дел и ни одного не заканчивать. Испы shy;тывать безумное желание работать, а потом растягиваться на кро shy;вати, мечтательно глядеть в потолок и желать, чтобы все исходило из тебя, как эктоплазма, чтобы карандаш сам бегал по бумаге и де shy;лал за тебя всю каторжную работу, писал, просматривал, исправлял, становился в тупик, ругался, расхаживал по комнате и бил shy;ся головой о стену, трудился до кровавого пота, кричал: «Черт возьми! Я схожу с ума!» – уставал, приходил в отчаяние, вечно зарекался больше не писать, а потом снова бы садился работать, как проклятый! О, какой замечательной была бы жизнь, если бы всю эту часть можно было отсечь от нее! Как было бы замеча shy;тельно, если бы слава, репутация, любовь только бы ждали наше shy;го зова, и если б работа, которую мы хотим сделать, удовлетворе shy;ние, которое надеемся получить, приходили бы к нам, когда по shy;желаем, и покидали нас, когда мы устанем от них!».

Эстер взглянула на Джорджа и в глазах ее вспыхнуло раздра shy;жение.

«Вот он, мечется повсюду и везде терпит крах! Уверен в своей цели и забывает о ней всякий раз, как зазвонит телефон, кто-то пригласит выпить, какой-то болван постучит в дверь! Сгорает от желания всего. Кроме того, что имеет, и отворачивается от того, что получает, едва получит! Надеется спастись, сев на судно и от-правясь в другую страну, отыскать себя, затерявшись, переме shy;ниться, изменив адрес, начать новую жизнь, найдя новое небо! Вечно верит, что найдет что-то необыкновенное, великолепное, красивое где-то в другом месте, когда все великолепие и красота мира здесь, перед ним, и вся надежда найти, сделать, спасти что бы то ни было, заключена в нем самом!».

С присущими ей ненавистью к неудаче, отвращением к нере shy;шительности и замешательству, с любовью к успеху, который це shy;нила чуть ли не на вес золота – к разумному использованию жиз shy;ни и таланта, к знанию, которое неизменно руководствуется яс shy;ным планом – Эстер, дрожа в яростной, неукротимой решимос shy;ти, сжимала и разжимала кулаки, смотрела на него и думала:

«Господи! Если б я только могла передать ему часть своей спо shy;собности работать и добиваться цели! Если б только могла наста shy;вить его на путь и удерживать там до конца! Если б только могла научить его собирать силы и использовать их для нужной цели, извлечь из него чистое золото – да, самое лучшее! Это единст shy;венное, что может быть сносным! – и не давать всему этому про shy;падать впустую, растрачиваться по мелочам, тонуть в массе лож shy;ного и никчемного! Если б только я могла показать ему, как это делается – и, клянусь Богом, – подумала она, сжимая согнутые руки и кулаки, – покажу непременно!».